Роза Люксембург об искусстве (Из писем Константину Цеткину)

В нашем литературоведении и критике теперь, кажется, достаточно остро осознано, насколько важна для марксистской теории искусства ее история, в частности – наследие замечательных деятелей революционного крыла немецкой социал-демократии Ф. Меринга, К. Цеткин, К. Либкнехта и Р. Люксембург.

Исторически эстетика немецких левых представляет собою столь же определенный и важный, сколь неизученный этап развития марксистской эстетической мысли. Задача его исследования назрела давным-давно: почти сорок лет назад В. И. Ленин писал о необходимости скорейшего издания полного собрания сочинений Р. Люксембург (см. Сочинения, т. 33, стр. 184).

Правда, разработка наследия вождей немецких левых была задержана после появления письма И. В. Сталина в редакцию журнала «Пролетарская революция» – «О некоторых вопросах истории большевизма».

Критика ошибок Р. Люксембург и ее соратников с ленинских позиций была исторически необходима, но в условиях культа личности акцент, поставленный И. В. Сталиным не на «революционные дела», а на «серьезные ошибки» левых, привел к умалению их подлинной исторической роли. Нельзя поэтому не согласиться с мыслью, высказанной Вальтером Ульбрихтом на 28-м пленуме ЦК СЕПГ; – «Изображение роли левых в немецкой социал-демократии, как оно дано в письме товарища Сталина в журнале «Пролетарская революция», требует серьезной научной проверки. Необходимо дать верную оценку роли левых в социал-демократии в соответствии с важными указаниями, которые дает нам Ленин».

Для понимания взглядов Р. Люксембург весьма существенны впервые публикуемые здесь отрывки из писем к младшему сыну Клары Цеткин – Константину, по образованию врачу, работавшему в период, к которому относятся письма (1907 – 1912), в «Равенстве» («Глейхейт») – газете для женщин, с 1891 по май 1917 года редактировавшейся Кларой Цеткин.

В высшей степени знаменательно письмо Конст. Цеткину, отправленное в начале февраля 1912 года, в котором сообщается о четырех встречах с Лениным.

При всей лаконичности сообщения, оно важно, ибо показывает, что между Лениным и Р. Люксембург даже в период расхождений не было и тени тога «антагонизма», на котором с давних пор настаивают последователи Э. Бернштейна и К. Каутского, в частности сын последнего – Бенедикт.

В письмах Конст. Цеткину, пожалуй, полнее, чем в письмах иным адресатам, раскрывается удивительная многогранность интересов Р. Люксембург» художническая одаренность ее натуры, весь моральный и интеллектуальный облик «великой коммунистки» (Ленин), сочетавшей в себе мужество воина, глубину ученого и чуткость артиста. Дополняя изданные в начале 20-х годов письма к Софье Либкнехт, Луизе и Карлу Каутскому, а также частично известные советскому читателю письма к Кларе Цеткин и Гансу Дифенбаху, Матильде Вурм и Марте Розенбаум (см. «Новый мир», 1961, N 4), публикуемые отрывки значительно расширяют представление об эстетическом горизонте Р. Люксембург, об ее литературных вкусах, понимании живописи и музыки.

В отзывах о Толстом и Достоевском, Стендале и Гейне, Бахе и Моцарте раскрывается верность Р. Люксембург классическому искусству. В ее отзывах о произведениях польской, немецкой, английской литератур нашли свое выражение глубокий интернационализм, ненависть к любым проявлениям филистерской ограниченности, националистического чванства, декадентской опустошенности.

У советского читателя, несомненно, вызовут глубокий интерес выдержки из писем, посвященные русской культуре. Русское было для Р. Люксембург – почти синонимом революционного: «…прилежно изучай русский… вскоре он будет языком жизни», – писала она Конст. Цеткину.

Как убедительно доказывает переписка, Лев Толстой был любимым писателем Р. Люксембург. Понимание внутренней связи «проблемы Толстого» с назревавшей революционной ситуацией продиктовало Розе Люксембург замечательные строки в письме от 25 ноября 1910 года: «Замечаешь ли ты настроение в России, ту атмосферу, о которой говорит брожение, вызванное смертью Толстого? Я чувствую в воздухе грозу…»

Публикуемые отрывки не только позволяют проследить, как складывалась у Р. Люксембург оценка, выраженная в трех ее статьях о Толстом, и не только дополняют эти статьи. Мысли о великом писателе, которые мы находим в ее письмах, – редкое по исторической чуткости свидетельство современника, углубляющее известный доныне «фон» ленинских статей о Толстом.

Выдержки из писем публикуются по материалам, хранящимся в Центральном партийном архиве Института марксизма-ленинизма при ЦК КПСС. Если на письме нет числа, проставленного Р. Люксембург, в скобках указывается дата, сохранившаяся на почтовом штемпеле, а при отсутствии конвертами штемпеля на нем – установленная на основании различных данных.

I

20.03.07

…По крайней мере одно кажется мне ясным и бесспорным: ты в любом случае прав, взявшись за основательное изучение политической экономии. Кем бы ты ни захотел быть и какое бы ни избрал направление своего духовного развитая, политическая экономия остается фундаментом для изучения любой бщественной науки. Столь же важен и русский язык. Я теперь снова получаю из Петербурга две большие политические газеты – кадетский орган и орган демократов; кроме того, сегодня из Петербурга на меня обрушился целый поток новых книг и брошюр, посвященных всем спорным вопросам революции» какие только возможны. Духовная и политическая жизнь там просто клокочет; и вот одновременно с этим – длинный, набранный петитом отчет о заседании в рейхстаге с «большой» речью Бебеля¹ – единственной духовной продукцией немецкой партийной жизни!..

Я едва сумела заставить себя прочесть эту вещь; мне тяжело дышать в этой недвижной духоте.

Немецкая партийная действительность теперь действительно дурной сон или скорее лишенная снов мертвая спячка. Так что прилежно изучай русский… вскоре он будет языком жизни.

II

(Почт. штемпель Шелли-сюр-Кларан. 23 апреля 1908 г.)

…Здесь в отеле живет один русский, неплохо играющий на скрипке. Вначале его игра доставляла мне большое удовольствие, но я опять убедилась, что скрипкой очень скоро пресыщаешься, пожалуй, еще скорее, чем роялем. И она так бедна по сравнению с оркестром!

Лишь Моцарт научил меня, да и других, понимать и любить оркестр, тогда как раньше я была не в состоянии переносить никакую оркестровую музыку – и прежде всего Вагнера. Ты, наверное, уже вертишь носом из-за того, что я умаляю «историческое значение» Вагнера для развития оркестровой музы» леи, но я еще просто ничего не знаю об этом значении…

III

Среда (12 августа 1908 г.)

…Известно ли тебе, что Толстой написал продолжение своей книги об искусстве и что оно составляет целый томик? Я сейчас читаю его, а потом перешлю тебе. Как всегда, у старика чрезвычайно много парадоксального и реакционное перемешано с очень тонкими и смелыми замечаниями…

IV

Вторник (Фриденау. 3 августа 1908 г., число на штемпеленеразборчиво).

…Заметил ли ты, что Кант понимает под «эстетикой»? Пространственные и «ременные понятия. Что общего это имеет с обычной эстетикой, не знаю. Читать Канта сейчас я, к сожалению, не могу.

Суббота 22 (август 1908 г.)

…Сегодня я впервые пошла писать пейзаж. Я отправилась на Шлахтензее, сгорая от нетерпения, но, бог мой, на какие препятствия я натолкнулась! С собою я смогла взять только альбом для эскизов; так что писать предстояло на простой бумаге, причем держа ее на весу – ведь мольберт с собой не потащишь. Итак, в одной руке альбом и палитра, в другой – кисть! Вдобавок мне пришлось работать сидя (на скамье), и потому я не могла отходить назад, чтобы смотреть, как получается. Мне пришлось также писать на листах крохотного формата, тогда как я испытывала потребность писать большое полотно, ведь иначе работать кистью не имеет смысла. И в довершение всего я смогла писать всего лишь один час, потому что потом явились люди, и я была вынуждена уйти. Этого было вполне достаточно, чтобы привести меня в отчаяние, но вдобавок ко всему прочему и вода и небо каждое мгновение меняли свои оттенки (сегодня весь день собиралась гроза). Я чуть не расплакалась, когда вернулась домой. Но кое-чему я все-таки и в этот раз научилась. И все же у меня нет ни малейшего представления, как я буду преодолевать когда-либо эти внешние препятствия – как тащить с собой мольберт или по крайней мере альбом большего формата?.. Если бы я могла посвятить теперь два года только живописи – это меня поглотило бы целиком! Я не пошла бы на выучку ни к одному художнику и никогда никого ни о чем не спрашивала бы, я училась бы лишь у самой живописи и спрашивала бы лишь тебя. Но все это безумные мечты, я, конечно, не посмею это сделать, потому что в моей жалкой мазне не нуждается ни одна собака, а в моих статьях нуждаются люди.

VI

4 среда (август 1909 г.)

…Читаю «Смерть Ивана Ильича» и глубоко потрясена. Это грандиозная вещь…

VII

(Почт. штемпель Фриденау.