Отто Ф. Вальтер, швейцарский писатель
П. ТОПЕР
OTTO Ф. ВАЛЬТЕР, ШВЕЙЦАРСКИЙ ПИСАТЕЛЬ
Имя Отто Фридриха Вальтера (1928-1994) неизменно называется среди первых имен тех писателей, которые начинали свой творческий путь на рубеже 50-60-х годов и многое определили в течении швейцарской литературы завершающих десятилетий XX века. Это поколение немецкоязычных прозаиков – среди них В. Мушг, Г. Летчер, В. М. Диггельман, Г. Беш, Г. Майер – принесло с собой в швейцарскую литературу новый взгляд на мир, новые изобразительные средства, новые темы и сюжеты, прежде всего непосредственно связанные с жизнью современной Швейцарии. Писатели этого поколения расширяли возможности швейцарской литературы нашего времени, открытые их великими старшими современниками – Дюрренматтом и Фришем, но делали это по-иному, нежели они, и на ином жизненном материале. На фоне традиционных устойчивых ценностей гельветической культуры их творчество воспринималось как дерзко-критическое, вызывающее, революционное. Вальтер, оставивший сравнительно небольшое литературное наследие (восемь романов и повестей, две пьесы, некоторое количество стихотворений и рассказов, никогда не собиравшихся им в сборники, а также статьи, рецензии, политические выступления, по большей части тоже рассеянные по периодике), находился в самом центре жизни этого поколения, был выразителем его мыслей и чувств; большую роль сыграла его общественная и издательская деятельность. В этом смысле значение Вальтера в истории швейцарской литературы шире его творчества. Откликаясь на его смерть, газета «Нойе Цюрхер Цайтунг» писала: «То, что мы в нем потеряли, очевидно, но все же обрисовать это трудно. Его творчество отражает запоздавшее в Швейцарии и потому неуверенное и болезненное расставание с кажущимся нерушимым буржуазным порядком довоенного времени» 1.Отто Ф. Вальтер родился в небольшом городке Рикенбах, недалеко от Ольтена, столицы кантона Золотурн, расположенного у юго-западных отрогов Юрского горного массива. Пейзажи, люди, проблемы его родного края самым непосредственным образом будут определять место действия, содержание и колорит его книг. Критики видят в этом параллель к творческой манере ряда значительных немецких писателей (Кельн у Белля, Данциг у Грасса и т. д.), а также, конечно, Фолкнера, создателя Йокнапатофы; но важнее отметить, что в швейцарской литературе существует собственная и весьма органичная для нее традиция этого рода, от Бернского кантона в творчестве Готхельфа, вымышленных Зельдвилы у Келлера, Ингольда у Инглина, Гюллена у Дюрренматта и т. д.
О жизни Вальтера, которая внешне была бедна событиями, известно немного; он очень мало говорил о себе и нарушил это правило только в некоторых статьях и интервью, уже приближаясь к шестидесяти годам. Вместе с тем личные жизненные впечатления, начиная с самых ранних, отразились почти во всех его книгах. Он вырос в богатой и респектабельной семье, но детство его счастливым не было. Отец, заметная фигура общественной жизни, владел типографией и небольшим издательством, выпускавшим журналы и книги консервативно-католического содержания; сыну Отто, появившемуся на свет девятым ребенком после восьми дочерей, предстояло стать наследником фирмы, и воспитывался он соответствующим образом, которому он противился с детского возраста. Двенадцати лет он был отправлен в интернат. Позднее он вспоминал: «Я на три года попал в монастырскую школу Энгельберг, где каждую ночь плакал в келье. Это было время, которое я воспринимал как сплошной ад, как тюрьму, как полное отсечение от относительно свободной жизни деревенского подростка, которую я вел до этого. Мир исключительно мужской, женщины в него не допускались. Даже моя мать не имела доступа, ведь она была «нечистой» женщиной. То есть патриархат в квадрате. Последовательное продолжение родительской дрессировки для воспитания мужчины – если понадобится, с помощью отцовского хлыста для верховой езды, – сильного мужчины, сына предпринимателя, офицера, руководящей силы общества» 2. В интернате Вальтер начал, по его собственным словам, «бунтовать», добился исключения, был учеником книготорговца в Цюрихе, типографским учеником в Кельне, затем стал работать в издательствах, в том числе – с 1956 года – в родительском «Вальтер-ферлаг», где вскоре стал руководителем всей издательской программы. Здесь Вальтер развернул широкую деятельность по публикации крупных современных немецких писателей – Андерша, Шнурре, Хейссенбютеля, Воман, Клюге и др., молодых швейцарских прозаиков, в том числе Бикселя, Штейнера, Марти; им издавалась и переводная литература, в том числе с русского языка, например Бабель, имя которого будет встречаться на страницах его романов. Крупнейшим издательским предприятием Вальтера стал выпуск в свет собрания сочинений А. Деблина.
Эта бурная деятельность, которую Вальтер назвал позднее попыткой привить «прогрессивную литературную программу определенно консервативному предприятию» 3, настолько противоречила предыдущей репутации издательства, что совет директоров предпочел расстаться с сыном основателя фирмы. В 1967 году, уже будучи известным писателем, Вальтер переходит в знаменитое в Германии издательство «Лухтерханд», вместе с ним туда перешли многие молодые швейцарские авторы. Разрыв с семьей перерастал в разрыв со Швейцарией.
Литература окружала Вальтера с детства; обширная родительская библиотека была прочитана им в раннем возрасте (рассказывая об этом, он выделяет швейцарских писателей, немецких романтиков, «великих русских эпиков XIX века» – «Толстого и прежде всего Достоевского, двадцать томов которого по меньшей мере я прочел дважды за один присест, также Лескова, Тургенева, Чехова и так далее» 4). Первой побудительной причиной для своего писательства он называет все то же желание защититься от враждебного окружения и чувство протеста («язык как своего рода одежда, как защита от всесильного мира родителей и общества вообще» 5).
Вальтер сформировался как человек левых убеждений, последовательный демократ и социалист, острый критик современной швейцарской действительности и оставался таким при всех изменениях в своих взглядах, ставших в значительной мере леворадикальными в 60- е годы в духе молодежного движения протеста и отмеченных изрядной дозой скепсиса по отношению к надеждам молодости в 80-е годы. «Герои моей юности в лесу литературы, – писал он, – были люди безудержные, они остаются ими, может быть, и сегодня; одержимые, полные жизненных сил, битые, протестующие писатели» 6. Он не принимал коммунистического учения в том виде, как оно воплощалось в жизнь в практике «реального социализма» (о чем высказывался редко), и становился с годами все более непримиримым противником правой опасности, фашистских тенденций, в том числе и внутри Швейцарии. За ним закрепилась слава писателя «ангажированного», хотя сам он к этому термину относился настороженно («Я опасаюсь старого, оправданного в свое время призыва Сартра к прямой политической ангажированности литературы, который был очень правилен и принес много хорошего с точки зрения политической деятельности писателей, но мало – с точки зрения литературы» 7). Свою «бунтарскую» позицию Вальтер подтверждал и в поздние годы; когда в 1983 году он встретился с одной из своих сестер, католической монахиней, с которой не виделся двадцать лет, он повторил: «Да, я за протест, за сопротивление, за непослушание, я считаю непослушание прекрасным, добрым, некогда гражданским (burgerlich) достоинством, которое люди все больше и больше утрачивают» 8.
Героя такого склада, однако, в книгах Вальтера нет. Он видел и изображал современную действительность не в плоскости социальных катаклизмов, а под углом зрения свободы личности как основы всех демократических институтов, защищая человека «единичного» от любого насилия и угнетения. Корреспондент, присутствовавший при его встрече с сестрой, с удивлением отметил: «Пишущий социалист не был, как я предполагал, критически расчленяющим аналитиком, политическим программистом, поднаторевшим в риторике, и до некоторой степени экстравертом, напротив, я воспринял Вальтера как чувствительного искателя слов, порой неуверенного и сдержанного, затем снова очень определенного, точного и в образах, и в построении фраз. Человек, на которого давит мир, но удерживающийся в нем, даже проектирующий для него утопии» 9.
В одном, однако, в эти годы Вальтер остался жестко непреклонным: в отношении к религии. В присутствии сестры-монахини он повторил: «Я его не вижу, я не вижу никакого Бога! Это, может быть, трагично, но я его не ощущаю, я не вижу его. Сдается мне, что в своих божественных играх он давно забавляется другими мирами, пока мы тут заняты саморазрушением. Мы ждем какого-то пришествия… а катастрофа уже здесь, среди нас» 10.
* * *
Первые выступления Отто Вальтера в печати относятся к 1956 году; его литературная деятельность начиналась с рассказов, которые печатались в «Нойе Цюрхер Цайтунг». Успех, причем заметный, принес ему первый роман «Немой» (1959; русский перевод – 1964).
Достаточно необычной была уже изображенная в книге среда – жизнь дорожников, прокладывающих шоссе в горах Юры, их тяжелый и опасный труд среди враждебной природы, походный быт, напряженные взаимоотношения в бригаде, постоянно грозящие столкновениями между рабочими. Однако конфликт, лежащий в основе сюжета, носит не социальный, а подчеркнуто психологический характер. В бригаду прислан новичок, молоденький парень по имени Лотар, немой, который оказывается сыном одного из членов бригады, рабочего-подрывника Ферро. Но это обстоятельство, за которым скрывается какая-то тайна, становится ясным не вдруг, и далеко не сразу открывается читателю подоплека сюжета: Лотар потерял дар речи много лет назад, еще в младенчестве, когда у него на глазах пьяный отец зверски избивал его мать; мать умерла, отец отбыл срок в тюрьме и сыном не интересовался. Такое сюжетное построение – медленное вхождение в сложные жизненные обстоятельства, которые в начале повествования представляются малопонятным ребусом, – будет характерно для многих книг Вальтера. Столь же характерно для них откровенно «сделанная» композиция; Вальтер словно смиряет свой талант и писательский темперамент, зажимая его в рассчитанную схему, которая не вырастает из кипения страстей и изображенной жизненной ситуации, а «наложена» на нее автором, хорошо знающим мировую литературу и ее формальные достижения, в том числе и самого последнего времени, и не чурающимся их использования. Роман «Немой» начинается с хроникальной газетной заметки, в которой сообщается, что там-то и тогда-то (следуют точные данные) было найдено мертвое тело. Затем следует двенадцать глав, по числу ночей, проведенных новичком в бригаде, но и по числу рабочих в бригаде, причем каждая глава состоит из рассказа о событиях ее жизни и работе и дополнительной подглавки об одном из ее членов, написанной в форме «непрямого внутреннего монолога» 11, изложенного от второго лица единственного числа («В тот ветреный холодный вечер, который ты наверняка еще не забыл…»). Роман М. Бютора «Превращение», введший в современную литературу этот «диалогический» прием, вышел в свет в 1957 году. У Вальтера этот прием призван не только раскрыть внутренний мир каждого из героев романа, но и представить события, описанные в нем, через разные, не совпадающие друг с другом точки зрения. Внимание автора сосредоточено на сложном конфликте между отцом и сыном, в котором трагически нерасторжимо переплетены любовь и ненависть, надежда и отчаяние, добро и зло. Тайна (кто и кем убит?) раскрывается только на последней странице: отец Лотара погиб от взрыва, который произвел сам Лотар. Но детективный сюжет не имеет большого значения, ибо, как выясняется, причина смерти не вытекает непосредственно из поступков действующих лиц.
О жизни членов бригады за пределами описанных событий речи в книге почти нет; мы можем только догадываться, что все они – бедняки, зарабатывающие на хлеб насущный тяжелым трудом. Больше мы узнаем о жизни и внутреннем мире Лотара, отгороженного от людей своей немотой, человека смятенного, не могущего найти свое место в мире, но самого чистого и самоотверженного из всех персонажей книги. Ему одному автор предоставляет возможность вспоминать свою жизнь (которую он не может выразить словами), причем воспоминания переходят в мысли о сегодняшних событиях, как правило, без всякого обозначения, накладываясь друг на друга (композиционный прием «сопоставления времен», который Вальтер будет применять и в дальнейшем). Узнав отца, которого он не видел много лет и о котором всегда думал со страхом и ненавистью, Лотар начинает испытывать к нему чувство жалости, хочет «пробиться» к нему, мучительно переживая невозможность этого. Отец совершает кражу, подозрение падает на Лотара («чужака»), и он берет преступление на себя, думая при этом: «Так лучше и проще». Следует сцена «суда», написанная с явной оглядкой на «Аварию» Дюрренматта, – начавшись как пьяная игра, «суд» приводит к смертельному исходу: Лотара «приговаривают» к самой неприятной и опасной работе – взрыву скальной вершины, мешающей прокладке дороги; Лотар выполняет ее безупречно, но отец не прячется в момент взрыва в укрытие, как положено, и погибает. Почему – остается не до конца ясным (был пьян? хотел покончить с собой?), но так или иначе он гибнет как жертва. Эта новая трагедия отзывается страшным криком:
- Е. Рulvеr, Sprachkunstler und Moralist. – «Neue Zurcher Zeitung», 1994, 27. September.[↩]
- О. F. Wаltеr, S. Wаltеr, Eine Insel finden. Gesprach. Moderiert von Ph. Datwyler, Zurich, 1983, S. 33.[↩]
- О. F. Walter. Gegenwort. Aufsatze, Reden, Begegnungen, Zurich, 1988, S. 216.[↩]
- O. F. Walter, S. Walter, Eine Insel finden, S. 27. [↩]
- Ibidem, S. 30 [↩]
- О. F. WaIter, Notiz zu Hugo von Hofmannsthal «Brief des Filipp Lord Chandos an Francis Bacon». – In: 0. F. W a 1 t e r, Gegenwort, S. 16.[↩]
- O. F. Walter, Das «Soil» der Literatur. – Ibidem, S. 19.[↩]
- O. F. Walter, S. Walter, Eine Insel finden, S. 59.[↩]
- О. F. Wаltеr, S. Wаltеr, Eine Insel linden, S. 8.[↩]
- Ibidem, S. 63. [↩]
- »Otto F. Walter im Gesprach mil P. A. Bloch». – In: «Der Schriftsteller und sein Verhaltnis zur Sprache». Hrsg. von P. A. Bloch, Bern- Munchen, 1971, S. 147. [↩]
Хотите продолжить чтение? Подпишитесь на полный доступ к архиву.
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 2001