Павел Васильев сегодня

П. Выходцев, Павел Васильев. Очерк жизни и творчества, «Советская Россия», М. 1972, 141 стр.

При жизни Павел Васильев не был обойден вниманием критики: замечательный талант его был отмечен очень рано. Однако довольно долго бытовало мнение, будто поэзия П. Васильева может быть названа советской лишь с оговорками. Вдумчивый, детальный и – что отнюдь не маловажно-спокойный анализ творчества П. Васильева (творчества, а не выхваченных наспех стихотворений, строф, строк) позволяет судить о том, сколь неосновательно было это предубеждение. И немалая заслуга в этом принадлежит ныне уже широко известным и отмеченным в печати книгам о поэзии П. Васильева Е. Беленького¹ и Ал. Михайлова, а также появившейся сравнительно недавно работе П. Выходцева.

Для автора рецензируемой книги, П. Выходцева, Павел Васильев – один из тех поэтов, которые особо остро ощущают пульс эпохи. И дело не только в том, что в центре внимания поэта основные социальные конфликты времени. Еще важнее то, что П. Васильев, по словам критика, «нигде не отступает от революционно-гуманистического принципа». Мысль эта, положенная в основу книги П. Выходцева, развивается весьма последовательно. Поэзия П. Васильева оказывается для исследователя свидетельством благотворности происходивших в стране грандиозных социальных преобразований. И одновременно – свидетельством того, как нелегко давались они. Своеобразие поэзии П. Васильева П. Выходцев видит прежде всего в обостренной социальности стихов. И выражалось это не только впрямую: в стихах П. Васильева нашел отражение тот психологический перелом, который неизбежно сопутствует эпохе коренного преобразования мира и человека. Дело осложнялось еще и тем, что поэзия П. Васильева корнями своими уходила в жизнь прииртышского казачества, где перелом этот протекал особенно трудно. Влюбленный в свои родные края, поэт черпал материал для произведений именно здесь, где так же, как и повсюду, но по-своему сложно, решались проблемы общенародной значимости. А родная степь, могучее изобилие родной земли одарили поэта ощущением неиссякаемости сил, неуемной страстью к жизни, отозвались в его стихах буйным цветением красок. Но это, так сказать, природное начало неизменно и органически соединяется в поэзии П. Васильева с началом социальным. И не просто соединяется – подчиняется ему. Отсюда, как подчеркивает П. Выходцев, – столь присущая стихам П. Васильева энергия, сила воздействия. Обнаруживается это в способе разрешения конфликтов, в облике лирического героя, в характере поэтической образности. И в этой связи представляются чрезвычайно важными проводимые исследователем параллели между поэзией В. Маяковского и П. Васильева.

Но в ряду тех сопоставлений, которые помогают определить место П. Васильева в советской поэзии, отсутствует, на наш взгляд, весьма важное – сопоставление с Э. Багрицким. Восхищаясь «Путинной весной» П. Васильева, П. Выходцев замечает: «Вряд ли у кого из русских поэтов мы найдем такой непривычный, необыкновенно земной, даже как будто нарочито сниженный поэтический образ весны». Едва ли это верно: думается, здесь стоит вспомнить автора стихотворений «Весна», «Весна, ветеринар и я».

Суждения о связи – не ученической, а творческой – поэзии П. Васильева и Э. Багрицкого вовсе не так наивны. Обратим внимание на то, что в лирике П. Васильева (как и у Э. Багрицкого) преобладающим оказывается начало изобразительное, описание часто становится сюжетной пружиной стихотворения. Отсюда – та обнаженная «предметность» стиха, которая сближает П. Васильева с Э. Багрицким, Не лирический монолог, а лирический рассказ оказывается для П. Васильева излюбленным жанром: к нему он тяготеет даже в стихотворных посланиях, И вновь на память приходит здесь имя Э. Багрицкого. Речь идет не о подражании и даже, может быть, не о влиянии, а скорее о типологической близости таких несхожих между собой поэтов.

Отмеченные выше особенности лирики П. Васильева объясняются, по нашему мнению, прежде всего эпическим складом его дарования. Трудно найти в русской поэзии другой пример такой преданности эпическим жанрам: по объему поэмы составляют почти две трети написанного П. Васильевым. Этот жанр наиболее полно отвечал его поэтическому темпераменту, позволял соединить предельную конкретность с масштабностью поэтического мышления, выявить в сшибке характеров основные черты эпохи.

Очевидно, объем книги не позволил П. Выходцеву дать развернутый анализ поэм П. Васильева. Исключение составляет, пожалуй, лишь «Песня о гибели казачьего войска»: это самое вдохновенное и в то же время самое сложное, противоречивое произведение П. Васильева исследовано точно и темпераментно. Но дело, разумеется, не в количестве страниц, отведенных той или иной поэме. Существеннее другое.

По удачному выражению К. Зелинского, лирика П. Васильева может быть названа эпической. Отсюда – отмеченное выше тяготение к описательности: движение чувства в стихах П. Васильева начинается с изображения предмета, явления, вызвавшего это чувство. При этом лирические стихотворения разворачиваются у П. Васильева с великолепной логичностью. И чем более строгим (последовательно развивающимся) оказывается лирический сюжет, тем отчетливее выявляется принципиальная общность таких стихотворений с произведениями жанра поэмы. Показательно, что даже лирические поэмы П. Васильева (характерно, что он обращается к этому жанру очень редко) тяготеют или к описательности («Мать»), или к повествовательности («Одна ночь»). Поэтическому дарованию П. Васильева свойственно стремление «обуздать» лиризм.

И, однако, он прорывается в поэмах песенной стихией, – об этом в книге П. Выходцева говорится свежо, интересно. Песня (ее интонации, ее образный строй) всякий раз возникает в поэмах П. Васильева, когда эмоциональное напряжение стиха достигает высшей точки. Традиционные для большой стихотворной формы лирические отступления выливаются у него в песню («Соляной бунт»).

П. Выходцев справедливо пишет о необыкновенной свободе и смелости П. Васильева в поисках эпических форм, изобразительных средств. Однако же, при анализе поэм мысль эта не получает достаточного подтверждения. А между тем все отчетливее обнаруживающееся в поэзии П. Васильева тяготение к поэтическому воссозданию облика эпохи в ее переломные моменты заставляет поэта осваивать все новые и новые возможности жанра поэмы. В поэме «Кулаки» действие от начала до конца локально, что не мешает поэту дать социально точную и психологически глубокую характеристику эпохи великого перелома. Романом в стихах должна была стать (судя по замыслу) трилогия «Большой город». Изобразить трудный процесс переделки человека – такую задачу ставит перед собой П. Васильев в поэме «Христолюбовские ситцы»… Укрупняются масштабы и одновременно все точнее, конкретнее становится поэтическое изображение, предельно проясняется отношение поэта к современному ему миру. Такова внутренняя логика развития творчества П. Васильева. Логику эту следовало глубже раскрыть в интересной и серьезной книге П. Выходцева.

А. КАРПОВ

г.Калуга

1. См. статью А. Кудряшовой «Жанр литературной биографии», «Вопросы литературы», 1972, N 9.[↩]