Победа таланта
Владимир Саппак, Телевидение и мы. Четыре беседы. Рукопись подготовлена к печати В. Шитовой, «Искусство», М. 1963, 182 стр.
Телевизионные передачи смотрят многие. Кто с простодушной доверчивостью ко всему, что им предлагают, кто иронически пожимая плечами. И те и другие способны надолго расстаться с голубым экраном: уехать в отпуск, в командировку, зачастить на футбол…
Критик Владимир Саппак был тяжело болен. Болезнь, как на привязи, держала его в городе, часто мешала ему даже просто выходить из дому.
Казалось бы, в таком положении легче всего поддаться тоске, недовольству и срывать свое раздражение не только на близких, но и на телевизоре: последний рискует оказаться здесь в роли незадачливого приятеля, каждый вечер являющегося развлечь больного, но в ответ слышащего ворчливые придирки.
Вл. Саппак был искушенным театралом, проницательным критиком, ему должны были не нравиться многие детали телевизионного зрелища. В своей книге он признается, что поначалу весьма скептически относился к возможностям телевидения.
Но Вл. Саппак недаром был человеком, готовым внимательно отнестись ко всему новому в искусстве, не цепляться за свое первое впечатление, а проверить его десятками других. Он превратил ежевечернее развлечение в ежевечернюю работу.
Появились первые заметки в записной книжке, потом статьи в журналах «Новый мир» и «Вопросы литературы» (последняя вышла уже после смерти автора).
Вл. Саппак очень спешил с работой: «Вопросы, которые ставит телевидение, – это вопросы дня, они насущны… Надо спешить, потому что и моя жизнь набрала уже не первую скорость. Еще хочется сказать и то и это, а тебя прерывают на полуслове: «Ваше время истекло!..» (Как горько читать эти слова сейчас, после кончины автора!) Но с выводами Вл. Саппак не спешил. Он хотел понять сложную диалектику связей телевидения с жизнью, зрителями, искусством. Он не торопился даже наречь телевидение искусством, вначале он осторожно писал о нем как о «новой эстетической возможности».
Рассказав о том впечатлении, какое произвел на него в детстве «Броненосец «Потемкин», он требовательно переводит взгляд на нового «кандидата в искусство»: а ты? что можешь ты? и можешь ли такое?
В этом не высказанном вслух, но явно ощутимом вопросе звучит тревога, которая помогала Вл. Саппаку быть объективным и сурово браковать «телеэрзацы». Зато с какой радостью он фиксирует – пусть пока еще и не столь многочисленные! – победы, одержанные телевидением. Тут и репортаж о встрече Юрия Гагарина, и передача с улиц и площадей фестивальной Москвы в 1957 году, и речь Долорес Ибаррури, и выступление никому не известного юноши Феликса, в котором Вл. Саппак увидел черты нового поколения и в то же время несомненное родство со своими сверстниками, погибшими в сорок первом.
В царствование Николая I один острослов-профессор сказал, что в России непролазно-грязные дороги являются скорее путями разобщения, чем общения. Печальный опыт, накопленный зарубежным телевидением, заставляет опасаться, как бы оно и впрямь не сделалось инструментом разобщения людей…
Вл. Саппак выявляет и поддерживает в телевидении тенденции как раз обратного свойства, властно тянущие людей к общему переживанию, хотя, разумеется, окрашенному в миллиарды индивидуальных оттенков, к общему раздумью над кардинальными событиями и проблемами эпохи, над ее смыслом.
«Не обладает ли телевидение способностью вносить интимное, лирическое начало в эпическое зрелище или событие?» – размышляет автор. Мимо этой мысли невозможно пройти. Мне кажется, что «интимное начало» является здесь у Вл. Саппака синонимом повышенного личного интереса к событиям общественного масштаба, синонимом пробуждения гражданского начала в людях.
Вл. Саппак вспоминает, как он впервые увидел «Броненосец «Потемкин». Подлинное, большое искусство с его высоким гражданским наполнением, как приливная волна, столкнуло зрителей с бытовых «мелей» и вынесло в океан, где бушуют революционные бури.
Перечитывая эти строки о «самом полном причащении идее революции», я с горечью и недоумением припомнил, что мне пришлось прочитать, будто книга Вл. Саппака «обходит молчанием вопрос о политическом направлении телевизионных передач, об их идейном содержании, общественном, гражданском звучании». (Речь идет о статье Ю. Зубкова «Полемика продолжается», «Октябрь», N 12, которой посвятил специальную критическую реплику И. Ильинский на страницах «Известий».)
Перевернем страничку и прочтем, как и что пишет автор книги «Телевидение и мы», которого обвиняют в том, что он якобы выступает против «передачи положительного опыта», о демонстрации старого эйзенштейновского фильма по телевидению: «…я не мог не думать о том, какую великую возможность дало нам в руки телевидение: в эту минуту вот так же у себя дома «Потемкина» смотрели миллионы людей – безбрежный океан человеческих лиц в мерцающих отсветах экранов…
Я ни за что не поверю, что и сегодня и сейчас не сидит, прилепившись к экрану, хоть один потрясенный мальчишка; и вот уже восставший броненосец разворачивается всей своей громадой и идет прямо на него…».
Неужели надо объяснять, что и здесь, и в описании встречи Юрия Гагарина автор гордится великим торжеством нашей идеологии в самом высоком (а значит, и самом талантливом) ее выражении?
Насколько мне известно, Вл. Саппак лично не работал ни над одной телевизионной передачей. Но его имя по праву должно быть названо в числе разведчиков новых возможностей, которые принесло с собой телевидение. Он бережно нащупывал его специфику, искал объяснения, почему те или иные явления искусства, будучи перенесены на «голубой экран», утрачивают или, наоборот, удесятеряют свое обаяние. Он взял на себя смелость оценить различные стили ораторских выступлений перед телекамерой и высказать довольно горькие истины. И делал это не из каких-либо вкусовых или тем более групповых побуждений, а одержимый убеждением, что телевидение обладает «абсолютным слухом» на правду и что фальшивые ноты могут дискредитировать его пропагандистскую роль. Многие его размышления очень верны и ценны – о назойливом и бестактном «эмоциональном подсказе», когда авторы передач и дикторы пытаются навязать зрителю определенную реакцию на происходящее и достигают обычно прямо противоположного эффекта; о бесплодности «смены штампов казенного отчета на штампы доверительной беседы»; о жанре «телевизионного портрета», еще только осваиваемого телевидением, да и то ощупью.
Каждое из своих мнений Вл. Саппак обосновывает примерами из телевизионной практики, обращается к опыту «маститых» искусств – театра и кино, демонстрируя богатейший арсенал исследовательских приемов.
Настоящий критик – это не «неудавшийся», как иной раз считают, а истинный художник, прибавляющий свои краски к созданной писателем картине, заставляющий читателя взглянуть на мир и его глазами. Книга Вл. Саппака включает в себя не только своего рода увлекательный эстетический трактат, но и лирическую исповедь нашего современника, и временами – памфлет. Множество статей написано, скажем, об «Оптимистической трагедии» Вишневского, но вот, говоря об игре Толубеева – Вожака, автор обращает наше внимание на такую деталь пейзажа, как «скифский каменный идол, что мелькнет порой за бугром, идол, как окаменевший Вожак», и перед нами – по-новому освещенная эта угрожающая фигура… И все же главное не в этом. По прочтении книги Вл. Саппака экран телевизора вызывает уже иное, более серьезное к себе отношение. Признаемся ли мы себе в этом или, напротив, яростно отрицаем, соглашаемся с Вл. Саппаком или запоздало полемизируем с ним, но мы уже смотрим очередную передачу глазами этого наблюдательного и вдумчивого человека.