Отто Ф. Вальтер, швейцарский писатель

П. ТОПЕР

OTTO Ф. ВАЛЬТЕР, ШВЕЙЦАРСКИЙ ПИСАТЕЛЬ

Имя Отто Фридриха Вальтера (1928-1994) неизменно называется среди первых имен тех писателей, которые начинали свой творческий путь на рубеже 50-60-х годов и многое определили в течении швейцарской литературы завершающих десятилетий XX века. Это поколение немецкоязычных прозаиков – среди них В. Мушг, Г. Летчер, В. М. Диггельман, Г. Беш, Г. Майер – принесло с собой в швейцарскую литературу новый взгляд на мир, новые изобразительные средства, новые темы и сюжеты, прежде всего непосредственно связанные с жизнью современной Швейцарии. Писатели этого поколения расширяли возможности швейцарской литературы нашего времени, открытые их великими старшими современниками – Дюрренматтом и Фришем, но делали это по-иному, нежели они, и на ином жизненном материале. На фоне традиционных устойчивых ценностей гельветической культуры их творчество воспринималось как дерзко-критическое, вызывающее, революционное. Вальтер, оставивший сравнительно небольшое литературное наследие (восемь романов и повестей, две пьесы, некоторое количество стихотворений и рассказов, никогда не собиравшихся им в сборники, а также статьи, рецензии, политические выступления, по большей части тоже рассеянные по периодике), находился в самом центре жизни этого поколения, был выразителем его мыслей и чувств; большую роль сыграла его общественная и издательская деятельность. В этом смысле значение Вальтера в истории швейцарской литературы шире его творчества. Откликаясь на его смерть, газета «Нойе Цюрхер Цайтунг» писала: «То, что мы в нем потеряли, очевидно, но все же обрисовать это трудно. Его творчество отражает запоздавшее в Швейцарии и потому неуверенное и болезненное расставание с кажущимся нерушимым буржуазным порядком довоенного времени» ¹.Отто Ф. Вальтер родился в небольшом городке Рикенбах, недалеко от Ольтена, столицы кантона Золотурн, расположенного у юго-западных отрогов Юрского горного массива. Пейзажи, люди, проблемы его родного края самым непосредственным образом будут определять место действия, содержание и колорит его книг. Критики видят в этом параллель к творческой манере ряда значительных немецких писателей (Кельн у Белля, Данциг у Грасса и т. д.), а также, конечно, Фолкнера, создателя Йокнапатофы; но важнее отметить, что в швейцарской литературе существует собственная и весьма органичная для нее традиция этого рода, от Бернского кантона в творчестве Готхельфа, вымышленных Зельдвилы у Келлера, Ингольда у Инглина, Гюллена у Дюрренматта и т. д.

О жизни Вальтера, которая внешне была бедна событиями, известно немного; он очень мало говорил о себе и нарушил это правило только в некоторых статьях и интервью, уже приближаясь к шестидесяти годам. Вместе с тем личные жизненные впечатления, начиная с самых ранних, отразились почти во всех его книгах. Он вырос в богатой и респектабельной семье, но детство его счастливым не было. Отец, заметная фигура общественной жизни, владел типографией и небольшим издательством, выпускавшим журналы и книги консервативно-католического содержания; сыну Отто, появившемуся на свет девятым ребенком после восьми дочерей, предстояло стать наследником фирмы, и воспитывался он соответствующим образом, которому он противился с детского возраста. Двенадцати лет он был отправлен в интернат. Позднее он вспоминал: «Я на три года попал в монастырскую школу Энгельберг, где каждую ночь плакал в келье. Это было время, которое я воспринимал как сплошной ад, как тюрьму, как полное отсечение от относительно свободной жизни деревенского подростка, которую я вел до этого. Мир исключительно мужской, женщины в него не допускались. Даже моя мать не имела доступа, ведь она была «нечистой» женщиной. То есть патриархат в квадрате. Последовательное продолжение родительской дрессировки для воспитания мужчины – если понадобится, с помощью отцовского хлыста для верховой езды, – сильного мужчины, сына предпринимателя, офицера, руководящей силы общества» ². В интернате Вальтер начал, по его собственным словам, «бунтовать», добился исключения, был учеником книготорговца в Цюрихе, типографским учеником в Кельне, затем стал работать в издательствах, в том числе – с 1956 года – в родительском «Вальтер-ферлаг», где вскоре стал руководителем всей издательской программы. Здесь Вальтер развернул широкую деятельность по публикации крупных современных немецких писателей – Андерша, Шнурре, Хейссенбютеля, Воман, Клюге и др., молодых швейцарских прозаиков, в том числе Бикселя, Штейнера, Марти; им издавалась и переводная литература, в том числе с русского языка, например Бабель, имя которого будет встречаться на страницах его романов. Крупнейшим издательским предприятием Вальтера стал выпуск в свет собрания сочинений А. Деблина.

Эта бурная деятельность, которую Вальтер назвал позднее попыткой привить «прогрессивную литературную программу определенно консервативному предприятию» ³, настолько противоречила предыдущей репутации издательства, что совет директоров предпочел расстаться с сыном основателя фирмы. В 1967 году, уже будучи известным писателем, Вальтер переходит в знаменитое в Германии издательство «Лухтерханд», вместе с ним туда перешли многие молодые швейцарские авторы. Разрыв с семьей перерастал в разрыв со Швейцарией.

Литература окружала Вальтера с детства; обширная родительская библиотека была прочитана им в раннем возрасте (рассказывая об этом, он выделяет швейцарских писателей, немецких романтиков, «великих русских эпиков XIX века» – «Толстого и прежде всего Достоевского, двадцать томов которого по меньшей мере я прочел дважды за один присест, также Лескова, Тургенева, Чехова и так далее» ⁴). Первой побудительной причиной для своего писательства он называет все то же желание защититься от враждебного окружения и чувство протеста («язык как своего рода одежда, как защита от всесильного мира родителей и общества вообще» ⁵).

Вальтер сформировался как человек левых убеждений, последовательный демократ и социалист, острый критик современной швейцарской действительности и оставался таким при всех изменениях в своих взглядах, ставших в значительной мере леворадикальными в 60- е годы в духе молодежного движения протеста и отмеченных изрядной дозой скепсиса по отношению к надеждам молодости в 80-е годы. «Герои моей юности в лесу литературы, – писал он, – были люди безудержные, они остаются ими, может быть, и сегодня; одержимые, полные жизненных сил, битые, протестующие писатели» ⁶. Он не принимал коммунистического учения в том виде, как оно воплощалось в жизнь в практике «реального социализма» (о чем высказывался редко), и становился с годами все более непримиримым противником правой опасности, фашистских тенденций, в том числе и внутри Швейцарии. За ним закрепилась слава писателя «ангажированного», хотя сам он к этому термину относился настороженно («Я опасаюсь старого, оправданного в свое время призыва Сартра к прямой политической ангажированности литературы, который был очень правилен и принес много хорошего с точки зрения политической деятельности писателей, но мало – с точки зрения литературы» ⁷). Свою «бунтарскую» позицию Вальтер подтверждал и в поздние годы; когда в 1983 году он встретился с одной из своих сестер, католической монахиней, с которой не виделся двадцать лет, он повторил: «Да, я за протест, за сопротивление, за непослушание, я считаю непослушание прекрасным, добрым, некогда гражданским (burgerlich) достоинством, которое люди все больше и больше утрачивают» ⁸.

Героя такого склада, однако, в книгах Вальтера нет. Он видел и изображал современную действительность не в плоскости социальных катаклизмов, а под углом зрения свободы личности как основы всех демократических институтов, защищая человека «единичного» от любого насилия и угнетения. Корреспондент, присутствовавший при его встрече с сестрой, с удивлением отметил: «Пишущий социалист не был, как я предполагал, критически расчленяющим аналитиком, политическим программистом, поднаторевшим в риторике, и до некоторой степени экстравертом, напротив, я воспринял Вальтера как чувствительного искателя слов, порой неуверенного и сдержанного, затем снова очень определенного, точного и в образах, и в построении фраз. Человек, на которого давит мир, но удерживающийся в нем, даже проектирующий для него утопии» ⁹.

В одном, однако, в эти годы Вальтер остался жестко непреклонным: в отношении к религии. В присутствии сестры-монахини он повторил: «Я его не вижу, я не вижу никакого Бога! Это, может быть, трагично, но я его не ощущаю, я не вижу его. Сдается мне, что в своих божественных играх он давно забавляется другими мирами, пока мы тут заняты саморазрушением. Мы ждем какого-то пришествия… а катастрофа уже здесь, среди нас» ¹⁰.

* * *

Первые выступления Отто Вальтера в печати относятся к 1956 году; его литературная деятельность начиналась с рассказов, которые печатались в «Нойе Цюрхер Цайтунг». Успех, причем заметный, принес ему первый роман «Немой» (1959; русский перевод – 1964).

Достаточно необычной была уже изображенная в книге среда – жизнь дорожников, прокладывающих шоссе в горах Юры, их тяжелый и опасный труд среди враждебной природы, походный быт, напряженные взаимоотношения в бригаде, постоянно грозящие столкновениями между рабочими. Однако конфликт, лежащий в основе сюжета, носит не социальный, а подчеркнуто психологический характер. В бригаду прислан новичок, молоденький парень по имени Лотар, немой, который оказывается сыном одного из членов бригады, рабочего-подрывника Ферро. Но это обстоятельство, за которым скрывается какая-то тайна, становится ясным не вдруг, и далеко не сразу открывается читателю подоплека сюжета: Лотар потерял дар речи много лет назад, еще в младенчестве, когда у него на глазах пьяный отец зверски избивал его мать; мать умерла, отец отбыл срок в тюрьме и сыном не интересовался. Такое сюжетное построение – медленное вхождение в сложные жизненные обстоятельства, которые в начале повествования представляются малопонятным ребусом, – будет характерно для многих книг Вальтера. Столь же характерно для них откровенно «сделанная» композиция; Вальтер словно смиряет свой талант и писательский темперамент, зажимая его в рассчитанную схему, которая не вырастает из кипения страстей и изображенной жизненной ситуации, а «наложена» на нее автором, хорошо знающим мировую литературу и ее формальные достижения, в том числе и самого последнего времени, и не чурающимся их использования. Роман «Немой» начинается с хроникальной газетной заметки, в которой сообщается, что там-то и тогда-то (следуют точные данные) было найдено мертвое тело. Затем следует двенадцать глав, по числу ночей, проведенных новичком в бригаде, но и по числу рабочих в бригаде, причем каждая глава состоит из рассказа о событиях ее жизни и работе и дополнительной подглавки об одном из ее членов, написанной в форме «непрямого внутреннего монолога» ¹¹, изложенного от второго лица единственного числа («В тот ветреный холодный вечер, который ты наверняка еще не забыл…»). Роман М. Бютора «Превращение», введший в современную литературу этот «диалогический» прием, вышел в свет в 1957 году. У Вальтера этот прием призван не только раскрыть внутренний мир каждого из героев романа, но и представить события, описанные в нем, через разные, не совпадающие друг с другом точки зрения. Внимание автора сосредоточено на сложном конфликте между отцом и сыном, в котором трагически нерасторжимо переплетены любовь и ненависть, надежда и отчаяние, добро и зло. Тайна (кто и кем убит?) раскрывается только на последней странице: отец Лотара погиб от взрыва, который произвел сам Лотар. Но детективный сюжет не имеет большого значения, ибо, как выясняется, причина смерти не вытекает непосредственно из поступков действующих лиц.

О жизни членов бригады за пределами описанных событий речи в книге почти нет; мы можем только догадываться, что все они – бедняки, зарабатывающие на хлеб насущный тяжелым трудом. Больше мы узнаем о жизни и внутреннем мире Лотара, отгороженного от людей своей немотой, человека смятенного, не могущего найти свое место в мире, но самого чистого и самоотверженного из всех персонажей книги. Ему одному автор предоставляет возможность вспоминать свою жизнь (которую он не может выразить словами), причем воспоминания переходят в мысли о сегодняшних событиях, как правило, без всякого обозначения, накладываясь друг на друга (композиционный прием «сопоставления времен», который Вальтер будет применять и в дальнейшем). Узнав отца, которого он не видел много лет и о котором всегда думал со страхом и ненавистью, Лотар начинает испытывать к нему чувство жалости, хочет «пробиться» к нему, мучительно переживая невозможность этого. Отец совершает кражу, подозрение падает на Лотара («чужака»), и он берет преступление на себя, думая при этом: «Так лучше и проще». Следует сцена «суда», написанная с явной оглядкой на «Аварию» Дюрренматта, – начавшись как пьяная игра, «суд» приводит к смертельному исходу: Лотара «приговаривают» к самой неприятной и опасной работе – взрыву скальной вершины, мешающей прокладке дороги; Лотар выполняет ее безупречно, но отец не прячется в момент взрыва в укрытие, как положено, и погибает. Почему – остается не до конца ясным (был пьян? хотел покончить с собой?), но так или иначе он гибнет как жертва. Эта новая трагедия отзывается страшным криком:

1. Е. Рulvеr, Sprachkunstler und Moralist. – «Neue Zurcher Zeitung», 1994, 27. September.[↩]
2. О. F. Wаltеr, S. Wаltеr, Eine Insel finden. Gesprach. Moderiert von Ph. Datwyler, Zurich, 1983, S. 33.[↩]
3. О. F. Walter. Gegenwort. Aufsatze, Reden, Begegnungen, Zurich, 1988, S. 216.[↩]
4. O. F. Walter, S. Walter, Eine Insel finden, S. 27. [↩]
5. Ibidem, S. 30 ^[↩]
6. О. F. WaIter, Notiz zu Hugo von Hofmannsthal «Brief des Filipp Lord Chandos an Francis Bacon». – In: 0. F. W a 1 t e r, Gegenwort, S. 16.[↩]
7. O. F. Walter, Das «Soil» der Literatur. – Ibidem, S. 19.[↩]
8. O. F. Walter, S. Walter, Eine Insel finden, S. 59.[↩]
9. О. F. Wаltеr, S. Wаltеr, Eine Insel linden, S. 8.[↩]
10. Ibidem, S. 63. [↩]
11. »Otto F. Walter im Gesprach mil P. A. Bloch». – In: «Der Schriftsteller und sein Verhaltnis zur Sprache». Hrsg. von P. A. Bloch, Bern- Munchen, 1971, S. 147. [↩]