Первый украинский словарь литературоведческой терминологии
В. М. Лесин, О. С. Пулинець, Короткий словник лiтературознавчих термiнiв», видавництво «Радянська школа», Киiв, 1961, 370 стор.
Не бiйтесь заглядати у словник:
Це пишний яр, а не сумне провалля…
Максим Рильский.
Выход рецензируемой книжки не может не радовать: таких изданий явно не хватает. На Украине это – первенец, русский читатель не намного богаче. Имеющиеся своды литературоведческой терминологии давно стали букинистическими раритетами, не говоря уже о «моральном износе», об устарелости их методологических основ. Исключение составляет тоненький словарик Л. Тимофеева и Н. Венгрова, вышедший как пособие для учащихся средней школы, но фактически обслуживающий куда более «взрослую» аудиторию. Специалисты по достоинству оценили словарь, признав его бесспорное значение и указав на недостатки. Но, к сожалению, появился и ряд крикливых рецензий «истребительского» типа. Взвалив на авторов ответственность за общие недостатки нашей терминологии и раздув действительные грехи словаря, эти критики объявляли выход скромного пособия «шагом назад» и заканчивали обычно свои отзывы деликатным пожеланием; чтобы крупные коллективы крупных специалистов немедленно создали безупречные словари. Но скоро сказка сказывается да пишутся рецензии… Почти десятилетие словарь Л. Тимофеева и Н. Венгрова оставался единственным в своем роде пособием и быстро раскупался читателями – издание за изданием. Но, конечно, он не мог полностью удовлетворить запросы научной общественности.
Разрыв между задачами (и успехами!) литературоведения и состоянием его терминологии ощущается все острее. Сейчас предпринимаются практические шаги для ликвидации этого разрыва. Работает терминологическая комиссия при Международном комитете славистов, состоялась конференция в ИМЛИ имени А. М. Горького по вопросам литературоведческой терминологии, выходит новое издание «Литературной энциклопедии». Начиная большую, трудную, но крайне важную работу по упорядочению «терминологического хозяйства», литературоведы не однажды ощутят пользу опыта своих предшественников.
«Краткий словарь литературоведческих терминов», созданный украинскими учеными В. Лесиным и А. Пулинцом, адресован учителям средних школ и студентам-филологам. Иллюстративная часть словаря, включая примеры из русской и мировой литературы, опирается в основном на украинский материал. Это качество, важное для украинского читателя, придает словарю особую ценность и в более широкой, всесоюзной сфере, особенно в связи с подготовкой «Краткой литературной энциклопедии», призванной вобрать в себя опыт многонациональной советской литературы. Важным моментом здесь является учет терминологий, стихийно вырабатываемой в самой фольклорной среде. Составители словаря рядом с толкованиями традиционно «книжных» терминов дают пояснения множества фольклорных, благо украинский фольклор поистине неисчерпаем. Но здесь, разумеется, сделано далеко не все.
В словаре 714 пояснений (вопреки авторскому свидетельству: «около 650»!). Среди них по праву занимают место статьи о важнейших понятиях общефилософского, политического, эстетического характера. Введены (и это хорошо!) отдельные термины из области музыки, изобразительных искусств, хотя здесь и желательны некоторые пополнения.
Достоинство словаря – четкость методологических позиций, единство партийного подхода к явлениям, наступательный дух в критике враждебных марксизму теорий и явлений упадочного буржуазного искусства (статьи «Абстракционизм», «Авангардизм», «Битники», «Комиксы», «Сюрреализм», «Фрейдизм» и др.). Пояснениям важнейших понятий сопутствуют часто острая и убедительная полемика с идеологическим противником, меткие разоблачения реакционной буржуазной науки, ревизионистских извращений (статьи «Народность литературы», «Партийность», «Идейность литературы», «Мировоззрение писателя», а также «Ревизионизм», «Формализм», «Модернизм» и др.).
Широко раскрывая богатство украинской литературы, словарь пропагандирует ее демократические и революционные Традиции, последовательно доказывая мысль о том, что высшие достижения поэтического гения неразрывно связаны со служением народу, с передовыми революционными устремлениями, с неустанной борьбой против враждебных тенденций. Во множестве ярких примеров такими борцами предстают в словаре Шевченко и Франко, Леся Украинка и Коцюбинский, Кобылянская и Стефаник, Тычина и Рыльский. Литературный процесс на Украине освещается в статьях в духе непримиримой борьбы с буржуазным Национализмом (см. «Народность литературы», «Национализм», «Этнографизм», «Народовцы» и др.).
Словарь В. Лесина и А. Пулинца значительно расширяет круг толкуемых понятий и сами толкования по сравнению с предыдущим словарем. И здесь, несомненна, сказалось благотворное воздейстие таких рецензий на: словарь Л. Тимофеева и Н. Венгрова, как У. Фохта («Литература в школе», 1953, N 3), Н. Козюры («Вопросы философии», 1956, N 2) – наиболее серьезных и специальных в лучшем смысле слова. Так, в соответствии с пожеланиями рецензентов – введены статьи об искусстве, мировоззрении писателя, о «теории» бесконфликтности и др. (всего свыше 30). Расширен список специально литературоведческих терминов и особенно – за счет украинской специфики. Здесь мы находим ценные сведения о жанрах украинского фольклора, о формах народного стиха, о носителях устного народного творчества и т. п. (статьи «Думы», «Колядки», «Коломыйки», «Шумка», «Кобзарь», «Бандурист» и др.). Можно только пожелать пополнения справок сообщениями о позднейшей трансформации жанров. Так, скажем, форма колядки использовалась как средство массовой революционной агитации в западных областях Украины в годы иноземного владычества.
Радуют такие статьи, как «Художественная деталь», где речь идет о термине, всюду употребляемом, но не получившем еще стабильного значения. Это особенно важно и потому, что нередко встречается односторонняя трактовка известного высказывания Ф. Энгельса о реализме («реализм подразумевает, помимо правдивости деталей, правдивость воспроизведения типичных характеров в типичных обстоятельствах»), преуменьшающая роль детали.
Однако, радуясь появлению это-то словаря, мы вправе предъявить ему и свои претензии. Критическое рассмотрение всех недостатков работы должно стать задачей литературоведов. Пусть оно пойдет на пользу второму изданию, которое желательно и, по-видимому, неизбежно, учитывая скромный тираж первого – 14000 экземпляров.
Особенно важны статьи о коренных понятиях нашего литературоведения, общефилософских и общеэстетических категориях, образующие в своей совокупности как бы теоретический каркас словаря.
Социалистическому реализму посвящено в словаре около 200 строк. Но, будучи по праву самой обширной в словаре, эта статья должна быть еще более полной. Понятию дано правильное политическое и философское обоснование, но социалистический реализм представлен в значительной мере декларативно, вне эстетического генезиса. Авторы не показали, что новый художественный метод явился итогом всего предшествующего развития искусства, оплодотворенного революционным движением масс и марксистско-ленинской идеологией. Богатство этого явления не раскрыто со стороны специфики, хотя тут же правильно сказано: «Социалистический реализм… способствует развитию всех литературных форм и жанров…» (стр. 296). Упоминается только один конкретный признак-расцвет монументальных форм. Да, в этом проявляется превосходство нашего искусства над буржуазным, но ведь не только в этом! Разве качественно новый тип лирики, органически сливающий индивидуальное и общественное, – не столь же яркое преимущество? А принципиальная новизна художественно-исторического мышления, новые характеры, равно обогащающие монументальные и немонументальные формы? Все это требует более подробного разговора. Раскрытие специфики социалистического реализма, его эстетического богатства – вот что должно – быть целью статьи, несмотря на «тесноту» словарного режима.
Статья «Художественны метод» неправомерно сводит метод к отбору объектов художественного отражения, оставляя в стороне отношение писателя к форме, к средствам этого отражения. Несмотря на идущие споры о методе, мы вправе потребовать более четкой формулировки.
Статьи «Эстетика» и «Эстетический идеал» чересчур кратки (по 18 строк): предлагаемые пояснения подошли бы толковому словарю, но для специального явно недостаточны. Статья «Содержание и форма» открывается правильным положением: «Содержание и форма литературного произведения могут быть уяснены только в свете общефилософского разрешения этого вопроса» (стр. 114). Однако обе категории освещены статично, вне диалектики развития и взаимопереходов.
Эти недостатки и явная несоизмеримость статей о важнейших категориях, подчас остро дискуссионных, говорят, что авторам еще не всегда ясны пропорции между объемом толкуемого понятия и размером соответствующей статьи. Достаточно сказать, что толкования таких узкоспециальных понятий, как экспозиция, каталектика и др., значительно пространнее статьи об эстетике, а вульгаризму посвящено 52 строки – почти столько же, сколько содержанию и форме, взятым вместе. Совершенное недоумение вызывает отсутствие ряда статей, к которым нас отсылают… сами авторы. «Смотри компаративизм»,«Смотри космополитизм», – приглашают нас ремарки составителей на стр. 59, но попытки «смотреть» то и другое напрасны: таких методологически важных статей в словаре нет! Столь же коварны приглашения «смотреть»готический роман, катахрезу, комедию масок и другие, в общем, небезынтересные вещи.
Обращает внимание разнотипность построения статей в словаре: в одних понятия поясняются с одной стороны, в других – с совершенно иной; иногда история, даже второстепенного по важности термина прослеживается скрупулезно, со множеством комментариев, с учетом иронического переосмысления, с рецептами по употреблению и т. п., а рядом даются односторонние трактовки, опускающие важные оттенки значения. Упущением явилось совершенное пренебрежение понятием стиль в его расширенном толковании. Авторы сочли нужным прокомментировать только индивидуальный стиль и стиль языка. Не нашли нужного пояснения отношения сюжета и фабулы, крайне запутанные в наше время.
В обширной статье о балладе мы узнаем и о балладе-танце, и о тематике баллад, и о крупнейших мастерах баллады, но там нет упоминания о балладе-строфе, в которой, по словам Сирано де Бержерака,
…три куплета,
И каждый – из восьми стихов…
Кончают же куплетом, что зовется
Посылкою… И в нем
Четыре лишь стиха…
В статье о языке стиха ничего не сказано о своеобразии синтаксиса стихотворной речи. Статья «Изборник» перечисляет содержание «Изборников Святослава»: загадки, притчи, сочинения по логике и грамматике. Не упомянута лишь статья «О образах», по теме – ближайшая к данному словарю. В статье «Коллизия» нет упоминания о конфликте, об отношениях, связывающих эти понятия, то выступающие как синонимы, то как род и вид. В статье «Комедия» не нашли отражения ни историческое развитие жанра, ни эволюция самого термина.
Не всегда соблюден исторический принцип подхода к явлениям. Так, жанру поэмы приписываются выдающиеся достоинства реалистической поэмы нового времени – психологическая глубина, раскрытие характеров в развитии и т. п. А результатом «нетерминологического» употребления слова явилось отнесение романа «Педагогическая поэма» к жанру поэмы (ст. «Поэма»). Статья «Единство времени, места и действия» не отражает положительной роли «триединого» принципа на определенном историческом этапе, и здесь уместно было бы вспомнить оценку этого принципа К. Марксом в письме к Лассалю от 22 июля 1861 года. Порой словарь грешит прямолинейностью. Вот как, например, поясняется возникновение буколической поэзии. «Городское население обнищало, сельская жизнь казалась ему раем. И уже древнегреческий поэт Феокрит стал идеализировать жизнь крестьян…» (стр. 42). Столь же прямолинейна в интерпретации словаря история возникновения русской силлаботоники: победы Петра I требовали од, оды плохо укладывались в силлабические вирши, поэтому русская литература и перешла к силлабо-тонической системе. Если подобные исторические справки – дань краткости, то полезнее их сократить вовсе.
Авторы не избежали ряда неточных формулировок. Так, трактат назван исследованием вопреки принятому различению этих двух научных жанров. Песни о социалистическом труде названы «совсем противоположными» дореволюционным трудовым песням, хотя правильнее было бы говорить здесь о коренном отличии, а не о противоположности. Апокриф без достаточных оснований вынесен совершенно за скобки народного творчества. Нечетко представлены соотношения таких терминов, как «экспозиция» и «постпозиция», с одной стороны, и «пролог» и «эпилог» – с другой. Статья «Народность литературы» аттестует А. Барбюса, А, Франса, Р. Роллаиа, А. Толстого как «талантливых представителей эксплуататорского класса» (?!).
Несколько мелких неточностей. Антибакхий поменялся местами с бакхием. Музе Полигимнии приписана прерогатива Каллиопы прекрасноречивой. Курьез: авторы не отгадали приводимой ими народной загадки (стр. 109). В некоторых случаях специфическая история термина подменяется этимологией слова. Подчас даны неудачные примеры (вместо антонимов – антитезы, вместо небылицы – шутка, вместо перифраза – метонимия и метафора и др.). Есть досадные опечатки. Так, одна «не та» буква перенесла короля Конхобара » храброго Кухулина (в словаре – Кухилин) из родной Ирландии в Исландию…
Недостатки есть. К счастью, они задевают лишь малую часть из 714 статей, воплотивших большой и честный труд. Можно было бы больше, гораздо больше говорить о его достоинствах: об удачно найденном тоне изложения, отступающем от традиционного «телеграфного стиля» справочников и отвечающем задачам популярного издания; о новых а удачно освещенных понятиях, о старых, но впервые толкуемых «на уровне современности». Учителя и студенты-филологи не однажды возьмут с полки скромную книжку и получат нужный ответ. Вот почему приятно кончить неизбежный в рецензии разговор о недостатках и перейти к общему выводу, на который намекают взятые эпиграфом слова поэта:
Не опасайтесь заглянуть в словарь:
То дол цветущий, а не мрак ущелья…
г. Черновцы