№7, 1991/История литературы

Поэты предпочли быть непонятными

В незавершенной лермонтовской поэме «Сашка» (1835 – 1836?), где язык изысканно прост, а течение событий кристально прозрачное, есть едва ли не единственное затемненное слово, не встречающееся нигде больше ни у автора поэмы, ни вообще в русской поэзии. Имеем в виду девятикратно названное имя героини – Тирза, без фамильярных или иных модуляций. Девушка явно нравится ироничному поэту, об этом говорят ее портрет и роль в жизни героя. Следовательно, нравились Лермонтову звукопись и физиогномика подобранного для нее имени, на нынешний русский вкус в лучшем случае непонятные. Можно предположить, что имя Тирзы представляет собой художественно значительный, а не стершийся, как в привычных именах, символ – с такими ассоциативными связями, которые читателю надо бы знать. Имя это в лермонтоведении не комментировалось, для «Сашки» объяснено значение имен только Параши и Мавруши1 . О Тирзе даже вопроса не ставилось.

Героиню поэмы мы видим живущей в Москве, однако она – нездешняя, родом из Польши, причем происходит из смешанного брака:

…отец ее был жид,

А мать (как помню) полька из-под Праги.

Отец в выборе имени не участвовал; он до рождения дочери был нечаянно застрелен русскими, осаждавшими под началом Суворова предместье Варшавы Прагу, взятое штурмом 24 октября 1794 года.

Его жена пять месяцев спустя

Произвела на Божий свет дитя,

Хорошенькую Тирзу.

Имя это Дано по воле одного корнета.

 

Больше об авторе выдумки – ни звука. Поэт с ним солидарен, он сам в дни написания «Сашки» был корнетом лейб-гвардии гусарского полка.

Наречение имени, при любых капризах случая, имело непреложные закономерности, оно включало юридическую процедуру записи в метрическую книгу, совершавшуюся священнослужителем того вероисповедания, к которому причисляли регистрируемого младенца. Мать и корнет были христианами, при этом мать – несомненно католичка, корнет, которому вполне подобало стать крестным отцом, – наиболее вероятно, что православный. Присваиваемое в этих вероисповеданиях имя могло быть лишь таким, какие имеются в святцах – перечне имен святых, расположенных в календарной последовательности. Тирзы нет ни в католических, ни в православных святцах, оба вероисповедания отпадают. Неужели корнету надумалось зарегистрировать ребенка по иудейскому вероисповеданию, где нет обязательного списка имен, санкционированного религией, но есть редко применяемое ветхозаветное имя Тирца (Книга Чисел 26, 33; 36, II) 2 , по церковнославянской Библии – Θерса, с ударением на последнем слоге! В юридической практике бывает всякое – к примеру, под нажимом родственников по отцовской линии, обещающих крупное наследство при условии сохранения дочерью веры отца. Такие казусы можно назвать как угодно, но только не поэзией, тем более что Книга Чисел не сообщает о Тирце ничего, что могло бы взволновать воображение корнета.

Корнет был не простецом, не орудием в руках чьих-то местечковых родственников, а тонким ценителем поэзии. В другое время он мог бы прослыть восторженным поклонником Байрона. Ведь Байрон, как известно, создал шесть стихотворений, посвященных памяти Тирзы. Нельзя сказать, что наши англисты и русисты настолько разобщены, что ассоциативная связь между обеими Тирзами не могла возникнуть. Наоборот, англист и русист счастливо соединились в лице профессора Н. Дьяконовой, которая имела повод сначала писать о стихотворении Байрона «К Тирзе» 3 ,» а затем о байронизме Лермонтова4 , но ни в одном из обоих случаев не упомянула факт совпадения в выборе редкостного имени для возлюбленных Байрона и лермонтовского героя.

Это не обмолвка, речь идет именно о выборе, у Байрона Тирза (Thyrza) – шифр. «Кого именно имел в виду поэт под этим именем, расшифровать не удалось» 5 ,»личность женщины по имени Тирза, которую знал Байрон, достоверно неизвестна» 6 . Наши байроноведы выступают с такими утверждениями либо по недостатку знаний, либо по необходимости лжи во спасение вбитого во всех нас со школьных лет образа Байрона – пламенного революционера, гневно бичевавшего пороки лицемерного буржуазного общества и громко хлопнувшего дверью при уходе из него. Байронова Тирза – не кто иной, как Джон Эдлстон, певчий из хора мальчиков кембриджского Тринити-Чепла, тайный порок связал с ним Байрона в университетские годы7 .

  1. Э. Э. Найдич, Сашка. – «Лермонтовская энциклопедия», М., 1981, с. 498.[]
  2. М. В. Погорельский, Еврейские имена собственные, СПб., 1893, с. 72.[]
  3. Н. Я. Дьяконова, Лирическая поэзия Байрона, М., 1975, с. 96.[]
  4. Н. Я. Дьяконова, Байрон. – «Лермонтовская энциклопедия», с. 43 – 45.[]
  5. О. Афонина, Комментарии в кн.: Дж. Г. Байрон, Избранные произведения в двух томах, т. 1, М., 1987, с. 714.[]
  6. Р. Ф. Усманова, Комментарии в кн.: Дж. Г. Байрон, Собр. соч. в четырех томах, т. 2, М., 1981, с. 295.[]
  7. L. A. Marchand, Byron. A Biography, Vol. 1, London, 1957, p. 296; L. A. Marchand, Byron. A Portrait, New York, 1970, p. 107, 126, 130; «Byron’s Letters and Journals», ed. by L. A. Marchand, Vol. 1, Cambridge (Mass.), 1973, p. 88; M. Strickland, The Byron Women, London, 1974, p. 87 – 88.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №7, 1991

Цитировать

Мурьянов, М. Поэты предпочли быть непонятными / М. Мурьянов // Вопросы литературы. - 1991 - №7. - C. 104-113
Копировать