Поэма в советской литературе

Г. Червяченко, Поэма в советской литературе, Изд. Ростовского университета, 1978, 187 стр.

Среди сложных и сравнительно мало разработанных вопросов литературоведения и практики преподавания литературы остается вопрос о жанре поэмы. Это обстоятельство становится особенно заметным, когда, мы обращаемся к анализу советской поэмы. Вот почему следует прежде всего отметить актуальность работы Г. Червяченко, ее теоретико-литературное и методическое значение для практиков. По сути, автор книги «Поэма в советской литературе» первым предпринял попытку проследить жизнь сложного и очень перспективного жанра советской литературы, не ограничиваясь одним историко-литературным периодом, но постоянно учитывая опыт изучения поэмы 20-х годов или военных лет. К тому же он поставил перед собой цель последовательно поверять наблюдения и выводы, сделанные на материале русской советской поэмы, опытом нашей многонациональной литературы и многонациональной литературной науки. Конечно, охватить все многообразие советской поэмы, создающейся на десятках языков, невозможно в одной книге и не под силу одному исследователю, но заслуживает одобрения и поддержки сама попытка наметить пути и обозначить основные вехи такого анализа, определить исходные позиции, методологическую основу и методику исследования. Интерес к работе Г. Червяченко в значительной мере определен ее серьезным уровнем, научной добротностью и эрудицией автора, внимательного к своим предшественникам.

Обширный материал, привлекаемый и оцениваемый Г. Червяченко, определил особенности структуры его работы, выделение в ней трех основных разделов – «Поэма как литературоведческая проблема», «Принципы типологической классификации поэмы. Классификация по содержательной основе» и «Классификация по родовой принадлежности». Уже в самом обозначении разделов отразились трудности, встающие перед каждым исследователем, стремящимся изучить жизнь жанра, его историю, динамику. Г. Червяченко пытается построить своего рода литературоведческую «систему координат», в которой точкой пересечения осей удалось бы выявить общие определяющие признаки поэмы.

Он указывает на проявление авторского начала в поэме, на своеобразие и степень раскрытия автора в различных типах поэмы: «Он (автор поэмы. – Л. З.) то удаляется, то приближается к объекту изображения и к читателю; этим же отношением автора к объекту изображения определяется преобладание воспевания или размышления в поэме. Конкретное же произведение в целом во всей совокупности его идейно-художественных особенностей – это, так сказать, географический квадрат, местоположение которого определяется пересечением координат» (стр. 30).

Вероятно, в попытке прибегнуть к такому способу пояснения не все бесспорно. И в терминологии, используемой исследователем, тоже не все представляется бесспорным. Признавая необходимость, целесообразность специального рассмотрения содержательной основы как одного из аспектов типологии поэмы, отметим, что конкретизация этой посылки, вычленение таких «граней» содержания, как «революционная современность и расширение исторических рамок художественного мышления», «историческая поэма» и «поэма на фольклорной основе», не кажется достаточно убедительным, может быть, еще и потому, что исследователь весьма избирательно обращается к историко-литературному материалу и в системе его доказательств очевидна неполнота. Неполнота, недостаточность аргументации ощущается и в разделе, в котором поэмы классифицируются по родовой принадлежности. В основном автор следует традиционным представлениям, установкам, утвердившимся в монографиях, в очерках по истории советской литературы и в учебных пособиях. Так, рассматривая эпическую и лиро-эпическую поэму, он акцентирует внимание на проблематике и формах сюжетной организации, на эпичности формы и лиризации поэтического эпоса. Подчеркивание таких аспектов правомерно, но поневоле исследователь вынужден в чем-то повторять себя.

Еще в большей мере самоповторяемость (не наблюдений, отдельных суждений, но положений обобщающих, выводов) заметна в разделе, посвященном поэме драматической. Отметив, что эта жанровая разновидность советской поэмы изучена в значительно меньшей степени, чем эпическая, лиро-эпическая и лирическая, Г. Червяченко анализирует субъективное и объективное в драматической поэме, рассматривает поэму-трагедию и поэму-драму, лирическое и эпическое в драматической поэме. Все это выполнено весьма квалифицированно, с привлечением многих недостаточно известных или не освещавшихся в таком плане историко-литературных фактов. И потому не может не удивить включение в книгу следом за этой аналитической частью подглавок: «Драматическая поэма в литературе народов СССР» и «Художественное своеобразие драматических поэм».

Разговор о структуре книги необходим, ибо сама эта структура отражает ход мысли, позицию исследователя, обнаруживает условность, относительность некоторых разделов его работы и спорность ряда положений. Даже знакомясь с оглавлением, можно заметить, что автор книги не ставит перед собой задачи проанализировать различные жанровые модификации поэмы, создаваемой одним художником (интересный разбор есенинских «Пугачева» и «Страны негодяев» подчинен мысли об эволюции очень близких, по сути, единых жанрообразований, потому и содержится в разделе о драматической поэме). Не нашлось в книге места и для анализа такого жанрообразования, как книга поэм. А ведь помимо «Жизни» и «Середины века» Вл. Лутовского или трилогии Э. Багрицкого «Последняя ночь», эти новаторские явления поэмного жанра интересно представлены в многонациональной советской литературе, в частности в творчестве М. Бажана, А. Акопяна, Х. Такташа. И об этом уже писали¹.

При всем том, что книга «Поэма в советской литературе» оснащена обширным справочным аппаратом, содержит многочисленные ссылки и обращения к литературоведческим исследованиям, воспринимаемым как фундамент, на котором возводится новое здание, ее автор воздерживается от оценки некоторых точек зрения на жанровое многообразие советской поэмы, выдвинутых его предшественниками. Например, он никак не учитывает классификацию поэмы, предлагавшуюся А. Васильковским, который только в пределах опыта русской советской поэмы 20-х годов выделяет такие типы поэм: лирико-повествовательную, эпико-повествовательную; героико-публицистическую, лирико-медитативную, нравственно-психологическую и поэму-стилизацию. Теоретико-литературные принципы классификации А. Васильковского можно не принимать, но не учитывать в работе, претендующей на освещение истории поэмного жанра в советской литературе, вероятно, нельзя. При всей усложненности и условности предлагаемой А. Васильковским классификации в ней есть стремление охватить историко-литературные явления предельно полно. Возможно, разделив такое стремление, Г. Червяченко откорректировал бы свое определение поэмы, которым он завершает исследование.

Приходя к выводу о том, что «поэма – это большое стихотворное произведение героического или философского характера со свойственной ему сюжетной организацией, позволяющей сосредоточить внимание на высших моментах жизни человека и общества» (стр. 174), обозначая в своем определении важнейшие, наиболее существенные признаки поэмы, Г. Червяченко все же не учитывает в достаточной мере того, как связан сам процесс расцвета поэмного жанра и «универсальность» (художественная, психологическая) поэмы с возрастающим человеческим знанием о мире, времени и о себе, что приводит человека и к ощущению, пониманию целостности, взаимосвязи явлений, и к видению частей целого, к осмыслению диалектики их взаимодействия.

Целесообразно и в целом удачно рассматривается в книге «Поэма в советской литературе» вопрос: что такое жанр?

Автор книги «Поэма в советской литературе» утверждает, что причиной всяких изменений в жанре является содержательная основа, эта движущая сила в развитии художественного опыта. Такое утверждение можно признать аксиоматичным и полностью принять его уточнение-развитие: «Точка тяготения в поэме – это та доминирующая особенность жанра, которая подчиняет себе все остальные элементы, объединяет их в единую систему: и специфическую структуру сюжета, и функциональную роль поэтического повествования, и саму стихотворную форму» (стр. 24).

Плодотворно стремление исследователя постоянно учитывать художественную специфику поэмы как межродового явления литературы, его умение видеть то, что «и эпичность и драматичность в поэме в соответствии с ее содержанием трансформируются в такие структуры, которые в наибольшей мере способны схватить «жизнь в ее высших моментах» и которые неизбежно влекут за собой усиление лирического элемента» (стр. 20).

В книге «Поэма в советской литературе» дается оценка многих произведений, причем обнаруживается постоянное желание автора обращаться к материалу нехрестоматийному. С этим связаны и удачи и издержки. Например, излишнее, на наш взгляд, внимание уделено историческим поэмам В. Каменского, а с другой стороны – отсутствует целостная характеристика исторических поэм Л. Мартынова, которые, безусловно, взаимосвязаны, содержат и последовательно развивают единую «генеральную» идею поэта. Не всегда оправдана избирательность при обращении к монографиям и статьям, посвященным анализируемым произведениям. Порой частные характеристики оборачиваются пересказом фабулы или отдельных эпизодов поэм (так случилось с произведениями Л. Мартынова), но в большинстве случаев Г. Червяченко демонстрирует то ценное для литературоведа качество, которое можно бы назвать «чувством стиха, чувством поэтического произведения». Конкретный анализ не становится только подтверждением-иллюстрацией теоретических посылок и выводов, но все же подчинен задаче обобщения, выявления закономерностей в развитии жанра. И активно способствует решению такой задачи. Когда же вывод не подкреплен примерами (или автор ограничивается лишь перечислением поэтических имен и названий произведений), он вызывает недоверие. Как излишне категоричное и необоснованное воспринимается, в частности, такое суждение: «сюжетно-повествовательная поэма, пожалуй, никогда не изживет себя». С этим утверждением можно бы согласиться априорно, но исследователь им не ограничивается, вводя противопоставление: «Повесть же в стихах, как сопутствующий ей жанр, приобретает распространение только в переходные периоды» (стр. 80). Реальный литературный процесс, в том числе и современный, побуждает поставить под сомнение такой вывод. Иное дело, когда автор книги идет от конкретных фактов, обобщает наблюдения над жизнью жанра и показывает, что больший или меньший интерес к событийности или к внутреннему миру человека зависит в поэме от проблематики, что с этим связана и структура поэмы; обнаруживает и обосновывает «парадокс: усиление внимания к событию влечет за собой структурную организацию поэмы на лирической основе и наоборот – решение нравственно-психологических проблем опирается на эпическую основу» (стр. 81).

Содержательна и наиболее подробна часть книги, посвященная драматической поэме. Быть может, только заметнее здесь искусственная «сочлененностъ» отдельных разборов (квалифицированных и очень интересных, особенно тех, что посвящены произведениям многонациональной советской поэзии – драматическим поэмам М. Карима, Ю. Марцинкявичюса), которые, вероятно, первоначально складывались как отдельные статьи. Вместе с тем эта часть воспринимается и как своеобразный конспект-подготовка к большой работе, посвященной только драматической поэме, ее истории и поэтике, жанровым модификациям.

В этой части четче обозначилась перспектива работы автора, его дальнейших исследовании – органичное сочетание обобщающего и конкретных планов.

Книга Г. Червяченко – это опыт изучения многонациональной советской литературы в жанровом аспекте, изучения жизни поэмы с привлечением материала по истории этого жанра в отдельных национальных литературах. Необходимость такого изучения ощущается все острее. Ведь очевидно, что не только становление и расцвет жанра поэмы в ряде литератур народов СССР не понять без учета художественных открытий В. Маяковского или А. Твардовского, но и современное состояние русской и всей советской поэмы нельзя оценить без анализа достижений Р. Гамзатова, К. Кулиева, Д. Кутультинова, Ю. Марцинкявичюса, М. Карима, А. Кулешова… Конечно, при обращении к широкому материалу возрастает опасность упрощения, схематизации. Но преодоление ограниченности при изучении многих явлений открывает большие возможности для установления истины, для выявления закономерностей развития литературного процесса. Автор книги «Поэма в советской литературе» демонстрирует такие возможности и побуждает включиться в типологические исследования.

г. Магнитогорск

1. См. об этом: А. С. Карпов, Расширение плацдарма лирики в советской поэзии 30-х годов, в кн. «Советская поэзия 20 – 30-х годов». Республиканский межвузовский сборник, вып. 4, Челябинск, 1976, стр. 88 – 109.[↩]