Победы в пути

В гулкое осеннее утро в украинском Полесье природа словно смягчает все краски, замедляет все ритмы. Солнце, заметно уставшее обходить за лето лесные чащи, поймы смирных полесских рек, загустевшие новым хлебом поля, неторопливо выбирается в каждодневный свой путь. И подолгу не сползает с земли белесый, клочковатый туман. Прячется в нем диковинная краса этого края. Тихо… Не скрипнул еще ни один колодезный журавль в милых, словно ласточкины гнезда, прилепившихся к стене лесов, полесских деревушках Несолони и Замысловичах, не прогомонила ни одна ребячья грибная ватага…

Раздумья – радостные, тревожные, обжигающие сердца великими надеждами, – не дают спать в этот предрассветный час председателю несолоньского колхоза Степану Стойводе. Каждое утро выходит он в поле, словно готовится к какому-то небывалому подвигу. Шутка сказать, – это первая его «хозяйственная осень, первый урожай, выращенный людьми под его, недавнего шахтера, руководством! И чего только ни припомнишь в этих тревогах о хлебе: «В детстве его раздумья о хлебе были проще… Чьи-то руки сеют его, потом жнут, молотят и не чем-нибудь, а только цепами. Потом везут хлеб на водяные мельницы, старые-старые, как мир, мелют муку и отправляют в пекарни… И казалось тогда Степке, что те руки, что сеют, и те, что продают хлеб, делают одну и ту же большую работу… И вот тут, во ржи, которая еще может полечь от ливней, которая еще дочерна может быть выбита градом или пойти пустым колосом от засухи, через много лет вспомнились ему эти раздумья о хлебе… Теперь он сам хлебороб и знает, как тяжко достается хлеб… Честь тем, кто выращивает хлеб! Тут, на целине, всюду…»

Трудовые рассветы нашей родины! Еще слишком редко встречаем мы в нашей литературе картины, передающие поэзию, красоту, волнующую торжественность каждого, даже скромного и внешне будничного, очередного шага к коммунистическому обществу. Семилетка – властитель наших дум, содержание всех трудовых дел. Но не из одного шума спеющей ржи, грохота подъемных кранов и конвейеров, взлета мирных советских спутников в просторы вселенной складывается наша борьба за ее выполнение. Есть и другая сторона, не менее важная. Все «чувства человеческой души, которыми она гордиться вправе» (В. Инбер), раскрываются в строителях коммунизма. И эта нескрываемая радость за скромный свой успех, по-новому переживаемое чувство уважения к труду земледельца, которые, в числе многих других чувств, поэтично и свежо передает в своей повести «Родная сторона» молодой украинский писатель В. Земляк, делает образ героя полнокровным, живым.

В литературном процессе наших дней заглавную роль играют произведения, наиболее развернуто и глубоко рассказывающие о сражении за коммунизм, идущем самым широким фронтом. В работе III съезда писателей с особой силой была подчеркнута вся плодотворность учебы у нашей, кипящей родниками коммунистической активности масс действительности. Борьба за коммунизм приводит к необычайному расцвету человеческой личности. Это высшее человеческое счастье, это героика необыкновенного величия. Ни один писатель прошлого не имел перед собой такого благодарного материала. Поэтому для всех участников съезда творческим заветом прозвучали слова Н. С. Хрущева, обращенные к писателям:

«Отражайте в своих произведениях великие дела, которые совершает народ, простые люди. Нужно, чтобы об этих людях знали, видели их лучше, чтобы они были примером для всех, кто ведет борьбу под руководством Коммунистической партии за построение коммунистического общества».

Писать о такой действительности, о человеке коммунистического сознания нельзя без подлинного внутреннего горения, без глубокого знания жизни, без овладения высотами коммунистического мировоззрения. В этой работе не должно быть срывов, ошибок, брака. Рядом с невиданной по красоте коммунистической целеустремленностью масс, на фоне ее особенно нетерпимыми выглядят произведения с неверными тенденциями, слабые по художественному мастерству, созданные с «кочки» зрения.

Воспитательная роль литературы, ее специфическое участие в борьбе за коммунизм неизмеримо усиливается в наши дни. Огромное значение приобретают образы тех героев современности, которые уже сейчас живут и трудятся по-коммунистически.

«Коммунизм должен нести с собой не аскетизм, а жизнерадостность и бодрость…» ¹ – говорил В. И. Ленин. Всеми цветами спектра, всем многозвучием мира должна быть проникнута атмосфера вокруг героя, все светлые и благородные эмоции должны сопутствовать ему и гармонически жить в нем. Вглядываясь в схему одного из многих участков коммунистического созидания, освоения Голодной степи, К. Симонов совершенно справедливо пишет в новой книге очерков «Люди с характером»: «Конечно, схема – это всего-навсего схема, но когда перед этим в степи увидишь порознь… зачатки всего того, что сведено здесь в единое целое, на одном листе бумаги, схема начинает оживать, сквозь нее проступают и солнце, и дождь, и песок, и побелевшая от соли земля. За ней начинают всплывать шумы и гулы работ, шуршание дорог с несущимися по ним машинами и самое главное – напряженные, усталые, сердитые, разгоряченные, добрые, задумчивые, воодушевленные лица тех людей, которые на этой схеме будущего своим трудом напишут когда-нибудь: «Сделано!» И сколько других чувств, мыслей, радостей и тревог может прочесть на лицах героев современности зоркий и чуткий писатель!

По-разному встречают рассветы те мелиораторы, которых видит за линиями каналов на схеме голодностепской оросительной системы К. Симонов, и тот рядовой председатель, раздумьям которого так чутко внял В. Земляк. Но не случайно полесский председатель вспоминает всех тех, кто выращивает хлеб, мысль его обращается и к людям целины, и к хлеборобам Кубани… Не случайно он приглашает мысленно в свидетели своей скромной победы всех тружеников страны: «Ему хочется, чтобы вся Русь видела, как он будет отдавать хлеб, видела и знала, что Несолонь больше не бедна».

Одна из многих характерных черт, определяющих своеобразие современного этапа коммунистического строительства, состоит в том, что возрастает значение каждого участка, каждого рубежа этого строительства. Конечно, есть особенно значительные участки, объекты общенародной заботы. Но за ними не исчезают, не становятся незаметными повсеместно бурлящие родники коммунистической активности народа. «Коммунизм строится трудом ученого в его кабинете или лаборатории, рабочего на заводе, трудом доярки на ферме и тракториста в поле», – говорил Н. С. Хрущев. Борьба за коммунизм – живая творческая деятельность многомиллионных народных масс.

Первый год семилетки – фундамент ее. И в жизни все больше и больше явлений, свидетельствующих о глубине и широте распространения коммунистического сознания. Массовая борьба тружеников социалистических предприятий за создание бригад коммунистического труда, постепенная передача непосредственно обществу, трудящимся ряда функций по управлению народным хозяйством, по охране общественного порядка, усиление связи школы и высших учебных заведений с производством, – все это новые особенности нашего общественного развития.

Примечательно, что каждое новое явление в какой-либо одной области нашей жизни, несущее в себе зерно коммунистического будущего, приводит к переменам и в других областях. В. Кетлинская справедливо писала о «двухсторонности» перемен в жизни, которые вызвала, например, реорганизация школы: «Реорганизация говорит и о другом, стремительно развивающемся процессе – мы идем не только к политехнизации образования, но и к массовой интеллигентности народа» («Новый мир», 1959, N 1). Писателю открываются безграничные возможности для художественного исследования жизни, бурных и неиссякаемых источников народной инициативы, рожденных XXI съездом КПСС.

И как понятна та пламенная страсть, желание охватить все стороны, все черты нашего времени, «эры раскованных Прометеев», которая жила в душе такого замечательного певца социалистической действительности, каким был А. Довженко. В своих планах к «Поэме о море» он писал:

«…чтобы все тогда, что было в нашей необыкновенной жизни, – победы, трудности, многолетние лишения, титанические взлеты, самоограничение вольное и невольное… нет места ничему заурядному, мелкому ни в единой народной черте, – все, даже неправильности и ошибки с их тягчайшими подчас последствиями, которые всегда сопутствовали судьбам великих первоначинателей, – даже и те, чтоб предстали на экране в небудничном свете как знаки победы!»

А. Довженко верно подметил главное, что уберегает писателя от односторонности любого плана: важно видеть все эти факты в главном озарении нашего века – в небудничном свете движения к коммунизму. Именно в освещении будущего глубже понимаются многие события нашего пройденного пути, закономерности сегодняшней жизни. Верное понимание этой перспективы расширяет возможности художнического проникновения и в героические дела эпохи, и в многоразличные конфликты, вызванные процессом формирования коммунистической морали.

Трудовые подвиги строителей коммунизма, героическую «быстрину» нашей жизни прежде всего выделяет чуткий к жизни писатель в безбрежном изобилии разнообразных тем.

В конце 30-х годов А. Макаренко писал: «Лично мне самой значительной и требующей срочной разработки представляется та группа тем, которая касается самочувствия гражданина нашего социалистического отечества… Это самочувствие нового гражданина, вот это ощущение новой эпохи, нового общества, нового человечества… не так просто и примитивно, чтобы о нем можно было говорить поверхностно, в форме простой констатации его существования. Эта группа тем требует глубокой и очень тонкой разработки, которая должна проникнуть до самых интимных и таинственных глубин человеческой психики. Это важно еще и потому, что в новом человеке мы не встретим ничего стандартного, остановившегося, мы должны изображать его «на походе» – в процессе самого бурного, невиданного в мире развития».

Обратимся именно к этим попыткам писателей изобразить современника «на походе», в битве за коммунизм, в движении к нему. Как отражается ряд центральных явлений современности и недавно вышедших произведениях С. Шуртакова «Подгон», В. Очеретина «Саламандра», М. Ибрагимова «Слияние вод», Л. Каххара «Птичка-невеличка», М. Колесникова «Рудник Солнечный»? Каждый из этих писателей, как и вся наша литература, ищет путей наиболее тесной связи с жизнью. Но поиски эти далеко не равноценны по своей успешности.

Сельский райком партии… Деревянное, знакомое десяткам посетителей, крылечко, коновязь с клочками разбросанного сена, повышенно громкий – «не слышно!» – телефонный разговор с дальним колхозом, прожженное окурком зеленое сукно в кабинете первого секретаря… Сколько раз именно к этим скромным зданиям, к людям, работающим здесь, обращалась писательская мысль! Здесь о изнеможения спорили овечкинские Мартынов и Борзов, здесь же искали путей скорейшего подъема села герои В. Тендрякова. Л. Калинина, С. Залыгина, И. Антонова.

В это до мелочей знакомое здание мы опять входим в повести С. Шуртакова «Подгон» («Москва», 1958, N 9 – 10), снова знакомимся но всех подробностях с его каждодневной деятельностью. Что нового появилось по сравнению с овечкинскими героями в героях Шуртакова – в первом секретаре Федоре Завенягине и в председателе Александре Огонькове, в формалисте, втором секретаре Шапошникове? Ведь их отделяют друг от друга целых три года! И каких года!

Да все знакомые «амплуа» овечкинских очерков, говоря схематично, здесь налицо: есть и ищущий новатор-председатель, и бездушный формальный исполнитель, и передовой секретарь райкома. В то же время в характерах этих людей отчетливо выделяется новое, порожденное современностью. Где же проходит эта линия, отделяющая уже ставшее традиционным от нового?

Очеркисты, писавшие о колхозной жизни в 1953 – 1956 годах, зорко подмечали приветствовали, защищали всякое проявление народной активности в борьбе за улучшение деятельности колхозов. Они выступали против всего, что мешало, проявлению, развязыванию инициативы, что сковывало хозяйские помыслы простых колхозников.

Был у очеркистов при всем их различии один особенно внимательно прослеживаемый конфликт – схватка людей творческого и догматического подхода к жизни, протекавшая остро, драматично, с большим напряжением сил.

Исчезли ли в наше время условия для страстной, насыщенной драматизмом коллизии, напоминающей борьбу Мартынова с Борзовым («Районные будни»)?

Главный герой повести – секретарь райкома Федор Завенягин, пристально следит за борьбой председателя колхоза Александра Огонькова, своего зятя, со вторым секретарем райкома Шапошниковым. Только было собрались Шапошников и директор МТС Рыжов рапортовать об окончании уборки озимых по району, как Огоньков, у которого яровые поспели раньше, задержал рапорт. Затем он же нарушает график сдачи льнотресты, намереваясь продать ее с выгодой для колхоза и государства в виде льноволокна. И опять на него обрушивается формалист Шапошников. Поведение самого Завенягина двойственно, временами его подавляют громкие, внушительные фразы Шапошникова, его поза бдительного стража государственных интересов: «Да, пожалуй, и в самом деле зря Александр заварил эту кашу… Затянет весь район его ржица. Того она не стоит, сколько из-за нее шуму-грому будет…» Но, с другой стороны, он не находит оснований, чтобы обвинять Огонькова. «Однако пшеничка-то у него и впрямь поспела, вот-вот потечет…» – делает он робкую попытку оправдать Огонькова. В то же время Завенягин стесняется решительно защищать его – родственник все-таки…

С. Шуртаков показывает диалектику внутреннего роста самого Завенягина, воспитание в нем мужественной принципиальности, бесстрашия в борьбе за правильную, по его мнению, линию поведения… Что греха таить, он плохо защищал Огонькова, в какой-то мере опасаясь, что даст Шапошникову козыри против себя. Из-за малодушия, ложного чувства стеснительности он развязал руки бюрократу и карьеристу. И лишь постепенно, зато основательно, укоренилось в нем убеждение: Огоньков ведет себя так инициативно, самостоятельно, «непочтительно» к «начальству» вовсе не потому, что надеется на защиту и покровительство со стороны его, Завенягина. Председатель не думает о протекции, он во всех случаях повел бы себя точно так же. Инициатива людей растет потому, что произошли важные перемены в жизни колхозного села.

Итак, новое, исходящее из глубин непосредственной народной жизни, – и осторожный, догматически мыслящий бюрократ. Это и есть, условно говоря, «овечкинский конфликт», художественный эквивалент одного из жизненных столкновений. Повторяем: он не снят и в условиях современности. Но С. Шуртаков показывает во второй части повести, что в решении споров, в борьбе нынешних Мартыновых с нынешними борзовыми очень многое изменилось. Меняются и герои, и сама атмосфера их борьбы.

…Завенягин входит в эту небывалую весну, когда и машины стали собственностью колхозов, внешне все таким же – спокойным, немного усталым. К тому же он серьезно болен. Шапошников всерьез считает, что он уже почти «съел» Завенягина, тем более что «старик» полез в очень опасную «авантюру», полез с какой-то невероятной неосмотрительностью и резвостью…

Да, в Завенягине произошел заметный перелом, он будто вновь переживает юношескую порывистость, увлеченность мечтателя. Где-то в одном колхозе заметили, что семена, посеянные глубже обычного, резко повышают урожаи: глубоко сидящим корням растений менее страшна засуха. Колхозники пришли в райком, они просят утвердить новый метод, разрешить в связи с этим отступление от графика сева: для глубокой заделки семян нужно ждать большего прогрева земли. Энтузиазм хлеборобов захватил Завенягина настолько, что он на свой риск и страх распространил новый метод на весь район. Это особенно симптоматично.

С. Шуртаков словно полемизирует с былым конфликтным узлом: инициативному председателю не только не пришлось в данном случае преодолевать преграды, бороться с недоверием, оглядкой, – наоборот, райком открывает ему такие перспективы творчества, о которых он и не мечтал. Жизнь подсказала писателю новый поворот в старой теме, неожиданный, но глубоко закономерный.

Завенягин, уже знакомый нам человек, с этого момента раскрывается по-новому. Он задерживает окончание сева по всему району, мужественно принимает на себя весь риск за исход эксперимента… Откуда черпает он силы? С. Шуртаков показывает, как общая борьба за новый метод необыкновенно сблизила секретаря с самими широкими массами – рядовыми трактористами, полеводами, председателями. Хотя в случае неудачи он пострадает больше, чем кто-либо другой, он пренебрег всеми советами осторожных людей, нарушил требующие изменений графики. Главный его график – успешность народного почина, реальное осуществление государственных интересов.

И вот осень – последнее испытание: из-за засухи глубоко посеянные хлеба все же созрели только в верхушечных колосках. Ч; две недели до уборки пошли дожди. «Простоявшие будто в забытье все жаркое время, глубокие посевы теперь очнулись и, уже начавшие было желтеть, снова зазеленели, да еще как зазеленели! Могучие соки, тронувшиеся из земли, словно распирали толстые, сочные стебли… Одно было плохо. Все эти выстоявшие и теперь заново ожившие хлеба росли как бы в два яруса. Самые мощные стебли с самыми тучными колосьями составляли нижний ярус, а на добрую четверть над ними возвышались колоски, что потоньше, потощей. И ладно бы одинаковой спелости были эти ярусы! Поспевающим был именно верхний… Подгон же, как бы хорош, как бы силен он ни был, – что от него проку…»

С. Шуртаков вводит читателя в кипучую атмосферу борьбы вокруг вопроса – убирать ли хлеб, не дожидаясь, когда дозреет подгон, или ждать (а вдруг дожди!). Действие переносится из зала, где заседает бюро райкома, в поле, где совещается с полеводами Огоньков. Риск слишком велик, ответственность за «прожектерство» Завенягина уже не желают делить люди, до этого во всем поддерживавшие первого секретаря, и отходят в сторону… Молчаливой тенью маячит на заднем плане Шапошников, радуясь в душе, что, наконец, «сломили шею» и Завенягин и Огоньков… Больное сердце секретаря не выдерживает напряжения этих дней. Но его волей, его стремлением отстаивать до конца дело, в которое он поверил, была достигнута победа:

1. К. Цеткин, Воспоминания о Ленине, Госполитиздат, М. 1955, стр. 49.[↩]