№5, 1957

Поль Лафарг и критика натурализма

Фрагменты исследования «Из истории ранней марксистской критики».

 1

Изучение истории марксистской литературной критики неоценимо для понимания литературных явлений прошлого и для разработки проблем марксистско-ленинской эстетики. К сожалению, эта история еще мало исследована, в особенности – история марксистской критики в западноевропейских странах.

Особый интерес представляет марксистская критика 80 – 90-х годов. Это были годы, когда в крупнейших странах выступила плеяда талантливых теоретиков и литераторов – учеников и последователей Маркса и Энгельса, популяризировавших теорию научного социализма и разрабатывающих ее применительно к разным областям человеческой деятельности и истории. Марксистская литературная критика, представленная до того отдельными статьями и высказываниями основоположников научного социализма, начала в эти годы складываться и развиваться, как определенная и широкая область теоретической и практической борьбы революционного пролетариата. В России появляются литературно-критические статьи Г. В. Плеханова, во Франции – статьи Поля Лафарга, в Германии – работы Франца Меринга, в Англии – статьи Эдуарда Эвелинга. Ряд критиков-марксистов (Лафарг, Эвелинг, Шарль Бонье и другие) принадлежал к близкому кругу Энгельса, повседневно – лично или в переписке – общаясь с ним. В эти годы определился ряд теоретических положений, конкретных оценок и характеристик, которые прочно вошли в марксистско-ленинское литературоведение и стали для нас столь обычными, что мы часто забываем о времени и обстоятельствах их возникновения.

Мы отнюдь не собираемся считать непогрешимыми все высказывания и оценки, принадлежащие марксистским литературным критикам 80 – 90-х годов. Но, не закрывая глаза на их отдельные ошибки, необходимо сосредоточить свое внимание на тех положениях и на том опыте, которые двигали марксистскую эстетику вперед. Особое внимание и особую бережность мы должны проявить к деятельности критиков, близких к Энгельсу, и к их работам, написанным при его жизни. «После смерти Маркса, – писал Ленин, – Энгельс один продолжал быть советником и руководителем европейских социалистов… Все они черпали из богатой сокровищницы знаний и опыта старого Энгельса»1 В применении к людям, повседневно соприкасавшимся с Энгельсом, это руководство ощущалось самым непосредственным образом.

«Вера Засулич как-то правильно сказала, что мысль о том, что подумает или что скажет «Генерал», не раз удерживала многих из нас от плохого поступка или слова», – вспоминал Эдуард Эвелинг2 И это, понятно, относилось и к литературной деятельности людей, близких к Энгельсу. Каждый из литераторов-марксистов ощущал тогда на себе не только его руководство, заботу, поощрение в смелых начинаниях, но и его требовательность, его непримиримое отношение ко всякого рода вульгаризации, догматизму, метафизической болтовне и оторванному от реальной практики «энтузиазму». И если Энгельс умел беспощадно громить лжемарксистов-вульгаризаторов, вроде Пауля Эрнста, то он умел и с отеческой взыскательностью и в то же время с большой чуткостью относиться к близким ему людям.

Недавно в Париже вышли два тома трехтомной переписки Энгельса с Полем и Лаурой Лафарг, содержащей более пятисот неизвестных нам писем3 Эта публикация, представляя собою неоценимый вклад в изучение истории марксизма, является яркой документальной иллюстрацией к словам Ленина о роли Энгельса как руководителя европейских социалистов. Вместе с тем эта переписка, охватывающая более чем четверть века, наглядно раскрывает содержание той высокой оценки, которую Ленин дал Лафаргу, назвав его «учеником Энгельса» и охарактеризовав его как «одного из самых талантливых и глубоких распространителей идей марксизма»4

Эта переписка снова и снова подтверждает, что в какой бы области ни выступал Лафарг, он всегда встречал указания и помощь Энгельса. Многие из работ Лафарга Энгельс читал еще в рукописи, и многие из этих работ были написаны Лафаргом по инициативе Энгельса. В поле заботливого зрения Энгельса находилась и литературно-критическая деятельность Лафарга. Вот почему эта переписка не только предоставляет нам возможность открыть и уточнить многое в литературно-критической деятельности Лафарга, но и позволяет рассматривать статьи Лафарга, получившие положи-

тельный отзыв Энгельса, как произведения, в которых в какой-то мере отражены и взгляды Энгельса на те или иные литературные явления и проблемы.

 

* * *

Развитие марксистской литературной критики совпало с периодом расцвета натуралистической школы в литературе. И естественно, что проблемы натурализма заняли в этой критике большое место. Но интерес, проявленный Энгельсом и близкими к нему критиками к натурализму, объясняется не только этим хронологическим совпадением. Он имеет более глубокие корни.

Характерным является то, что среди людей, близких к Энгельсу и писавших о литературе, не было ни одного, кто бы не откликнулся на проблему натурализма. Формы этих откликов были разнообразными: от пространной статьи Лафарга до доклада о натуралистической драме, который сделала в одном из лондонских театральных обществ дочь Маркса – Элеонора Маркс-Эвелинг. Что касается самого Энгельса, то мы до сих пор знали лишь его мнение о некоторых явлениях немецкого и скандинавского натурализма. Относительно же мнения Энгельса о французском натурализме и Золя мы вынуждены судить лишь по вскользь сделанным замечаниям о Золя в известном письме Энгельса к Гаркнесс и в ныне опубликованном письме к Лауре Лафарг. Изучение статей критиков, близких к Энгельсу, о натурализме и отношения к этим статьям Энгельса дает возможность, хотя и косвенным путем, более полно судить об отношении Энгельса к Золя и возглавляемой им литературной школе.

Следует с самого же начала сказать, что марксисты никогда огульно не осуждали и не отвергали творчество Золя. Наоборот, они высоко ценили интерес этого писателя к современности, его смелое, новаторское обращение к изображению сложных явлений и процессов капиталистического общества и положения народных масс, его гражданское «мужество в борьбе против реакции. Лафарг назвал его «могучим талантом», романы которого «останутся значительнейшими произведениями нашей эпохи». И эта оценка, данная в те годы, когда еще далеко не полностью раскрылись социальный пафос и художественная глубина писателя, оставалась неизменной для марксистов.

С особой яркостью сказалось отношение представителей марксизма к Золя как к писателю-гражданину после появления письма «Я обвиняю» (1898), в котором писатель выступил против реакционных сил Франции, осудивших невиновного Дрейфуса. Жюль Гэд, бывший тогда одним из руководителей марксистского крыла французского социалистического движения, назвал это письмо «великим революционным актом нашего времени». Плеханов собирался послать Золя сочувственное письмо от русских социал-демократов. Ленин, находившийся в сибирской ссылке, хранил у себя фотографию Золя.

В статье, посвященной смерти Золя, Франц Меринг говорил о нем как о писателе, «который по своим способностям и прилежанию, по своей честности и мужеству имел право причислять себя к славной фаланге Дидро и Лессинга, Руссо и Вольтера»5 А через десять лет после его смерти, в 1912 году, большевистская «Правда» писала о нем, как об «одном из величайших писателей XIX века».

Десятилетия, прошедшие со дня смерти писателя, дали возможность обозреть и оценить жизнь и творчество Золя во всех их противоречиях и во всем их величественном единстве. Большую роль в уяснении сильных и слабых сторон Золя и непреходящего значения его романов сыграла книга Анри Барбюса «Золя». Ярким свидетельством отношения к наследию Золя со стороны современных прогрессивных сил Франции служат призыв следовать примеру Золя в борьбе против реакции, произнесенный Марселем Кашеном с трибуны Национального Собрания, положительная оценка творчества Золя, данная Морисом Торезом, и большая популярность произведений Золя среди французских трудящихся. Объясняя причины неувядаемости наследия Золя, Жан Фревиль пишет: «Народ любит Золя – защитника обездоленных, ненавистника буржуазии, противника милитаризма»6

О ценности и актуальности наследия Золя для французского народа и о примере писателя-гражданина для прогрессивных сил Франции говорил в своей речи в Медане Луи Арагон. Но при этом Арагон указал, что справедливость, воздаваемая ныне Золя, не означает, что мы не видим недостатков его творчества. «Существует критика романов Золя слева, которую не следует смешивать с оскорблениями и с нападками на великого писателя со стороны реакции. Я мог бы попутно рассматривать Золя и в ее свете, сказать о несостоятельности натурализма, о том, что уже устарело в теории экспериментального романа»7 Поясняя, что именно он подразумевает под «критикой романов Золя слева», Арагон указывает на работу Лафарга. «В 1891 году, – говорит он, – один из замечательных умов французского социализма, Поль Лафарг, выступив по поводу романа «Деньги», положил начало тому критическому пересмотру, к которому нас обязывает история». Напомнив о правомерности «критики романов Золя слева», Арагон отнюдь не противоречил своей высокой оценке наследия и примера Золя. Более того, не будь этой критики, не было бы возможности выявить и объективное положительное значение наследия писателя, реалистическую силу его таланта, то и дело преодолевающую натуралистический метод.

Анри Барбюс писал, что Золя завоевал себе право на существование не заимствованными им сомнительными естественно-научными и физиологическими теориями, «но самой своей силой, чудесной жизненностью и отраженной в них революционной мощью самой действительности»8 И в своей книге он показал ограничительную роль натурализма, «золаизма», вышелушив из него драгоценное ядро творчества Золя.

Беседуя в 1932 году с Барбюсом по поводу его книги о Золя и сказав, что ее автор прав, обратившись к великому образу, который «сопутствует нам в наших битвах», Морис Торез заметил при этом: «Я думаю, что было полезно подчеркнуть, как это сделали Вы, некоторые недостатки и уязвимые места у Золя. Это лучший способ их избегнуть». И дальше Торез указал на те же недостатки мировоззрения и метода Золя, которые были отмечены и ранней марксистской критикой9

Основным объектом марксистской критики 80 – 90-х годов был натуралистический метод. Она выступала не против Золя, а за Золя, против «золаизма». Отмечая «могучий талант» Золя и приветствуя его новаторский интерес к социальным явлениям современности, она резко осуждала теорию натурализма и указывала, что натурализм ограничивает глубину раскрытия писателем мира и обедняет его творчество.

И подобно тому, как признание большого значения этой критики не противоречит высокой оценке наследия Золя и не может быть воспринято как попытка «принизить» Золя, так и все сказанное о ее роли для последующего изучения наследия писателя не должно быть воспринято как попытка «оправдать» ее перед судом истории. Резкость некоторых ее суждений не нуждается в наших оправданиях. Речь идет о живом историческом процессе, о борьбе, протекавшей в определенных исторических условиях. И важно понять смысл и характер этой борьбы, для чего необходимо выяснить ее исторические и теоретические корни. Значение выступлений критиков-марксистов по поводу Золя к тому же гораздо шире задач оценки именно этого писателя. Речь идет о принципиальной оценке целого литературного направления, творческого метода.

Марксистская критика была качественно новой критикой, рассматривавшей натурализм в его соотношении с классовой борьбой пролетариата и исторической ролью пролетарского революционного движения. Исследованные материалы позволяют нам утверждать, что борьба против натурализма являлась для Энгельса и близких к нему критиков частью общего наступления революционного пролетариата против буржуазной идеологии – против позитивизма в философии и социологии, против реформизма, против деградирующего искусства буржуазного общества. Поэтому было бы ошибочно сводить круг вопросов, возникающих при изучении ранней марксистской критики натурализма, только к литературной проблематике. Наоборот, характерное для этой критики противопоставление натурализму реализма может быть понято лишь в том случае, если мы будем рассматривать его в широкой связи с революционной практикой и теоретическими боями, которые вели в то время представители марксизма.

В борьбе марксистской критики против натурализма можно выделить три основные черты.

Во-первых, выступление марксистской критики против теории и практики натурализма имело, как уже было сказано, и философское и непосредственное политическое значение.

Во-вторых, оно знаменовало собою выступление последователей Маркса и Энгельса против наиболее характерных «тенденций литературы того времени под знаком борьбы за реализм и являлось, таким образом, важным этапом в формировании марксистской эстетики. Общие определения реалистического искусства как искусства, правдиво и глубоко раскрывающего действительность, изображающего типические характеры в типических обстоятельствах, показывающего противоречия, ведущие тенденции и перспективы развития общества, – эти общие определения приобретали конкретно-историческое содержание. Так, характеризуя задачи, стоящие перед современной реалистической литературой, Энгельс указывал на то, что одним из важнейших условий реалистичности литературы на новом этапе является правдивое изображение рабочего класса, изображение борьбы пролетариата за свое освобождение, его активного отпора классовым угнетателям.

И в связи с этим выявляется третья черта, характеризующая выступление марксистской критики против натурализма, – борьба против натуралистического (и декадентского) принижения человека вообще и человека труда в особенности, острая постановка вопроса об изображении рабочего, как нового объекта европейского искусства. Характерным для марксистской критики 80 – 90-х годов была и попытка показать (и в свете научного социализма объяснить) процесс перерастания натуралистического объективизма в декадентский субъективизм.

Нужно ли доказывать, что изучение этой критики имеет для нас не только историческое, но и актуальное значение, давая нам в руки дополнительное оружие в нашей борьбе за социалистический реализм!

 

* * *

Одна из важнейших задач, встающих перед нами при изучении работ представителей ранней марксистской критики о натурализме, состоит в том, чтобы выявить причины, побудившие ее обратить пристальное внимание именно на натурализм.

Для того чтобы понять соотношение натурализма и борьбы рабочего класса, необходимо уяснить одно важное обстоятельство. Оно касается вопроса о соединении научного социализма и рабочего движения. Для Франции, где утопический социализм проявил живучесть и продолжал вносить разброд в рабочее движение, этот вопрос приобретал особую остроту. В 1880 году была опубликована программа французских марксистов, мотивировочная часть которой исходила не из абстрактных идеалов, а из научного анализа тенденций капиталистического развития, уже несущего в своих недрах предпосылки социалистического обобществления и требующего революционного вмешательства пролетариата. 80-е годы прошли во Франции под знаком трудной борьбы за утверждение научного социализма в рабочем движении, за создание отдельной пролетарской политической партии. И нельзя решить вопрос о противоречиях, присущих писателям той эпохи, и о прогрессивности этих писателей, рассматривая их вне процессов, характерных для нового этапа классовой борьбы пролетариата. Анализ этих процессов нужен не только для справок о прототипах социалистов у Золя или другого романиста, как это предполагают некоторые наши литературоведы. Это лишь частные вопросы, которые не исчерпывают сложной проблемы познания и отражения художником существенных черт своей эпохи.

Яркий пример в этом отношении – роман Золя «Дамское счастье» (1883). Изобразив новое явление в развитии капитализма – капиталистическую концентрацию производства (и в этом была большая заслуга писателя). Золя в поисках разрешения классовых противоречий и рабочего вопроса обратился к идеям утопического социализма и филантропизма, к «фаланстерам» Фурье, организуемым при содействии предпринимателей. Появившись в годы острого размежевания и борьбы между сторонниками научного социализма и социализма утопического, приобретавшего форму реформизма, этот роман – помимо намерений его автора – воплотил в себе противоречия, свойственные французскому социалистическому движению того времени, и вторгся в борьбу между пролетарскими и мелкобуржуазными тенденциями в этом движении. Решение Золя не только не являлось передовым, но, наоборот, отражало отживающие теории и отсталые тенденции, тормозившие борьбу трудящихся против эксплуататоров.

Не зря Энгельс даже после появления «Жерминаля», где были показаны и стихийные революционные тенденции пролетариата, иронизировал над теми социалистами, которые находили у Золя чуть ли не марксистское понимание общественного развития. В одном из недавно опубликованных писем к Лауре Лафарг Энгельс, характеризуя Конрада Шмидта как «зеленого юнца», пишет: «Он восторгается Золя, у которого он открыл «материалистическое понимание истории»10 Пример с «Дамским счастьем» – лишь один из примеров объективного исторического соотношения творчества главы натуралистической школы, с одной стороны, и развития капитализма и рабочего движения – с другой; соотношения, которое складывалось вне зависимости от субъективных намерений писателя и которое мы видим сейчас более отчетливо, чем участники политической и литературной борьбы того времени.

Таким же образом мы можем себе представить и ту остроту, какую приобретал натурализм как литературный метод. Философской основой натурализма являлся позитивизм. Об этом говорил сам Золя. Позитивизм, новейшее в то время «достижение» буржуазной философской мысли, отменял философию во имя эмпирических «положительных знаний». Научному материализму, диалектике позитивисты всех оттенков противопоставляли свою наукообразность, свой механистический материализм, свою вульгарную теорию эволюции, переносящую в социальный мир законы органической природы. Терминологически маскируясь под научный социализм, позитивизм проникал и в социалистическое движение. Вытесняя старые социально-этические принципы утопического социализма, он услужливо подставлял последнему свою «научную» опору. Ползучий эмпиризм, учение об эволюционном развитии общества как нельзя лучше пришлись впору поссибилистам и другим представителям реформизма. И борьба против всяческих социологических разновидностей позитивизма была для марксистов актуальной политической задачей.

Из дальнейшего – из рассказа о борьбе против Спенсера или «социологов»-дарвинистов – видно будет, что эта борьба не ограничивалась рамками Франции. Она имела международный характер и получила свое отражение и в марксистской литературной критике.

Литературная критика, рожденная марксизмом, обратилась к явлениям литературы для решения насущнейших задач революционной теории и политической борьбы. Художественная литература явилась для нее важным участком общего фронта борьбы за освобождение трудящихся.

Вот почему с первых же своих шагов марксистская критика повела атаку против тех, кто пытался оторвать искусство от общественной жизни, против теоретиков «чистого искусства», а также и против тех, кто пытался лишить искусство его глубокого идейно-философского содержания, низводя его до натуралистически поверхностного описания действительности.

Марксистская критика в западноевропейских странах не имела для своего развития тех огромнейших преимуществ, которые предоставляли русским марксистам традиции Белинского, Чернышевского и Добролюбова. Во второй половине XIX века здесь занимала господствующее положение буржуазная критика, весьма далекая от интересов народных масс. Животрепещущие вопросы назначения искусства рассматривались с узких литературно-профессиональных позиций. Представителям марксистской литературно-критической мысли на Западе приходилось вытаскивать литературную проблематику на широкую арену политической борьбы. Вопрос о натурализме был поставлен в связь с проблемами народной борьбы только марксистской критикой. Насколько важное значение придавали вопросу о натурализме представители революционного марксизма, видно уже из того, что активизировать критику натурализма счел нужным сам Энгельс.

 

* * *

При опубликовании в 1932 году перевода статьи Лафарга о романе Золя «Деньги» мною указывалось на то, что «нам известен лишь немецкий текст этой статьи, напечатанной в том же 1891 году в «Нойе цайт». Установить, была ли эта статья опубликована по-французски, нам не удалось. Вернее всего, что немецкий текст является переводом непосредственно с французской рукописи, а не с опубликованного французского текста… Можно предположить, что она была написана для «Нойе цайт»11 Это предположение оказалось правильным. Материалы, появившиеся позднее, подтверждают, что статья о Золя была написана Лафаргом действительно по заказу редакции «Нойе цайт». Более того, этот материал и установление некоторых дат биографии Лафарга показывают, что к истории написания этой статьи имел непосредственное отношение Энгельс, который настоял на том, чтобы она была написана Лафаргом.

1891 год был бурным годом в истории классовой борьбы во Франции и в биографии Лафарга. Весной 1891 года Лафарг совершает пропагандистские поездки по Северному департаменту. Гэдисты ведут усиленную подготовку к проведению дня 1 Мая в Париже и в провинции. И чем ближе к знаменательной дате, тем активнее борются представители Рабочей партии против раскольнических тенденций поссибилистов (реформистов).

«Французы теперь по горло заняты своими собственными делами – 1 мая и связанными с ним переговорами с поссибилистами… и заняты своим «Socialiste». Этим объясняется, почему Поль Лафарг ничего не делает сейчас для «Neue Zeit», – писал Энгельс Каутскому в апреле 1891 года12

Из-за отсутствия в наших архивах полной переписки по этому поводу нельзя уточнить, в связи с чем именно Энгельс, ревностно следивший и за работой «Нойе цайт» и за литературной деятельностью Поля Лафарга, вынужден был дать Каутскому такое объяснение. По-видимому, это был ответ на сообщение Каутского о делах «Нойе цайт». С уверенностью можно это сказать о другом письме – от 30 апреля, из которого видно, что редактор «Нойе цайт» попросту пожаловался Энгельсу на Лафарга. Дело представляется так, что Каутский предполагал получить от Лафарга статью о Золя, но тот отказался писать ее, пока «Нойе цайт» не напечатает находившуюся уже в портфеле редакции статью «Миф об Адаме и Еве»13 Энгельс принял жалобу Каутского близко к сердцу.

«Что касается Лафарга, – пишет он, – то не позволяй ему сбивать тебя с толку. Он действительно немного упрям и увлекается своими отнюдь не всегда состоятельными доисторическими теориями14 Поэтому его «Адам и Ева» ему дороже всего, и он придает им гораздо больше значения, чем Золя, для очерка о котором он самый подходящий человек… Он выискивает теперь несуществующую противоположность между старым и новым «Neue Zeit» и ведет себя так, словно прежде в журнале совсем не печатались статьи на актуальные темы… ясно, что еженедельник должен отводить больше места злободневным вопросам, чем ежемесячник15; если бы ты мог пристроить куда-нибудь Адама и Еву, то все было бы улажено»16

Но на следующий день после того, как Энгельсом было написано это письмо, во Франции произошло событие, косвенно отразившееся и на переговорах между Лафаргом и «Нойе цайт». 1 мая 1891 года в промышленном городке Фурми войска без какого бы то ни было повода и без предупреждения открыли огонь по манифестации безоружных рабочих. Несколько десятков человек были ранены, девять – один взрослый рабочий, двое юношей, четыре девушки и два одиннадцатилетних мальчика – убиты. «Бойня в Фурми» (так было названо это событие) вызвала волну возмущения в прогрессивных кругах Франции.

Чтобы отвести от себя ответственность, правительство при поддержке газет, издаваемых промышленниками и финансистами, обвинило во всем социалистов. 10 мая был арестован секретарь местной организации Рабочей партии Кюлин. Затем был привлечен к ответственности Лафарг. Ему инкриминировалось то, что во время своих пропагандистских выступлений в апреле в Фурми и других городах он якобы подстрекал рабочих к вооруженному бунту и призывал к убийству фабрикантов. 4 июля в Дуэ начался процесс. Фабриканты выставили на нем ряд лжесвидетелей, которые один за другим скандально провалились. По отчету о процессе, написанному самим Лафаргом, «его показание приняло форму изложения основ современного научного социализма». Прокурор Молион с возмущением сказал: «Меня мало интересуют взгляды Лафарга, мне достаточно, что он нападает на самую сущность капитала и буржуазии». Лафарг был приговорен к году тюремного заключения.

Процесс и приговор вызвали новую волну возмущения среди рабочих.

  1. В. И. Ленин, Сочинения, т. 2, стр. 12.[]
  2. Эдуард Эвелинг, Энгельс у себя дома, сб. «Воспоминания о Марксе и Энгельсе», М. 1956, стр. 330.[]
  3. Friedrich Engels, Paul et Laura Eafargue, Correspondence, Editions sociales, Paris, t. I, II – 1956 г. (ФридрихЭнгельс, ПольиЛаураЛафарг, переписка). В дальнейших ссылках это издание будет обозначаться сокращенно: «Correspondence».[]
  4. В. И. Ленин, Сочинения, т. 17, стр. 269.[]
  5. Франц Меринг, Литературно-критические статьи, т. II, изд. «Academia», 1934, стр. 248.[]
  6. Jean Freville, Zola semeur d’orages, Editions sociales, Paris, 1952, p. 157.[]
  7. «L’exemple d’Emile Zola», вкн.: Aragon, La Culture et les Hommes, Paris, 1947, p. 78 – 79. []
  8. Анри Барбюс, Тэн и литература XIX века. «Интернациональная литература, 1940, N 9 – 10, стр. 166. Впервые статья была опубликована в «Monde» в 1931 году.[]
  9. Jean Freville, Zola et le visage de l’ecrivain nouveau, «Les Lettres franchises», 13 avril 1950, p. 6.[]
  10. Письмо Энгельса к Лауре Лафарг от 15 июля 1887 года. «Correspondence», II, р. 51.[]
  11. См. нашу статью «Поль Лафарг о реализме и натурализме», «Литературное наследство», 1932, N 2, стр. 23.[]
  12. Письмо Энгельса Каутскому от 7 апреля 1891 года. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVIII, стр. 305.[]
  13. Как видно из того же письма Энгельса к Каутскому, а также из письма к последнему от 2 апреля 1891 года, еще до этого между Лафаргом и «Neue Zeit» возник конфликт из-за предложенной Лафаргом экономической статьи, в котором Энгельс выступил в качестве арбитра.[]
  14. Следует отметить, что высказанная Энгельсом в этом письме оценка «доисторических теорий» Лафарга отпала после того, как Энгельс ознакомился с исследованием Лафарга «Миф об Адаме и Еве». «Предложенное Лафаргом толкование библии очень мило; незрело, но оригинально; оно порывает, наконец, с устаревшим теперь немецко-рационалистическим, филологическим методом. Большего для начала нельзя и требовать» (Письмо Энгельса Каутскому от 13 июня 1891 года. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVIII, стр. 323).[]
  15. С конца 1890 г. «Neue Zeit» была реорганизована из ежемесячника в еженедельник. – В. Г.[]
  16. Письмо Энгельса Каутскому от 30 апреля 1891 года. К. Маркс и Ф. Энгельс, Сочинения, т. XXVIII, стр. 311.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №5, 1957

Цитировать

Гоффеншефер, В. Поль Лафарг и критика натурализма / В. Гоффеншефер // Вопросы литературы. - 1957 - №5. - C. 8-39
Копировать