Петербургский фундаментализм. Незримая империя Павла Крусанова

Павел Крусанов называет себя петербургским фундаменталистом. Его творчество во многом действительно обусловлено магией города, «построенного на мечтах».

Крусанов родился в Ленинграде. Получил естественнонаучное образование в педагогическом институте им. Герцена. Сменив множество профессий, пришел в литературу. В 1990 году вышла первая книга Крусанова — повесть «Где венку не лечь». В 1999 году журнал «Октябрь» печатает «Укус ангела». Год спустя роман выходит отдельной книгой, затем появляются и остальные части знаменитой крусановской Триады: «Бом-бом» (2002) и «Американская дырка» (2005).

У петербургских фундаменталистов существует и другое имя — неофундаменталисты. В силу необходимости дифференцируясь от фундаментализма иного толка (религиозного и политического), Крусанов подчеркивает, что это явление — в большей степени из области эстетики. Если выяснять, насколько названное течение можно считать литературным, то уместным будет сказать: и литературным в том числе. Ведь своим названием группа петербургских писателей обязана художнику Валерию Вальрану и художественному критику Андрею Хлобыстину. Общественная деятельность группы выходит далеко за рамки тихого плетения словес. И вообще, по утверждению Крусанова, «петербургский фундаментализм — это такая форма благодати»¹.

Согласимся, благодать невыразима и описанию не поддается. Однако неофундаменталистами написано достаточно много для того, чтобы попытаться определить эстетическую платформу их творчества. В самом общем виде это уже сделано самим Павлом Крусановым в одной из программных статей «Легионеры Незримой Империи» (2004), ставшей предисловием к книге с почти одноименным названием.

«Незримая Империя» (2005) объединяет трех авторов. Александр Секацкий, Наль Подольский и Владимир Рекшан представляют свои масштабные альтернативы современной культуре «узкого диапазона версий» (с. 44). Авторское воплощение разнообразно — от антропологического трактата с осколками сюжета («Моги и их могущества» А. Секацкого) до комментария к виртуальной реальности («Хроники Незримой Империи» Н. Подольского). Однако идейное поле одно: функционирование масштабного сознания в разных сферах.

Фундаментом Крусанов называет «осмысленную широту жеста и величие порыва» (с. 47). В соответствии с этим неофундаментализм уже подразумевает определенную тематику и принципы типизации. В первую очередь это, конечно, глобальные идеи и масштабные характеры. У Крусанова это идея Незримой Империи и образ «великого человека».

Для развития своей концепции в этом направлении Крусанов выбирает альтернативную историю. В 2000 году он издает нашумевший роман «Укус ангела», столь противоречиво воспринятый именно в силу своей исторической фундаментальности.

Идея Империи, по Крусанову, неотделима от сознания каждого индивидуума. Она живет в нас вместе с набором классических архетипов, которые, если верить психоаналитикам, наряду с уникальным генетическим кодом идентифицируют нашу принадлежность к роду человеческому. Но, в отличие от прочих образов коллективного бессознательного, идея Империи непременно экспансивна, она требует служения и действия.

Имперское сознание прежде всего выражается во всенародном уповании на Золотой век и праведное воцарение. У каждого народа есть легенда о наступлении либо возвращении «золотого периода» всеобщего благоденствия, предание о Незримой Империи, будь то Великая Монголия или Небесная Россия. Отношение к идее проявляется, разумеется, по-разному: у одних — в природной воле к власти, у других — в желании ощутить себя в объятиях железной руки.

И все же, при всей жизнеспособности и всеохватности имперского сознания, Крусанов подчеркивает, что Империя — прежде всего категория идеального мира. Скорее всего, это идея, которая в любом случае пребудет совершеннее овеществления. Не случайно в опросах, интервью и крупных публицистических высказываниях писателя звучит мысль о том, что он не приветствует фактическое возрождение Империи ни в советском варианте, ни в виде монархии.

Империя воплощенная рискует превратиться в свой «опошленный эйдос», Единое Государство, обреченное на неизбежный коллапс. Потому «Укус ангела», по признанию автора, — это своего рода наказ: «Империи не следует воплощать идею всемирности, она должна иметь границы и если не врага, то соперника на этих границах. Уничтожив последнего соперника, Империя уничтожит и себя самое».

Возвеличивание Государства прямо пропорционально умалению человеческой личности. Эти процессы взаимообусловлены, и нельзя с точностью сказать, что чем инициировано. То, что прочная диктатура опирается на подданных, в массе своей тяготящихся свободой и желающих переложить бремя выбора на чужие плечи, — это бесспорно.

Вместе с тем диктатура неизбежно порождает массового усредненного человека, «маленького» человека. С этим тоже трудно поспорить. Но если Империя сама диктует условия и если любой человек, независимо от положения, становится рабом системы, то рано или поздно неизбежен кризис власти, поскольку правителями становятся те же ничтожества, маленькие люди, «крапивное семя». Такая власть не подкрепляется личной волей правителя, она держится только за счет святости места, за счет традиции, превратившейся в историческую инерцию. Именно такова в предыстории романа власть Отца Народов: Империей правит труп.

Тогда появляется «великий человек» — как воплощенный протест против ничтожества, как средоточие силы и героизма, как истинный царь, способный изменить мир по своему усмотрению, поскольку сам вписывается в иной масштаб, нежели неистребимый род земляной блохи (по Ницше).

Атмосфера крусановского художественного мира действительно сродни ницшеанскому мироощущению, что не раз было замечено современной критикой, вообще говоря любящей разбираться в культурных родословных. Однако, сосредоточивая внимание на центральном персонаже, нынешнем варианте сверхчеловека, несколько упускали из виду то, что писатель невероятно близок именно истокам ницшеанского томления: отвращению к воцарившейся пошлости, тоске по несбыточному и жажде особой любви Бога (поцелуя ангела).

1. Крусанов П. В. Все прочее — литература: сборник эссе. СПб.:
   Амфора, 2007. С. 47. Далее номера страниц этого издания приодятся
   в тексте.[↩]