Опыт целостного анализа
У. Р. Фохт, Лермонтов. Логика творчества, «Наука», М. 1975, стр. 190.
Для современного литературоведения особое значение приобрела идея целостности (системности); этой идеей руководствуются и в разборе отдельного произведения, и при характеристике совокупности произведений – в тех или иных пределах. Вряд ли тут правомерно говорить о некоем новом направлении в изучении искусства слова. В серьезных работах прошлых лет можно без труда обнаружить такого рода целостный анализ, найти выразительные примеры того, что сегодня называют системным подходом. Иное дело, что прежде этот подход специально не разрабатывался и теоретически, по сути, не обосновывался; ныне же, переместившись в центр исследовательского внимания, он становится опорой концептуальных штудий. И такое перемещение – тоже одна из форм научного прогресса.
Идея целостности предполагает изучение литературного явления со стороны его внутренней организации, взаимоположения и взаимодействия его слагаемых, каждое из которых мыслится в единстве значения и функции. Тем самым постулируется возможность углубленного истолкования художественной действительности – с учетом всего ее объема и состава. Из этих предпосылок, как можно судить, и выросла книга У. Фохта о Лермонтове.
Прежде всего, удивляет заглавие книги: «Логика творчества». Оно кажется необычным, но слово «логика», на наш взгляд, здесь вполне на месте. Рассматривая творчество как целое, исследователь ставит своей задачей выяснить «функциональные связи образов и мотивов», складывающихся, в конечном счете, в сложное образное единство; упор сделан на объяснении ходов и переходов интенсивно развертывающейся писательской мысли. Книга написана сжато, «формулировочно», с установкой на строгие определения, благодаря чему направление работы, указанное заглавием, как правило, отчетливо чувствуется в конкретных наблюдениях и разборах.
У. Фохт исходит из того, что Лермонтов «по преимуществу лирик»; другие сферы творчества – поэмы, драма, проза – трактуются в проекции на лирику как на первооснову. Соответственно строится глава о лирике; именно в ней исследование, двигаясь по вехам частных суждений, завершается такой суммирующей характеристикой лермонтовской поэзии; «…Полное негодования отрицание общества господ и рабов, мятежное противопоставление ему образа человека в его деятельном отношении к жизни, настойчивые поиски освобождения от мучительного чувства одиночества, на которое человек обречен этим обществом, – через попытки найти единение с богом (религия), с «родной душой» (любовь, дружба), с природой, уходом в историческое прошлое, – осознание несостоятельности этих попыток, ощущение возможности осуществить права личности только в том случае, если она станет выразительницей интересов народа» (стр. 71).
Характеристика эта не претендует на окончательность; автор оговаривает, что в поле его зрения – не все, но «основные линии» творчества; с другой стороны, итоговая формула не во всех своих звеньях бесспорна, в частности последнее суждение – о личности и народе – несет в себе, думается, известное преувеличение, без достаточных оснований приближая Лермонтова – поэта последекабристской эпохи – к революционным демократам 60-х годов. Но то, что допустимы дополнения, как и то, что требуются уточнения, не отменяет главного достоинства обобщения-итога (а значит, и подводящих к нему исследовательских построений): оно позволяет воспринять лирику Лермонтова как многосоставную, разветвленную систему, обладающую внутренней завершенностью. И притом как систему особого рода, воплощающую в себе процесс поэтического мышления; анализ внутрилирических «сцеплений» и итоговая формула выявляют протяженность и ступенчатость этого процесса (почему, кстати, его описанию адекватен неформализованный научный язык).
Переходя от лирики к поэмам, а затем к драме и прозе, У. Фохт прослеживает «связь образов» в аспекте эпизации и драматизации лирических тем и прежде всего темы действия, темы активности «сильной личности». На первый план закономерно выдвинут ряд фигур, характеров, объединяемых постановкой вопроса о демонизме. Существенно, что фиксируются как этапы и варианты реализации сквозного замысла, так и подвижность, неоднозначность авторского отношения к изображаемому (тем и другим, в частности, «Герой нашего времени» отличается от «Демона»). Это ощутимо дополняет, расширяет характеристику «логики творчества», данную в главе о лирике.
Небезынтересны соображения исследователя о жанровом своеобразии лермонтовского искусства. Касаясь лирики, У. Фохт пишет: «Вслед за Пушкиным Лермонтов отказывается от канонических жанровых форм… и создает свои свободные формы, среди которых особенно примечательны жанры дум и лирических новелл. «Думы» Лермонтова – философские размышления, в отличие от исторических «дум» Рылеева и политических медитаций Некрасова» (стр. 15); наиболее выразительные образцы жанра – «Дума», «Поэт», «Кинжал», «Родина». Но дума – не только вид лирического стихотворения, но и слагаемое эпической, драматической структуры (монологи в поэмах, в «Маскараде»), и – шире – зерно и прообраз романа о «герое времени», пронизанного углубленно-аналитической рефлексией (стр. 152). Так вырисовывается общее жанровое измерение художественной системы. Остается, однако, неясным, существуют ли другие измерения того же рода; ведь, скажем, стихотворение-новелла тоже по-своему отзывается в поэмах и в прозе.
Внутрисистемные переходы и связи трактуются У. Фохтом и в разрезе метода изображения, отсюда – обстоятельное рассмотрение проблемы «романтизм – реализм». Известно, что эту проблему толковали по-разному, порой нерасчлененно или альтернативно. Для У. Фохта суть дела – в сложности ситуации, в сосуществовании разнонаправленных тенденций, когда наблюдается и несомненное движение к реализму – и возвращение к романтизму после возникновения реалистической ориентации, когда налицо усвоение и переосмысление романтического в принципиально реалистическом создании («Герой нашего времени») – и одновременно присутствие реалистического в романтическом, по своим основным параметрам, произведении («Мцыри»). Такая трактовка метода в главном согласуется с анализом процесса художественного мышления на конкретном уровне, с систематизацией фактов творчества – и потому представляется убедительной и продуктивной.
Исследование, направляемое идеей целостности, неизбежно наталкивается на проблему совмещения логико-структурной и эволюционной точек зрения, синхронного и диахронного понимания художественной действительности. Как и в каких масштабах следует учитывать в системном описании стадии развития художника? Вопрос не из простых, и книга У. Фохта дает это почувствовать. Анализ в ней идет по двум путям. В разборе лирики явно господствует синхронная точка зрения. Прочерчивая «основные линии» поэзии, автор ставит рядом, аналитически уравнивает зрелые и юношеские стихотворения. В последующих главах рассуждения, напротив, введены в русло творческой биографии; так или иначе, оттеняется момент эволюции. Как можно предположить, различие путей анализа связано с различием рассматриваемого материала (в лирике меньше проявляется стадиальность развития, чем в поэмах и в прозе), а еще более с особенностями исследовательской задачи – со стремлением прежде показать «строение» системы, а затем представить ее общие начала (мотивы, замыслы) в движении, в изменении. Это стремление в главном осуществляется успешно; в то же время работа У. Фохта заставляет говорить об известной недостаточности ее методологической схемы. При всем том, что у Лермонтова стихи разных лет зачастую смыкаются, граница между периодами поэтической деятельности – поздним и ранним – все же существует, и герой ранней лирики – это во многом особый этап в формировании «лермонтовского человека»; последнее при синхронном осмыслении поэзии неизбежно затушевывается. С другой стороны, разбору «Героя нашего времени» присущ элемент обзорности, смещающий систематизирующее описание в сторону очерка творческого пути. Видимо, отношение «логики творчества» к логике эволюции заслуживает специального изучения.
В книге важную роль играют типологические сопоставления; в своей совокупности они многосторонне определяют своеобразие позиции и «логики» Лермонтова относительно его окружения – предшественников и современников. «Основные линии» системы последовательно включаются в историко-литературный контекст.
Лермонтоведение числит в своем активе ряд монографических, обобщающих исследований (Л. Гинзбург, Б. Эйхенбаума, Е. Михайловой, Д. Максимова, Б. Удодова); к ним примыкает и монография У. Фохта, ценная не только своими конкретными выводами, но и теоретическими поисками – «опытной проверкой» системного подхода в литературоведении.
г. Ташкент