После тридцатилетнего перерыва
А. В. Луначарский, Пьесы, «Искусство», М. 1963, 606 стр. («Библиотека драматурга»).
В январе 1930 года Анатолию Васильевичу Луначарскому, являвшемуся, в дополнение ко всем своим многочисленным обязанностям, еще и ответственным редактором «Литературной энциклопедии», прислали на просмотр обширную статью «Драма», которая предназначалась для третьего тома энциклопедии. Луначарский, всегда страстно любивший театр и лучше, чем кто бы то ни было, понимавший значение драматургии, прочитал статью с особым интересом. В статье было и то, что он одобрял, и то, с чем он не соглашался. Но, к своему удивлению, в разделе «Современная русская драма» (его автором был театральный критик Э. Бескин) Луначарский, автор более чем двух десятков пьес, выступавший уже в течение четверти века на поприще драматургии, не обнаружил своего имени.
Возвращая статью ответственному секретарю редакции, Луначарский высказал в письме свои соображения о некоторых ее разделах. Здесь же он коснулся и удивившего его факта умолчания о своей драматургии. Так как это письмо еще не опубликовано, приведем из него соответствующее место целиком. «Не стану спорить, – писал Луначарский, – относительно части, посвященной советскому театру. Пожалуйста, не заподозрите меня в желании как-нибудь подчеркнуть мою скромную личность, но все-таки я никак не могу согласиться с тем, что упоминаются Чижевский, Вакс и т. д. и во всей довольно большой статье совсем нет драматурга Луначарского. Автору, Э. Бескину, очень хорошо известно, что еще недавно по количеству пьес, шедших на сцене, этот драматург занимал первое место, а по количеству зрителей, которые пересмотрели его пьесы, – одно из первых. Сейчас, правда, это пока изменилось. Совершенно не желая как бы то ни было развертывать соответственные сведения, считаю необходимым после перечисления пролетарских драматургов, включая даже таких, в активе которых имеется, например, одна переделка и больше ничего, а относительно некоторых из которых (Чалая, Ваграмов) не только я ровно ничего не знаю, но никак не мог добиться никаких справок, – вставить хотя бы такие строки: «Одним из первых драматургов, старавшихся дать нашему театру советские пьесы, был А. В. Луначарский. Еще в 1920 году шли его исторические пьесы, «Кромвель» и «Фома Кампанелла». В 1921 году он сделал попытку отразить революционные события Запада в пьесе «Канцлер и слесарь», и ему же принадлежит едва ли не первая советская бытовая драма «Яд».
Ничего другого мне не нужно. Только эти строчки, – не из личных соображений, а только из соображений полноты информации. Я думаю, что т. Э. Бескин с тем большей готовностью сделает это, что как раз он в большой статье в «Веч. Москве» по поводу пьесы «Яд» указал, что это первая подлинно советская бытовая драма» 1.
Письмо возымело свое действие, и в энциклопедической статье появились с небольшими изменениями те строки, которые предложил включить Луначарский. Несправедливость была устранена. Отсутствие имени Луначарского в работе, дававшей сведения по истории советской драматургии, разумеется, было непростительным упущением. В начале 20-х годов он действительно являлся самым популярным советским драматургом при всей спорности некоторых его пьес и трудности для сценического воплощения ряда других.
Однако в 30-е годы драматургия Луначарского уже сошла со сцены и не пользовалась сколько-нибудь заметным вниманием. Единственный раз (в 1935 году) были изданы его «Избранные драмы» да появилось две-три статьи о них. А вскоре не только драматургия Луначарского, но, можно сказать, вся его деятельность была почти забыта, о ней вспоминали редко и неохотно.
Только после благотворных перемен, происшедших ныне в нашей общественной жизни, Луначарский и его литературное наследие обрели подобающее им место в истории социалистической культуры. Вспомнили и о драматургической части этого наследия. Ее стали изучать, ей посвящают свои диссертации и статьи молодые литературоведы из Ленинграда и Минска, Харькова и Кишинева, Ташкента и Шадринска. К ней обратились и некоторые театры нашей страны – в Севастополе, Пскове, Ногинске. Оказалось, что сценическая жизнь некоторых созданий Луначарского-драматурга не может считаться законченной, что их еще рано сдавать в архив.
И наконец после тридцатилетнего перерыва дошла очередь и до переиздания пьес. Почти одновременно с первыми книгами восьмитомного собрания сочинений, включающего литературно-критические статьи Луначарского, в «Библиотеке драматурга» вышел однотомник его пьес. Он подготовлен А. Дейчем, который известен не только как знаток и исследователь работ Луначарского, связанных с театром и драматургией, но и как многолетний сотрудник Анатолия Васильевича в этой области.
В свой том составитель, естественно, стремился включить наиболее значительные пьесы. Среди них нашли свое место и «Королевский брадобрей» – первое большое драматическое произведение Луначарского, раскрывающее в своеобразной гротескной форме уродливую сущность и неизбежность краха деспотического самовластия; и социально-философские драмы «Фауст и город», и «Освобожденный Дон Кихот», в которых классические вековые образы мировой литературы перенесены в новые социальные условия; и историческая мелодрама «Оливер Кромвель», показывающая величие и ограниченность вождя буржуазной революции; и пьеса о классовой борьбе в современном западноевропейском государстве – «Канцлер и слесарь»; и «Яд» – одна из первых пьес о советской молодежи.
Драматургическое наследие Луначарского очень неравноценно, и, разумеется, не все пьесы следует обязательно переиздавать. Но почему-то в книгу не вошло одно из лучших произведений Луначарского-драматурга – дилогия «Фома Кампанелла» («Народ» и «Герцог») с ярким центральным образом замечательного человека эпохи Возрождения, мыслителя и борца, стремящегося приблизить торжество справедливости и разума в общественной жизни, но не поддержанного своими современниками. По художественной выразительности и пластичности эта пьеса удачнее и «Канцлера и слесаря», и «Яда», в которых немало схематического и декларативного.
Вступительная статья А. Дейча написана с несомненным знанием материала и дает верную характеристику включаемых в книгу пьес. Она выгодно отличается от другой, недавно появившейся работы о Луначарском-драматурге- главы в первом томе «Очерков истории русской советской драматургии», подготовленных Ленинградским институтом театра, музыки и кинематографии. Автор этой главы А. Альтшуллер утверждает, например, что в «Фоме Кампанелле»»сильна эротическая тема», и это квалифицируется как «своеобразный отзвук прежних философских заблуждений автора, проявившихся в его «Основах позитивной эстетики» (1904), где социальные законы развития общества подменены биологическими». Так к действительным, хотя и неточно характеризуемым, ошибкам Луначарского присоединяются мнимые. В «Освобожденном Дон Кихоте» осуждается «налет книжности и стилизации». Но ведь без обращения к стилизации автор и не мог бы написать эту своеобразную драму об иной стране и иной эпохе, не мог разработать подсказанную определенным литературным произведением тему.
Напрасно А. Альтшуллер склонен оценивать социально-философские и исторические драмы Луначарского, то есть лучшую часть его драматургии, как произведения второго сорта, недостаточно актуальные по своей проблематике и жанру: «…призывая деятелей сцены отражать жизнь народа, он (Луначарский. – Н.Т.) сам как драматург интересовался лишь философскими, историческими темами, а социальную борьбу рисовал в отвлеченном плане». Но ведь эти философские и исторические пьесы пользовались успехом у читателей и зрителей тех лет именно потому, что были проникнуты большой социальной проблематикой, были созвучны революционной современности, помогали осмыслить жизнь и судьбу народа в прошлом, настоящем и будущем. И разве о том же «Кромвеле» можно сказать, что социальная борьба здесь рисуется «в отвлеченном плане»?
По А. Альтшуллеру получается, что вершиной творческого пути Луначарского-драматурга является пьеса «Яд», в которой автор от «космических» пьес и «общечеловеческих» проблем «извилистым путем» пришел к реалистическому изображению конкретной современной действительности. Но в эту схему никак не укладывается своеобразная драматургия Луначарского, сила которой была отнюдь не в воспроизведении современного быта, а в создании больших, героических, масштабных образов на историческом или литературном материале, в постановке и художественном решении подсказанных революционной эпохой социально-философских проблем.
Отрадно отметить, что статья А. Дейча в рецензируемой книге свободна от вульгаризаторских тенденций в освещения драматургии Луначарского. Можно, правда, говорить о некоторых существенных ее пробелах. При характеристике пьес недостаточно показана та конкретно-политическая почва, на которой возникали произведения драматурга. Возьмем для примера «Освобожденного Дон Кихота». Образ гуманиста, пытающегося установить всеобщий мир и согласие, а на деле путающегося между ногами борющихся, мешающего делу революции, сложился у писателя под влиянием совершенно конкретных фактов и впечатлений. «Идея современного дон-кихотизма, – рассказывал сам Луначарский, – особенно ярко возникла в моем уме, когда я присутствовал при беседе между Владимиром Ильичом Лениным и М. Горьким» 2. В этой беседе В. И. Ленин говорил о «славных, добрых людях» из петроградской интеллигенции, сочувствие которых «всегда с угнетенными» и которые «всегда против преследований». Поэтому они готовы помогать и контрреволюционерам, если их преследуют революционные органы, и тем самым во имя абстрактно понятой добродетели обезоруживать революцию.
Объективно в одном ряду с этими «славными добрыми людьми» оказался и осуждавший революционное насилие Короленко, с которым Луначарский в те годы полемизировал. Не случайно пьеса была закончена в начале 1922 года: известие о смерти писателя, последовавшей в конце декабря 1921 года, всколыхнуло новые раздумья о нем у автора «Освобожденного Дон Кихота».
Следовало шире показать и связь драматургической практики Луначарского с его теоретическими высказываниями.
Это сделано там, где говорится о мелодраме, но не надо забывать и очень интересных рассуждений Луначарского об исторической драматургии. Его мысли об изображении предшественников нашей революции, о «трагедиях пророков» и «трагедиях реализаторов» осветили бы дополнительным светом произведения самого Луначарского, у которого мы как раз и находим оба эти варианта исторических драм.
Поскольку статья носит «широкое» заглавие «Драматургия А. В. Луначарского», хотелось бы видеть в ней краткую характеристику и менее значительных пьес, не вошедших в книгу: и «фарсов для любителей», я «драмолетт» из сборника «Идеи в масках» (в статье речь идет только о «драматической фантазии»»Гости в одиночке»), и агитпьесок периода гражданской войны {вроде скетча «Братство»). Это позволило бы представить облик Луначарского-драматурга более многосторонним, каким он и был в действительности.
Есть в статье и одна фактическая неточность: первая встреча Луначарского с В. И. Лениным произошла в 1904 году не в Женеве, как сказано на стр. 8, а в Париже.
При всех этих замечаниях статью следует оценить как содержательное введение, дающее правильное представление о главном в творчестве Луначарского-драматурга.
В примечаниях, сопровождающих книгу, сообщаются сведения о сценической истории пьес. Из включенных в примечания материалов особенно важно опубликованное в «Курской правде» письмо Луначарского, из которого мы узнаем, как отозвался о пьесе «Королевский брадобрей» и что отметил в ней В. И. Ленин.
Книга оживит в сознании читателей важную страницу истории советского театра. Она покажет им еще одну существенную сторону творчества замечательного писателя-большевика, сторону, которая до сих пор многими недооценивается, главным образом вследствие недостаточного знакомства с нею.