Писатели в Советском Информбюро. Вступительная заметка и публикация С. Красильщика

«От Советского Информбюро» – этими словами, произносимыми незабываемым левитановским голосом, ежедневно в годы Великой Отечественной войны начинались передачи Московского радио. Сводки Совинформбюро слушали люди на фронте и в тылу, в партизанских отрядах. Их печатали все советские газеты.

Созданное по решению Центрального Комитета партии и Советского правительства на третий день после нападения гитлеровской Германии на Советский Союз, новое информационное агентство стало центром, из которого исходила информация о боевых действиях советских вооруженных сил, смелой борьбе народных мстителей, о трудовой доблести тружеников в тылу. Совинформбюро разоблачало геббельсовскую ложь о мнимых победах фашистского вермахта, о том, будто он уже «покончил» с Красной Армией, которая якобы перестала существовать как организованная военная сила.

В разносторонней деятельности Совинформбюро важную роль играла подготовка материалов для прессы и радио зарубежных стран. В этом деле велика заслуга созданной при агентстве литературной группы, которую на первых порах возглавлял Александр Фадеев (назначенный на эту должность 12 июля 1941 года), а затем поочередно Александр Афиногенов и Петр Павленко. В нее входили виднейшие советские писатели, рассматривавшие эту работу как выполнение боевого задания.

В фонде Совинформбюро (N 8581), хранящемся в Центральном государственном архиве Октябрьской революции, высших органов государственной власти и органов государственного управления СССР, имеется много материалов, до сих пор неизвестных советскому читателю. Среди них, в частности, статьи Евгения Петрова, о котором Илья Эренбург писал: «С первого дня войны он знал одну страсть: победить врага! Он не отошел в сторону, не стал обдумывать и гадать. Он был всюду, где был наш народ. Его видали защитники Москвы в лихие дни ноября. Он был в освобожденном Волоколамске. Как-то зимой он поехал к Юхнову, вернулся контуженный, но, как всегда, бодрый, говорил: «Юхнов возьмем…» Недавно он побывал на далеком севере, у Мурманска. Я был с ним, когда его спросили: «Хотите в Севастополь?» Он весь засиял: «Конечно!» ¹ (Как известно, Е. Петров вскоре погиб, возвращаясь из осажденного Севастополя.)

В другой статье Эренбурга о Петрове, написанной спустя два года после его гибели, говорилось: «Я хочу сказать об одной стороне его военной работы. Теперь американцы в Нормандии. Теперь американские летчики приземляются на наших аэродромах. Теперь лето 1944-го… Другим было лето 1941-го. Евгений Петров писал для американцев, и это было очень трудно. За океаном люди тогда не верили, что мы выстоим. Они нам сочувствовали, но они нас оплакивали. Петров им говорил, что Россия выстоит, что Советский Союз победит, он говорил это, когда немцы были у конечных остановок московских автобусов. Он находил человеческие слова, которые доходили до далеких, еще не затронутых войной людей, и он много сделал для сближения народов. Работал он честно, ездил на фронт, чтобы написать статью для американских газет, и об этом не знали его соотечественники: имя Евгения Петрова тогда не часто появлялось в нашей печати. Тем благородней был этот труд» ².

В этой публикации мы печатаем две статьи Е. Петрова, написанные с фронта под Москвой для газетного объединения «Норд америкэн ньюспейпер аллайэнс» («НАНА»).

Не знали соотечественники и о той огромной работе, которую вел в Советском Информбюро сам Эренбург. Сотни статей были написаны им для французской, английской, американской печати. О том, какое значение придавалось этим материалам, свидетельствует распоряжение по Совинформбюро, отданное 31 декабря 1942 года: «Статьи т. Эренбурга отправлять вне очереди».

В работе литературной группы участвовали и писатели, которые по тем или иным причинам (возраст, болезнь) не могли быть на фронте. Автор «Цусимы» Алексей Новиков-Прибой написал для Совинформбюро много ярких статей, в том числе о доблести и героизме военных моряков, морских летчиках, боевых традициях флота. Писал для Совинформбюро и Константин Тренев. Его статьи «Дон» и «Моя работа в дни войны» и корреспонденции с фронта Евгения Кригера, Петра Павленко также печатаются в данной подборке.

Публикуемые материалы воспроизводятся по машинописным текстам, хранящимся в фонде Информбюро ЦГАОР СССР.

Евгений ПЕТРОВ

1

Я вылетел из Куйбышева в Москву на русском «Дугласе» ранним утром. Было около двадцати градусов мороза по Цельсию. Дул стремительный встречный ветер. В одной из своих военных корреспонденции я писал вам об опытных гражданских летчиках, называющих себя воздушными извозчиками, которые быстро применились к войне, возят на фронт пассажиров и консервированную кровь для госпиталей, а с фронта перевозят раненых. Они совершают такие акробатические полеты, за которые в мирное время их отдали бы под суд, настолько они рискованны. Мы летели с одним из таких скромных и незаметных королей воздуха. Мы – это чрезвычайно пестрое общество, состоящее из нескольких советских офицеров, двух-трех крупных работников промышленности и одной смелой женщины, отправлявшейся на фронт к раненому мужу. Все это общество, опасаясь холода, закутало уши и ноги шарфами и пледами и приготовилось к длительному путешествию.

Внизу промелькнула покрытая льдом Волга, и самолет, как выражаются у нас на фронте, пошел «жать на всю железку». Впрочем, это был уже не самолет в довоенном понимании этого слова, а какой-то сумасшедший автомобиль. С ревом несся он над самой землей, и, казалось, достаточно лишь протянуть из окна руку, чтобы коснуться вершин промерзших голых деревьев.

В самолете уже не было комфортабельных сафьяновых кресел, на которых так удобно было подремать, держа в руках модный роман. Они были сняты и заменены короткими откидными скамьями, выкрашенными серой масляной краской. Не было и кокетливой стюардессы. Вместо нее посредине корабля на специально построенном возвышении стоял пулеметчик в толстом, на меху, комбинезоне с большими карманами на уровне колен. Если бы его голова и плечи не скрывались под целлулоидовым куполом турельного пулемета, он вполне мог бы сойти за дирижера небольшого, но хорошо сыгранного оркестра.

Из-за встречного ветра полет продолжался больше четырех часов. Под нами с головокружительной быстротой проносились сперва припудренные снегом степи, потом голые лиственные леса, деревянные села и городки средней России, железнодорожные будки, заводы и снова вспаханные и засеянные поля с обледеневшими бороздами. Наконец начались знаменитые хвойные леса Подмосковья. Я стал узнавать родные места.

Сто с лишним лет назад великий национальный поэт Пушкин сказал: «Москва… как много в этом звуке для сердца русского слилось!» Нет русского человека, который не знал бы этих слов.

Я испытывал волнение, какое испытывает человек, который столько лет не был дома и, наконец, вернулся. Он звонит у дверей своей квартиры и вдруг слышит знакомые шаги и голос матери.

Я узнал знакомое шоссе, дачные поселки, ипподром, знаменитый стадион «Динамо», целые улицы новых достроенных и недостроенных домов. Самолет сделал над городом круг. Очень отчетливо были видны медленно ползущие трамваи, троллейбусы и автомобили. Тротуары были заполнены пешеходами. Я искал следов разрушений и почти не находил их. Самолет перед посадкой пошел на второй круг. В эти несколько минут Москва успела совершенно измениться. Трамваи и автомобили стояли. Люди совершенно исчезли. Несмотря на шум моторов, я ощущал эту тревожную тишину внезапно, как в сказке, остановившегося города.

Наш пулеметчик задвигался на своем возвышении. Теперь его руки в теплых перчатках сжимали ручки пулемета.

Когда мы шли на посадку, навстречу нам с сумасшедшей быстротой и грохотом поднимались истребители. Они шли в бой. Только потом я узнал, что в эти минуты под Москвой и над Москвой было большое воздушное сражение. На Москву летело около двухсот немецких самолетов. Из них истребители и зенитки сбили тридцать один.

Мы сели. К нам подъехал автобус, чтобы отвезти нас в аэропорт. Нам сказали, что в городе воздушная тревога.

Впрочем, тревога довольно быстро окончилась (дневные тревоги в Москве не бывают особенно продолжительными). Я услышал до радио знакомый голос диктора: «Граждане, опасность воздушного нападения миновала. Отбой» – и вышел на улицу.

Что сказать о Москве, пережившей так много за последний месяц?

Было твердое выражение спокойной решимости. Такое выражение вы можете увидеть у пилота, садящегося в аэроплан, чтобы совершить рекордный перелет. Он решился. И он добьется своего.

В Москве стало меньше людей, чем было месяц назад. Но все-таки их осталось очень много. И то, что сделали эти люди за месяц, достойно удивления. Они построили на окраинах Москвы баррикады и противотанковые заграждения. В радиусе ста километров они окружили столицу целой сетью земляных и железобетонных укреплений. Любопытно, что они изготовляются на московских заводах и перевозятся в укрепленные районы в виде готовых частей.

Я беседовал с одним из авторитетных руководителей обороны Москвы. Он сказал, что московская промышленность занята сейчас исключительно производством различного вида вооружений и боеприпасов. Вся основная гигантская индустрия Москвы уже перевезена в глубокий тыл и постепенно начинает работать. Москва хорошо обеспечена хлебом и другими продуктами первой необходимости. Есть достаточное количество угля и дров. В домах тепло. Люди сыты.

Москвичей сейчас интересует одно – фронт. Давно уже окончился тот первый этап войны, когда Москва старалась делать вид, что ничего, собственно, не произошло, и она может продолжать жить той жизнью, какой жила в мирное время.

Тень войны упала на великий город. Но он не поблек. Он стал защитного цвета. Он готовится вступить в бой. 18 ноября 1941 года.

2

Сейчас с уверенностью можно сказать, что наступление, которое уже восемь дней ведут немцы, превосходит своей силой все предыдущие и, несомненно, имеет целью захват Москвы.

В оценке явлений, имеющих всемирно-историческое значение, нужно быть чрезвычайно осторожным, тем более что события только развиваются и еще не достигли кульминации. С каждым часом давление на русские войска становится все более крепким. Прорывая фронт в каком-нибудь месте, немцы стремятся бросить в образовавшуюся брешь танковые части. Они хотят обойти Москву, отрезать столицу от страны и вынудить ее к капитуляции.

Последние пять дней я провел на Можайском и Волоколамском направлениях. Здесь защищают грудь Москвы от прямого удара в сердце.

Мороз немного уменьшился. Но продолжительная поездка в автомобиле все же давала себя чувствовать. Стыли ноги, лицо приходилось упрятывать в воротник. Мы выезжаем на Можайское шоссе, которое начинается еще в городе и представляет собой одну из лучших улиц новой Москвы. Здесь еще осталось несколько ветхих деревянных домишек былой запущенной окраины. Они очень выразительно контрастируют с длиннейшей перспективой громадных новых домов, построенных за последний год. Некоторые из них еще не закончены. Улица эта очень широкая, примерно ширины Елисейских полей, и сплошь залита асфальтом. Здесь осуществлено то, о чем мечтал Ленин. Нет убогих лачуг, где в былое время ютилась нищета. Дома новой улицы выстроены со вкусом и даже е известным великолепием. Они построены из хороших материалов. Многие отделаны мрамором и гранитом.

После последнего дома с золоченой вывеской кондитерского магазина сразу началось поле. Еще весной этого года по Можайскому шоссе мчались автомобили дачников. Сейчас оно перегорожено баррикадами и противотанковыми заграждениями.

1. Илья Эренбург, Писатель-боец. – В кн.: Евгений Петров, На войне, М., 1942, с. 4.[↩]
2. »Литература и искусство», 1 июля 1944 года. [↩]