№3, 1978/Теория литературы

Парадоксы пристального чтения

 

В рецензиях на новые критические книги, выходящие в Англии и США, обращает на себя внимание однотипность замечаний, в частности постоянное указание на то, что выдержки из анализируемого текста не подкрепляют общих положений1. Цитаты расходятся с идеями, и настолько, что возникает впечатление, будто критик анализировал не тот текст… Все это парадоксально, если учесть, что внимание к тексту – ведущая тенденция современного англо-американского литературоведения и критики. Считается, что некогда критика писала всего лишь «по поводу» литературы, зато теперь художественные произведения рассматриваются пристально и по существу. Мы понимаем, что в пределах даже самого плодотворного направления могут порой обнаруживаться тупики, но как же получилось, что связь анализа и оценки сделалась в англо-американском литературоведении редкостью, если к укреплению этой связи устремлены основные усилия исследователей?

У нас уже немало написано об издержках бурно развивающейся на Западе так называемой «критической промышленности». Но, как правило, издержки эти рассматриваются в «массовой продукции», на этапе последствий, поветрий, подражания. А когда касаются основоположников, то при критическом разборе их установок тем не менее подчеркивают «тонкость и точность» конкретного анализа2. Давайте, однако, присмотримся, как относились к тексту именно «отцы», родоначальники «пристального чтения». И едва только будет поставлен вопрос, мы получим у самих же англо-американских литературоведов парадоксальный ответ: «Ведь так и осталось неясным, что Элиот понимал под анализом… Мнение о том, будто Ливис фундаментально исследовал тексты, – это всего лишь солидная легенда» 3. Вместе с тем о том же Ливисе, кембриджском профессоре, занимавшем кафедру в течение тридцати лет, говорится: «Нет, пожалуй, во всем Соединенном королевстве ни одного отделения английской литературы, где не работали бы его ученики» 4.

Рассмотрим «странный случай» с профессором Ливисом.

* * *

Ф. -Р. Ливиса (р. 1895) называют обычно в ряду ключевых имен. Это не глава какой-то одной школы, а один из источников наиболее общего направления, взятого англо-американской критикой в течение последних десятилетий, – слово, текст, короче, «пристальный анализ». Понятия, постоянно употребляемые Ливисом, это – «точность», «объективность», «строгая научность». «Литературная критика состоит не в мистическом постижении, а в последовательном изучении», – в разных вариантах эта мысль проводилась на страницах кембриджского журнала «Скрютини» («Исследование», 1932 – 1953), выходившего под руководством Ливиса5. Итогом деятельности «Скрютини» явились прежде всего работы его вдохновителя – «Преемственность» (1933), «Переоценка» (1936) и, наконец, «Великая традиция» (1948). «За нормы в критике» назывался сборник под редакцией Ливиса, обозначивший основное направление общих усилий. Методология, стиль и даже заглавия работ Ливиса вошли в критический обиход. Англичане устанавливают преемственность, занимаются переоценкой, строят великую традицию – все это, так сказать, в ливисовском смысле. И, конечно, скрютинизируют, то есть подвергают литературные произведения разбору так, как тому учил Ливис.

Оставив кафедру в Кембридже, Ливис с литературного поля деятельности не ушел. Напротив, последние годы выступает он активно как никогда. К недавно вышедшим «Критическим письмам» (1974), «Американским лекциям» (1969), материалам из «Скрютини» следует добавить монографию о Диккенсе и массовые переиздания старых его работ, а также получившую широкий отклик полемику о так называемых «двух культурах» (гуманитарной и технической) и по вопросам образования (оппонентами Ливиса выступали известный писатель Чарлз Сноу и видный государственный деятель в области просвещения лорд Аннан) 6.

Профессор Ливис стал особой проблемой не только критики, литературоведения, но английской культурной жизни в целом. В спорах вокруг Ливиса порядочно пустого шума. И сам Ливис, имея обыкновение, как говорят о нем, «высказывать верные вещи неверным тоном», постоянно подливает полемического масла в рекламный огонь. Но можно согласиться с американским критиком Лайонелом Триллингом: вынесем за скобки наносное, и останется все же то, что Ливис в самом деле хочет сказать7.

Ливис ведет борьбу против так им называемой «организованной культуры». Это, в частности, поэзия, беллетристика и драма, создаваемая в духе конструктивно-умствующей «литературы для критики». Сделанная в расчете на анализ, такая литература и подвергается соответствующему анализу. Например, считающейся романисткой-философом Айрис Мердок отводится специальный номер журнала «Этюды по современной литературе», в котором развернута панорама всевозможных критических ухищрений на рассчитанном для этого материале.

«Психологические и философские слои романов Айрис Мердок уже почти полностью исследованы, – пишет автор одной из статей, – но аспекты мифологические и исторические, для этих романов не менее существенные, до сих пор упускались из виду» 8.

Что это значит? Чем измеряется существенность и глубина «слоев» или «уровней»? Ведь речь идет всего-навсего о совершенно очевидной символике. Ничего на историческом и мифологическом уровне Айрис Мердок не создает, она всего лишь обозначает с помощью мифологических и исторических аллюзий некоторые свои идеи. Точно так же структуры романов Айрис Мердок, на разбор которых тратятся усилия в других статьях, в сущности, не представляют исследовательской проблемы: структуры эти построены в точности по тем же рецептам, по каким их и анализируют. Это две взаимодовлеющие сферы. Сплоченные единством своей культурно-психической организации, которая определяется однотипностью воспитания, образования, литературной среды, словом, из поколения в поколение прививаемыми нормами и стандартами мышления, сплоченные через все то же однородное представление о литературе, – эти сферы оказываются в настоящее время (с точки зрения Ливиса) всепоглощающими. И они, по его выражению, «не содержат, не могут позволить себе содержать» ничего, что не отвечало бы их природе.

Давая характеристику этой «организованной культуре», Ливис писал: «Если мой очерк ее основной тенденции и замкнутости покажется кому-то преувеличением, то в таком случае я рекомендую прочесть две брошюры, изданные Британским советом: «Поэзия после 1939 года» Стивена Спендера и «Проза после 1939 года» Джона Гейворда…» Так писал Ливис в 1950 году в послесловии к переизданию своей старой книги «Новые веяния в английской поэзии» (1932). Послесловие подводило итоги за двадцать лет. С тех пор послесловие переиздается уже без изменений, что подчеркивает постоянство авторской позиции.

«Мой друг, занимающий кафедру английской литературы на континенте, – рассказывал в этом послесловии Ливис, – жаловался мне не так давно, что он убедился в невозможности поставить под сомнение ходячие оценки стихов современных английских поэтов. Люди, занимающиеся изучением английской литературы, говорил он, спрашивали меня, что я думаю о Стивене Спендере, Дилане Томасе, Эдит Ситуэлл, и когда я отвечал, оказывалось, что я веду себя недостойно, пачкаю собственное гнездо! Зато они все знают точно. Они знают факты, а эти репутации считаются фактами основополагающими, столь же безусловными, как и вообще все то, что они знают о литературе. Кто же распространяет, кто учреждает эти оценки? Нужно ли говорить? Те, кто учреждает эти оценки в Англии, встречают на континенте своих двойников: система общеевропейская. Я же, – заключает Ф. -Р. Ливис, – протянул ему очередной номер влиятельного американского журнала, по которому можно было судить о том, что та же система включает и Америку» 9.

Итак, интеллектуальная элита, занявшая, по мнению кембриджского профессора, вакантное место культуры подлинной. Что же касается современных английских писателей, то всех их Ливис считает писателями всего лишь «по положению», то есть, в отличие от писателей по призванию, только исполняющими роль, занимающими место подлинных художников. А «великая традиция» Ливиса – это, прежде всего нечто отборное, замкнутое. Ливис сужает подлинную английскую прозу до нескольких имен. От Джейн Остин, знаменующей у Ливиса начало «великой традиции», совершается прыжок во вторую половину XIX столетия – через Вальтера Скотта, Диккенса, Теккерея – к Джордж Элиот, затем еще прыжок, оставляющий где-то внизу Мередита, Томаса Гарди, Троллопа, Г. -Дж. Уэллса, – к Генри Джеймсу и Джозефу Конраду. На этом собственно «великая традиция» прекращается. В английской литературе XX века Ливис различает уже лишь одну фигуру, приближающуюся к уровню «великой традиции», – Д. -Г. Лоуренса. Правда, еще в предисловии к «Великой традиции» Ливисом было подчеркнуто, что никогда он этого не утверждал. «Американские лекции» 1968 года он прямо начал с заявления, что его упорно не хотят понимать.

Понять Ливиса в самом деле нелегко. Пишет он трудно, путано. Последовательного изложения концепций у него нет. Есть снабженные многозначительно-туманными оговорками и объединенные в книги разрозненные статьи и заметки. В то же время понять Ливиса можно и довольно просто: он – против, вообще против, он взял на себя роль крайне нелицеприятного критика, сокрушающего любые авторитеты. «Он является… нет, я сказать этого не могу, но сам он думает, что является писателем», – так судит о современниках Ливис. Так он спорил со Сноу о «двух культурах», а в «Критических письмах» и в подборке статей из «Скрютини» он в отношении целого ряда известных и признанных имен дает понять, что все это авторитеты лишь «по положению», все это из тех, кто главным образом сам о себе думает, «будто является» (Филип Тойнби – критиком, Стивен Спендер или Сесиль Дей Льюис – поэтами и т. п.).

Надо отметить, что критической придирчивости Ливиса не избежал сам Т. -С. Элиот (1888 – 1965), который играл в англо-американском литературном мире роль некоего «диктатора». Испытавший в свое время его влияние Ливис разошелся и с Элиотом. «Он стал частью общепринятого», – пояснил Ливис причины разрыва.

Да, Ливис против «общепринятого» и выдаваемого (или выдающего себя) за «культуру», «литературу», за «подлинное», «настоящее», «серьезное» 10. Но что при этом получается у самого Ливиса? Преследуя так называемую «организованную культуру» во имя того, что считалось бы культурой истинной, разя с известной неотразимостью духовный стандарт, пробирающийся путями какой-то неисповедимой организации широкого мнения в большие имена и славы, показывая, как в самом деле важна для такой «культуры» организация, позволяющая замкнуться и расположить внутри себя своих «великих» и «тоже великих», – совершая все это, собирая, кажется, силы, чтобы произнести отрезвляющее слово в самом деле о творчестве, Ливис вместо этого развертывает ту же логику: «Колридж был гораздо одареннее Мэтью Арнолда, но ничто из написанного им не может, в отличие от лучших произведений Арнолда, считаться классикой» (статьи из «Скрютини», т. 1, стр. 278). Сколь ни значителен сам по себе Мэтью Арнолд, тут важнее всего «но», противопоставляющее некие спокойные заслуги дарованию. Показательны имена, Ливисом отобранные в «великую традицию», но, пожалуй, еще более характерны те, которые у Ливиса из «великой традиции» исключены. Ни Дефо, ни Свифт, ни Стерн здесь не значатся. Упомянут Филдинг, и то лишь как промежуточное, «вспомогательное» звено. «Он до некоторой степени подготовил появление Джейн Остин» 11.

Казалось бы, Ливис занимает в самом деле особую позицию, противостоящую наукообразной возне вокруг литературы. Вроде бы он стоит одиноким и живым укором и «сознательно-серьезным писателям», и не менее «сознательно-серьезным» критикам. Однако, присмотревшись к его употреблению слова «серьезный», можно убедиться, насколько и Ливис причастен ко все той же системе самодовлеющей критики, не исследующей, а приспосабливающей к себе литературу. Третируемые Ливисом литераторы занимаются таким приспосабливанием преимущественно в границах новейшей словесности, сам же он делает это с классикой.

Как получилось, что «великая традиция», предложенная Ливисом, не включила ни одного великого английского писателя? А именно – в итоге специфического применения критерия «серьезности». В особенности отразилось это на Диккенсе, ибо речь шла о литературе XIX столетия и великие писатели предшествующих эпох, в частности Дефо, исключались Ливисом из его «великой традиции» походя. Исключение Диккенса было все-таки специально оговорено. «Зрелый ум, – писал Ливис, – не найдет, как правило, у Диккенса стимула к особой выдержанной серьезности».

  1. »У него оценки вытекают из анализа – редкое достоинство при современном пристальном чтении», – пишет известный американский литературовед Уэйн Бут, рецензируя в литературном приложении к «Таймс» книгу английского литературоведа Джона Бейли, – см. «Times Literary Supplement», 1976, 23 July, p. 914. []
  2. См., например, об. «Контекст-1972», «Наука», М. 1973, стр. 221; «Теории, школы, концепции (критические анализы). Художественный текст и контекст реальности», «Наука», М. 1977, стр. 106.[]
  3. Книга, где это сказано, вовсе не эпатаж и не сенсация, это обзор основных тенденций английской науки, выдержавший два издания, в том числе одно массовое, по которому мы и цитируем: George Watson, The literary critics (1962), Penguin, 1968, p. 178, 208.[]
  4. Ibidem, p. 208. По случаю ухода профессора Ливиса на пенсию журнал «Энкаунтер», являющийся фактически международным, поместил статью известного американского критика Джорджа Стейнера. «Завершилась эпоха», – было сказано в статье (1962, май).[]
  5. »A Selection from Scrutiny. Compiled by F. R. Leavis», Cambridge University Press, vol. 1, p. 25. []
  6. Одну сторону в этой полемике мы уже выслушали, см:.Ч. -П. Сноу, Две культуры, «Прогресс», М. 1973.[]
  7. Это мнение Триллинг высказал в своей книге «По ту сторону культуры» (1965), подводя итоги полемике между Сноу и Ливисом о «двух культурах».[]
  8. Alice P. Kennedy, The mythic history of a Severed Head, «Modern Fiction Studies», 1969, N 3, p. 383. Точно такими же разборами заполнен специальный номер журнала «Critique Studies in Modern, Fiction», 1973, N 1, посвященный Маргарет Дрэббл, Джойс Кэрол Оутс и опять-таки Айрис Мердок. По поводу подобной критической продукции раздался просто панический вопль со страниц литературного приложения к «Таймс» – в статье оксфордского преподавателя и критика Питера Конрада (22 марта 1974 года). Не менее интересны отклики на эту статью, помещенные в том же «Таймс» (29 марта). Конраду стали возражать по частностям, с ним стали спорить так, будто он с кем-либо спорил. Он не спорил, а кричал «Караул!» при виде безграничного и по размаху и по бесплодию мудрствования над литературой, мудрствования, которое процветает и которое Конрад назвал своего рода «научной фантастикой», только лишенной занимательности, творческой содержательности.[]
  9. F. R. Leavis, New bearings in English poetry (1932), Penguin, 1963, p. 187 – 189.[]
  10. Против всего того, что называется по-английски establishment – общепринятый, сословно замкнутый, выдвинувшийся, благополучный, официозный.[]
  11. F. R. Leavis, The great tradition (1948), Penguin, 1968, p. 4.[]

Цитировать

Урнов, Д.М. Парадоксы пристального чтения / Д.М. Урнов // Вопросы литературы. - 1978 - №3. - C. 110-136
Копировать