Пьеса А. Платонова «Шарманка» в контексте политической и общественной жизни страны

Пьеса «Шарманка» — первое крупное произведение, написанное А. Платоновым после повести «Котлован». Однако сам писатель это свое произведение, как и многие другие, не датирует. Предположение о временной близости «Котлована» и «Шарманки» позволяют сделать детали реального контекста, во множестве представленные в пьесе: ее можно назвать энциклопедией политической и общественной жизни своего времени. Это своеобразный снимок с необыкновенно быстро меняющей свой облик действительности, на котором оказались запечатленными и события международной жизни, и уникальные в своей недолговечности явления советской повседневности, и политическая борьба внутри ВКП(б). Именно совокупность этих деталей реального контекста помогает довольно точно определить время работы Платонова над «Шарманкой».

Любопытна ее творческая история. Анализ рукописи дает основание утверждать, что в ней есть более раннее ядро — это середина пьесы (2-я и 3-я картины I акта и часть 1-й картины II акта). Начало (1-я картина I акта) написано позже: по характеру правки видно, что Платонов приписал этот фрагмент к уже существующему тексту. Данное обстоятельство наводит на мысль о том, что писатель в процессе работы почему-то неожиданно корректирует свой исходный замысел. Рукопись позволяет не только восстановить более ранний слой текста, но и проследить за развитием платоновской идеи.

Сначала пьеса имела другое заглавие и несколько иной состав действующих лиц; сюжет ее был прост и вращался вокруг «потребительской кооперации», а также тех товаров, которыми она «кормит» население. Обращение Платонова к подобной тематике объясняется, вероятно, попытками власти с помощью литературных конкурсов привлечь внимание к этому непопулярному сектору социалистического строительства. Однако платоновский образ едва ли мог служить целям пропаганды: кооператив Щоева, которому Платонов не сразу находит название (Светлая / Заветная / Дружная пища), впрок заготавливает грибы из сои, а своим пайщикам отпускает клей и мухобойный порошок.

И здесь Платонов практически ничего не преувеличивал — положение с товарами в кооперативах после фактической отмены нэпа было именно таким, как изображает писатель: то, что людям реально требовалось для жизни, там отсутствовало, а овощи, рыба и мясо из-за бесхозяйственности быстро портились. Однако считалось, что их в стране не хватает. Поэтому населению предлагалось заменить продукты питания пищевыми суррогатами и изыскивать новые виды пищевого сырья (например, сою), а кооперативам — самим заготавливать то, что можно есть. В этот кооператив приходят сначала Мюд и Самосцев (впоследствии — Алеша) с шарманкой (у последнего Евсей, в соответствии с проводимой кампанией, «отбирает пожертвование» на дирижабль) и просят оставить их в кооперативе — строить социализм. Затем туда же «по командировке коопактива» прибывает Мучимов (эпизоды с этим персонажем Платонов впоследствии вычеркнет), владеющий многими специальностями, и тоже просит его оставить. Вдруг на кооператив налетают птицы (сами отгружаются, как объясняет Евсей, потому что «кооперация — это путь»¹). Но заготовка птицы не предусмотрена планом: хотя кооператив и не отказывается искать местные продовольственные ресурсы, как того требуют в это время директивы вышестоящих организаций, однако запланировал «организацию рачьих пучин», а не заготовку птицы. Поэтому птиц разгоняют выстрелами из пушек. А так как от птиц остается помет, из помета же «иностранные ученые делают сливки и железо», то решают выписать такого специалиста, который, как по волшебному слову, тут же и является: «Мы — научность, которая знает пищу».

Видимо, где-то на этом повороте сюжета и произошла та его корректировка, которая и привела к появлению «Шарманки». При участии новоявленного иностранного специалиста, имеющего не очень благозвучное имя — Стерветсен, Щоев устраивает «вечер испытания новых форм еды». Трудящиеся под призывы Щоева: «Вкушайте», — испытывают новую пищу (кашу из саранчи и пр.). На описании этого пира (II акт, 1-я картина) Платонов останавливается. Как раз перед тем на одной из страниц вверху (л. 55) он пишет, а затем зачеркивает слово «Дирижабль» (вероятно, это был один из первых вариантов названия пьесы). Платонов возвращается к началу пьесы, пишет новую 1-ю картину I акта, в которой теперь и появляются Алеша и Мюд (уже в сопровождении Кузьмы), а также Стерветсен с дочерью. Стерветсен имеет теперь свой интерес к СССР — он хочет закупить здесь «души» для Западной Европы. Пьеса называется уже «Человек, укравший установку». В написанный ранее текст Платонов вносит дополнения и изменения (меняет имена, вычеркивает лишние и вставляет новые эпизоды — вставки А, Б, В и т. д.), а с того места, где он остановился (л. 57), пишет уже с учетом внесенных поправок. Но в ходе работы Платонов, видимо, опять скорректировал свою идею, так как вынесенной в заглавие кражи не произошло. На завершающем этапе работы он делает еще одну правку, о которой будет сказано ниже. Пьеса в окончательном виде называется «Шарманкой». Вероятно, это очередной платоновский символ.

ДАТИРОВКА ПЬЕСЫ

В платоноведении существуют следующие датировки «Шарманки»: конец 1930 года (Н. Корниенко)², 1933 год (М. Геллер)³, 1935-й (Т. Новикова)⁴.

Разрешить эту спорную проблему помогает реальный исторический контекст: по многочисленным реалиям времени, которые нашли отражение в «Шарманке», можно очень точно определить время ее действия. А по характеру этих реалий понятно, что время действия в пьесе и время ее написания совпадают. Но сначала определим временные рамки, в которых разворачивается сюжет «Шарманки». На одно из таких событий указывает М. Геллер — сбор денег на дирижабль в нищей стране. Вот как это описано у Платонова:

«Евсей <…> — Не подать ли музыканту монету, Игнат Никанорович? Все-таки культработник человек!

Щоев. — Я тебе подам! <…> Ты пойди у него на дирижабль пожертвование отбери — вот это так! <…>

Щоев <…> — Евсей!

Служащие. — Евсей, Игнат Никанорович, кампанию вышел проводить.

Щоев. — Трудитесь молча, я сам вспомнил» (л. 22).

История этой кампании такая. 10 сентября 1930 года в Москву прилетел немецкий дирижабль «Граф Цепеллин». Об этом событии сообщили почти все газеты и журналы. Газета «Правда» объявила о сборе средств на постройку дирижабля «Правда». За короткое время в СССР выходит много книг под схожим названием типа «Даешь советский дирижабль», рекламирующих дирижабли и их самую насущную необходимость для страны как транспортного и грузового средства: при наших расстояниях и наших строительствах они-де просто незаменимы! В периодических изданиях появляются призывы «Строим советские дирижабли», «Дадим стране советские дирижабли», «Над страной Советов должны летать советские дирижабли» и т. д. А тем временем газета «Правда» продолжает свою кампанию по сбору средств: раз или два в месяц она напоминает об этом читателям. 14 сентября 1930 года призыв «Правды» подхватывает «Крестьянская газета» (издание, посвященное кооперативам) — одна из самых массовых в СССР: «»Правда» открыла сбор средств на постройку советских дирижаблей <…> Организуйте широчайший сбор добровольных отчислений в фонд советского дирижаблестроения. Создавайте группы содействия постройке советских дирижаблей. Сообщайте в газету о ходе кампании».

Но, видимо, энтузиазм масс был слаб, а «темп тих». Поэтому потребовалось дополнительное внушение. 1 октября 1930 года «Крестьянская газета» обращается более жестко и уже адресно — к опекаемым ею кооперативам. В статье «Нам нужны воздушные корабли — дирижабли» она напоминает о проводимой «Правдой» кампании по сбору средств и добавляет: «Вправе ли стоять в стороне от этого движения кооперация? <…> Ведь только один рубль, внесенный каждым пайщиком, даст 50 млн. рублей для постройки советских дирижаблей. Это обстоятельство должны учесть все звенья потребительской кооперации от Центросоюза до низовки».

Щоев — лицо, исключительно послушное инструкциям (об этом еще пойдет речь), но точно не энтузиаст. Если уж он включился в кампанию, то только после соответствующих установок, то есть после 1 октября 1930 года.

До марта 1931-го включительно «Правда» регулярно, но уже реже сообщает о ходе кампании. 25 марта появляется сообщение о сборе около 3 млн. рублей (как мы видим, далеко не каждый пайщик откликнулся на призыв «Крестьянской газеты»). Кампания постепенно сходит на нет. Еще собирались деньги на дирижабли «Комсомольская правда», «Клим Ворошилов» и, может быть, какие-то другие, но это уже не было централизованной кампанией.

Итак, начало октября 1930 года — это нижняя временная планка работы над пьесой. Есть в пьесе данные для определения и верхней временной планки.

Обратим внимание на следующую группу деталей, касающихся сферы деятельности Щоева. Он — зав. кооперативной системой, центр которой находится в районе (л. 1); объединяет десять тысяч пайщиков (л. 22); возглавляемая им кооперативная система — многолавочная (л. 27); на эту лавочную периферию он время от времени спускает «директивки» (л. 23). Щоев радует Стерветсена с Сереной следующим сообщением: «Товарищи буржуи. Вы попали в самый расцвет реорганизации нашего аппарата» (л. 49). Все эти детали — не плод авторской фантазии, а явление советской действительности, свидетельство о котором тем более ценно, что оно было на удивление недолговечным. Многолавочные кооперативы с центром в районе, объединяющие по несколько тысяч пайщиков, в обязательном порядке существовали приблизительно с августа 1930-го по декабрь того же года включительно.

Реорганизация аппарата, о которой упоминает Щоев, — это реорганизация советского госаппарата в соответствии с постановлением XVI партсъезда (открылся 26 июня 1930 года) о ликвидации округов и укреплении районов. Советская государственная машина работала плохо, ее нужно было все время исправлять. Решение об очередном улучшении и исправлении принимает XVI партконференция, и накануне съезда меры в этом направлении усиленно пропагандируются в печати: «перенести центр тяжести работы партийных организаций и советских органов из окружного центра в район», потому что в округе-де происходит задержка директив центра и концентрация лучших работников, передаточное звено — окружной центр — не дает возможности областному руководству своевременно получать сведения о реализации той или иной директивы⁵ и т. д. Кооперативы, естественно, также работали плохо. Чтобы это понять, достаточно почитать советскую печать того времени — данное обстоятельство тогда не скрывалось. В конце июля, вскоре после XVI партсъезда, в Москве проходит II Всероссийский съезд потребительской кооперации. Один из вопросов кооперативного съезда — реорганизация потребсистемы, которая должна происходить на основе реорганизации советского аппарата. На съезде выступает председатель Центросоюза А. Бадаев. Реорганизация кооперативной системы — основной вопрос его доклада.

Сущность этой перестройки подробно объясняет «Крестьянская газета»⁶. До сих пор потребительские общества были маленькими, в каждом селе — свое. Такое общество имело 2-3-4 лавки, а некоторые — вообще одну лавку («однолавки»). В каждом обществе было свое правление, своя ревизионная комиссия, свои закупщики, свой транспорт, свои склады. Все это вызывало излишние расходы и удорожало товар. Эти маленькие потребительские общества входили в окружные союзы потребительских обществ, где тоже имелись свои правление, ревизионная комиссия, склады и пр. Были еще районные и областные звенья, а всю эту систему возглавлял Центросоюз.

Главный смысл перестройки — в устранении многозвенности (то есть промежуточного звена — окружных союзов) и укрупнении потребительских обществ: взамен прежней однолавки — укрупненная многолавка, объединяющая тысячи пайщиков, которая строит свою деятельность в границах района. Районные многолавки внедрялись в жизнь уже с конца 1929 года. Но это была вялотекущая и не повсеместная реорганизация. К тому же эти многолавочные кооперативы были не такими большими, как осенью 1930-го. Выгоды от новой перестройки всячески рекламировались: перестройка системы даст экономию средств (называлась цифра то в 70 млн. рублей, то в 80), улучшит товарное маневрирование и приблизит основную часть хозработы к пайщикам. Реорганизацию потребсистемы предлагалось закончить к 1 сентября.

Трудно сказать, когда она все-таки закончилась. Вряд ли к 1 сентября, как требовалось. Но уже в декабре 1930 года пленумом ЦК и ЦКК ВКП(б) принимается новое постановление об очередной реорганизации — о разукрупнении сети потребительской кооперации. Райпо должны теперь преобразоваться в селькоопы. Новая перестройка была закончена к июлю 1931-го. 12 июля 1931 года «Крестьянская газета» объявила о завершении этой реорганизации: вместо 2899 райпо и существовавших до них 22325 сельпо создано 42305 селькоопов. Как видим, новые потребительские общества были приблизительно в двадцать раз более мелкими, чем накануне, и в два раза, чем до предыдущей перестройки. Теперь уже критикуются крупные многолавочные кооперативы за отрыв от пайщиков. Новое количество пайщиков, которое должен объединять селькооп, устанавливает Центросоюз: 350-600 дворов. Однако реальность вновь не соответствует идеалу. Некоторые из потребительских обществ охватывают больше 1000 дворов, некоторые — меньше 200. И «Крестьянская газета» делает многообещающее заявление: потребкооперация в ближайшее время должна опять заняться реорганизацией своей сети.

Пиши Платонов «Шарманку» после декабря 1930 года, он бы не делал этого на таком устаревшем материале, как многолавочная система с центром в районе, объединяющая 10000 пайщиков.

Есть в пьесе и прямые указания на время действия. Щоев предлагает оставить в своей кооперативной системе Стерветсена, закрепив его за кооперативом на два года — до конца пятилетки. Первая пятилетка по плану — это 1928-1933 годы. Но уже с 1929 года говорят о «пятилетке в четыре года». XVI партсъезд официально одобряет эту установку. Очевидно, что Щоев считает уже по-новому. Новый хозяйственный год начинался в ноябре. Видимо, в ноябре 1930 года Платонов и приступил к работе над «Шарманкой».

СОБЫТИЯ ОБЩЕСТВЕННО-ПОЛИТИЧЕСКОЙ И МЕЖДУНАРОДНОЙ ЖИЗНИ, ПОЛУЧИВШИЕ ПРЯМОЕ ОТРАЖЕНИЕ В ПЬЕСЕ

Анализ других событий реальной жизни, которые упоминаются в «Шарманке», подтверждает данную датировку. Кроме того, он позволяет по-иному почувствовать ту обстановку, в которой происходит действие, лучше понять образы пьесы, а следовательно, и авторскую мысль. Приведем некоторые из событий общественно-политической и международной жизни, которые напрямую отразились в пьесе.

Вот, например, Кузьма несколько раз поминает Папу Римского. Казалось бы, что ему глава католической церкви? А он повторяет: Папа Римский да Папа Римский.

Дело в том, что в феврале 1930 года Папа Римский Пий XI выступил в защиту христиан в СССР, против гонений на церковь, массовых казней духовенства, притеснения тех, кто выполнял религиозные обряды. Он призвал христиан всего мира к крестовому походу против безбожного советского правительства и на вторую половину марта назначил всеобщее моление о спасении христиан в СССР (в этом и состоял крестовый поход). Папа Пий XI потребовал от буржуазных правительств бойкотировать советские товары. Реакция советской прессы была мгновенной, бурной и продолжительной — даже спустя год отмечается «годовщина крестового похода Римского Папы». Отдельными сборниками выходят многочисленные карикатуры на Римского Папу. Акция Римского Папы была названа очередным этапом подготовки нападения на СССР и интервенцией. Вот и герои «Шарманки» заподозрили интервенцию в прилете птиц. Интервенция — это один из способов запугивания советского общества на данном историческом этапе.

Без комментария не воспринимается сегодня такая реплика Алеши, которую он бросает Серене: «Ты думаешь, что у тебя есть душа <…> Ты — единоличница!» (л. 58). Антирелигиозная пропаганда, одна из самых агрессивных «кампаний» этого времени, шла параллельно коллективизации. Отсутствие души — ее тезис. Видимо, была какая-то зависимость между быстрым отказом человека от своих религиозных убеждений и его вступлением в колхоз (или наоборот — вступлением в колхоз и отказом от Бога). Эту зависимость постоянно подчеркивала и пресса.

Нуждается в реальном комментарии и такой диалог Щоева и Евсея:

«Щоев. — Зачислить тогда, Евсей, его штатным утешителем — согласуй с треугольником, — давай заготавливать массы в аппарат.

Евсей. — Нужно ли, Игнат Никанорович? Нам и так одну выдвиженку Евдокию отгрузили уже!» (л. 28).

1930-й — год массовых чисток госаппарата, научных учреждений, кооперативов и пр. Эта чистка должна была «выкорчевать старые кадры» и «взрыхлить почву для нового посева»: «новые пролетарские кадры должно дать выдвижение». Выдвижение становится массовым явлением: выдвиженцев в обязательном порядке зачисляют во все структуры. Появляется целая армия выдвиженцев, которых учат, переучивают, а чаще всего просто держат, что называется, «для мебели» — по инструкции. Параллельно внедряется лозунг «шефство масс над госаппаратом» и «орабочивание аппарата». Реорганизацию госаппарата во второй половине 1930 года тоже проводят на основе выдвижения. Особое место среди всех госорганов занимают кооперативы. Там постоянно происходят злоупотребления, и поэтому зачисление туда представителей масс — выдвиженцев — предлагается особенно настоятельно.

Как уже отмечалось, Щоев — лицо исключительно законопослушное: он делает все, что требуется по инструкциям. Вот одна из характерных реплик героя, адресованная подчиненному Опорных, который пытается заготовить пролетающую птицу и проплывающую рыбу вопреки приказанию Щоева: «Забыл про мое единоначалие, беспринципщик дьявол какой!» (л. 39). Эти слова — отнюдь не свидетельство властолюбия Щоева. 7 сентября 1929 года в «Правде» было опубликовано «Постановление ЦК ВКП(б) о мерах по упорядочению управления производством и установлению единоначалия». Говорилось в нем о разграничении полномочий между «сторонами треугольника» (то есть между администрацией, парткомом и профкомом) и о непосредственной ответственности администрации (директора) за выполнение промфинплана. Данное постановление очень медленно и трудно внедрялось в сознание и жизнь. Сообщения о невыполнении его на том или ином предприятии или даже о незнакомстве с ним время от времени появляются в периодике. На проработку постановления потребовалось действительно много сил. В статье «Темп осуществления директивы партии о единоначалии недостаточен»⁷ говорилось о том, что данный вопрос прорабатывается на открытых цеховых партсобраниях, на бюро ячеек с активом, на общих рабочих собраниях, на специальных рабочих митингах — и ничего не изменилось. А Щоев, заметим, его выполнял!

Выполнял он и еще одну общую установку — на отсутствие тары. Об отсутствии тары в пьесе упоминается неоднократно. На отсутствие тары жалуется сам Щоев, об этом говорят его подчиненные, за это же упрекает Щоева Мюд.

В 1930 году об отсутствии тары в кооперативах писали много и настойчиво: «нет тары», «нет мешков», «нет смолы и канатов», «нет сетей», «нет соли», «нет обручей», «в порядке дня — тара» и т. д. — такие сообщения постоянно мелькают в газетах. Центросоюз с 10 по 25 сентября объявляет двухнедельник по сбору тары, но так как сбор идет плохо — его продлевают до 10 октября: «Вся тара — твердая, мягкая, мешочная, мочальная, корзины, бочонки — должны быть взяты на учет»⁸.

Щоев делает все как все — вместе со всеми он повторяет, что тары нет. Но вот что интересно — Платонов вычеркивает абзац, содержащий любопытную деталь. Когда от удара пушки падают стены кооператива, открывается районный ландшафт: «Площадь города — две кооперативные лавки, одна против другой, горы различной тары (ящики, бочки), кучи убитой и общипанной птицы…» (л. 42). Если в других кооперативах тары не было так же, как у Щоева, и про это все знали, то поведение Щоева приобретает особый смысл.

Среди уникальных явлений общественной жизни 1930 года, отразившихся в «Шарманке», есть одно особо уникальное. На собрании пайщиков, где выбирают душу для отправки в Европу, 1-я служащая мотивирует свое право быть отправленной следующим образом: «Игнат Никанорович! Меня командируйте… Я в культэстафете была <…> Я безумно люблю соревнование с Европой!..» (л. 83).

Культэстафета появляется в жизни советского человека летом 1930 года — приблизительно в середине июля. Ее спортивно-походное название не случайно: она проходила в рамках другого явления общественной жизни этого времени, которое называлось культпоход. В свою очередь, культпоход — это акция по борьбе с неграмотностью (в это понятие входила ликвидация неграмотности, политпросветработа, санитарное просвещение и антирелигиозная пропаганда). Участники культпохода именовались культармейцами. Проходила культэстафета следующим образом. На предприятиях, в школах и пр. комсомольцы разъясняли значение эстафеты для борьбы с неграмотностью. Затем намечались направления работы (они назывались — «маршруты»). Их было четыре-шесть. Обязательные — ликбез, всеобуч и политехнизация школы. Далее проводился районный митинг-старт, на котором раздавались задания по этим «маршрутам» (например, выявить неграмотных, подсчитать детей, которым пора учиться, и разместить их по школам, собрать учебники и т. д.). И культармейцы «стартовали».

Сообщения о культэстафете появляются в июле 1930 года⁹. В сентябре еще можно встретить информацию о ее ходе. 12 октября в газете «Правда» помещен «выговор» областного штаба культэстафеты ее участникам за неявку на заседание. Больше упоминаний о ней почти не встречается. Вероятно, к этому времени культэстафета сходит с маршрута. Должно быть, скоро она уйдет и из памяти культармейцев. Если 1-я служащая в «Шарманке» еще апеллирует к своему участию в ней, то дело, очевидно, происходит незадолго до этого, то есть тоже в октябре-декабре 1930 года.

Все названные выше события и лица — реальные, они отражаются в зеркале пьесы в своем подлинном облике, без всякого изменения. Но есть и случаи подлинного «преображения».

Кузьма, незадолго до того, как его сломают, томится и горюет: «Боюсь скатиться с установки <…> Никого нету, хкады. Один товарищ Угланов Михаил Палыч!..» (Первый вариант этой фразы, затем зачеркнутый: Где ты, Угланов товарищ?) (л. 84).

«Угланов Михаил Палыч» — это коллективная, собирательная личность, состоящая из Угланова Николая Александровича и Томского Михаила Павловича — главной мишени (вкупе с Рыковым) только что состоявшегося XVI съезда партии. Угланов Николай Александрович — в недавнем прошлом 1-й секретарь МК и МГК партии. Томский Михаил Павлович незадолго до XVI съезда возглавлял профсоюзы. Они оба, вместе с Бухариным, назывались лидерами главного, «правого уклона». И Угланов, и Томский выступили на XVI съезде с покаянными заявлениями (см. в пьесе заявление Алеши).

Объединение двух известных имен в одно ради комического эффекта — случай у А. Платонова не единственный.

1. Платонов А. Шарманка // Архив М. Платоновой в ИМЛИ. Л. 34об. В дальнейшем ссылки на листы рукописи даны в тексте. Фрагменты рукописи, зачеркнутые А. Платоновым, обозначены курсивом.[↩]
2. Корниенко Н. В. История текста и биография А. П. Платонова // Здесь и теперь. 1993. № 1. С. 170.[↩]
3. Геллер М. Андрей Платонов в поисках счастья. М. : «МИК», 1999. С. 326.[↩]
4. Новикова Т. Одна из антиутопий А. Платонова (Пьеса «Шарманка» и ее метаморфозы) // Филологические науки. 1999. № 1. С. 92.[↩]
5. См. об этом: Район — узловой центр (редакционная статья) // Правда. 1930. 16 июня.[↩]
6. Г. Н. Реорганизация кооперативной низовки // Крестьянская газета. 1930. 24 июля.[↩]
7. Т. К. Темп осуществления директивы партии о единоначалии недостаточен // Массовик. 1930. № 4. С. 19.[↩]
8. Все силы — на сбор и мобилизацию тары (б. п.) // Крестьянская газета. 1930. 29 сентября.[↩]
9. Двухсоттысячный отряд культэстафеты (б. п.) // Вечерняя Москва. 1930. 26 июля; Милов. Культэстафета в действии // Культпоход. 1930. № 6-7 (август). С. 15; Р-вич. Завоеванные позиции не сдавать:Культэстафета в действии; Свиридов В. Ликбезмаршрут под угрозой: Культэстафета в действии // Культпоход. 1930. № 8 (сентябрь). С. 19.[↩]