Поэтический мир Александра Твардовского

А. Турков. Александр Твардовский, Гослитиздат, М., 1960, 191 стр.

Книга А. Туркова «Александр Твардовский» направлена против абстрактных, схоластических методов анализа, она защищает эстетическую культуру исследования, И хотя далеко не со всем в ней можно согласиться, монография помогает делу изучения поэзии Твардовского.

Анализ каждого крупного произведения поэта или цикла стихотворений открывает нам тот пафос правды, «в душу бьющей», что отличает творчество Твардовского. Исследователь видит и непосредственное, сильное влияние жизни на поэзию Твардовского, психологическую достоверность, свойственную образам его героев, и поэтически точную, убедительную деталь.

А. Турков раскрывает современный характер Василия Теркина, окончательно рассеивает миф об узко-традиционном происхождении этого образа. Критик бережно и со вкусом анализирует черты особого «нравственного изящества», душевного такта, свойственные простому солдату.

«Живая история» – так называет А. Турков «За далью – даль», он верно отмечает, что картины прошлого, современности и будущего образуют в поэме единство, своего рода героическую симфонию. Не ослабевает внимание критика и к присущей поэту мужественной правдивости, обостренному чувству ответственности «за все на свете». А. Турков нашел верные слова для характеристики сложных явлений нашей жизни, отраженных в главах «Друг детства», «Так это было», строках о внутреннем редакторе.

Наиболее удачна глава о «Стране Муравии». Более того, она вносит много нового в наше понимание этой поэмы. В ней тонко проанализирован исполненный острейших противоречий образ главного героя поэмы – Никиты Моргунка.

А. Турков подчинил анализ отдельных сцен и деталей характеристике Моргунка. Вот как, например, пишет критик об одном из первых эпизодов поэмы – переправе парома через реку (момент, когда Никита пускается в свой далекий и грустный путь поисков сказочной Муравии): «Переправа через обычную реку сливается в восприятии Моргунка с необходимостью отчалить от привычного, обжитого берега к другому, повитому туманом и еще загадочному.. Кружение от быстрины, скрипящий под напором воды паром… вечно спешащий уполномоченный – все это мы видим настороженными глазами Моргунка. И по тому, что он видит, мы угадываем, что за смятение чувств царит в его сердце». Очень верно и тонко характеризует А. Турков деревню Острова – один из решающих рубежей путешествия Моргунка. В хвастливой реплике захудалого «островитянина» («А чем плохая наша жизнь? По-мойму, лучше нет») критик расслышал «горькое шутовство». Насколько богаче стало понимание всей сцены и ее роли в жизни Моргунка, чем в тех случаях, когда эту реплику «читали» глубоко всерьез!

А. Турков хорошо Чувствует»мнимость» простоты поэмы «Страна Муравия», тогда как многие исследователи творчества А. Твардовского, чрезмерно увлекаясь анализом сказочно-условной формы образа Моргунка, невольно приглушали драматизм переживаний героя, традиционная форма становилась как бы заслоном, за который не проникали бури жизни. Еще до опубликования книги, в статье «Поэт и его критики» («Вопросы литературы», 1958, N 9), А. Турков выступил против таких оценок (в частности, оценки «Страны Муравии» в моей работе о Твардовском и в книге П. Выходцева «Александр Твардовский»). А. Турков прав, и меня удивило, что П. Выходцев, автор наиболее солидной, фундаментальной монографии об А. Твардовском, даже в издании, предназначенном только для студентов¹, счел необходимым оспорить критику А. Туркова, не лелея обиды, и оспорить бездоказательно…

Чаще всего бывает так, что творчество одного писателя изучают несколько исследователей. И как хорошо, если – при неизбежной и обязательной взаимной критике и несогласиях – исследователи будут рассматривать свой труд как вклад в общую копилку.

Но вернемся к рецензируемой работе.

Книга А. Туркова полемична. Это естественно. На, к сожалению, полемика и сузила поле зрения исследователя, несколько обеднила анализ,, а значит, и поэзию Твардовского. Так, например, справедливо отмечая попытки прочитать «Муравию» только как произведение «заразительной’ веселости», критик напрасно лишает образ Моргунка присущего ему комического колорита. Ведь не всегда-комическое – только беспечно-веселое! Да, горькие думы и переживания одолевают Моргунка, но сложность жизненных странствий героя – нередко раскрывается в эпизодах комических, даже анекдотических. Комична сама идея – пуститься куда глаза глядят, спасаясь от коллективизации; вспомним эпизод, когда Никита, после того как у него украли коня, впрягается в телегу. Да и сам Моргунок склонен «невесело шутить» над собой, а многие персонажи поэмы (например, островитяне) откровенно смешны. Но как трагична судьбе этих людей, отвернувшихся от своего счастья! В поэме создается прочный, своеобразный сплав драматического и комического, а образ Моргунка становится, условно говоря, трагикомическим. Ведь нелепость положений, в которые попадает герой, еще острее передает его горестное смятение.

Книга А. Туркова хорошо написана. Критик умеет передать обаяние поэзии, пишет о сложных «предметах» живо, интересно. Ее охотно прочтут и специалисты и люди, не причастные к «таинствам» филологических наук. А. Турков спорит с усложненной терминологией, гелертерством, затрудненностью изложения. И это можно только приветствовать. Но иногда получается так, что, оспаривая тяжеловесную, наукообразную манеру исследования, критик уже оспаривает и методику литературного анализа.

А. Турков пишет, что «наивно резко разграничивать между собою разные периоды творчества художника». Тем не менее сам А. Турков проводит слишком резкую граничу между эпическими поэмами А, Твардовского и лирической «За далью – даль». По его мнению, эта поэма открывает «новые, дотоле остававшиеся в тени стороны дарования поэта». Но эти лирические стороны оставлены в тени самим критиком! Действительно, нельзя обособлять друг от друга произведения и периоды развития поэта, – ведь процесс этого развития – живой, гибкий, постепенный. И хотя, несомненно, каждое новое произведение определяется жизнью, накопление тех или иных художественных качеств происходит у больших писателей исподволь. Критик упустил богатые возможности увидеть, как разворачивалось лирическое дарование поэта, какой интересной вехой является с этой точки зрения поэма «Дом у дороги». Ведь впервые именно в этом произведении образ лирического героя занимает едва ли не главное место. В поэме господствуют сильные, непосредственные переживания героя:

Прошла война, прошла страда,

Но боль взывает к людям:

Давайте, люди, никогда

Об этом не забудем.

Трагедийное и мужественное звучание лирической увертюры то и дело повторяется, усиливается, варьируется. Поэтический рассказ Твардовского о невзгодах Анны и Андрея Сивцовых, об их светлых душах «живет» в этой лирической стихии. И даже интересный, но игнорирующий это обстоятельство анализ судьбы героев будет неизбежно односторонним, как это и получилось в книге А. Туркова. Поэтому критик и не заметил, что «Дом у дороги» непосредственно предвещает появление «За далью – даль» – лирического дневника поэта «о времени и о себе».

Хочется верить, что А. Турков в будущих работах о Твардовском, сохранив свои сильные качества – пафос правды, тонкое понимание красоты поэтического слова, – обратится и к более многостороннему исследованию важных особенностей творчества нашего замечательного поэта.

1. П. С. Выходцев, А. Т. Твардовский, семинарий. Учпедгиз, Л., 1960.[↩]