Судебное преследование «Звездных песен» (Из переписки Н. Морозова и В. Брюсова). Публикация и примечания Б. Внучкова

Когда вышло отдельное издание знаменитых «Писем из Шлиссельбургской крепости» ¹, В. Брюсов первым откликнулся на него рецензией, в которой писал: «Что всего более изумляет, при первом чтении «Писем из Шлиссельбургской крепости» Н. Морозова, это – их бодрый тон. Проведя двадцать пять лет в одиночном заключении… Н. Морозов сумел сохранить не только ясность мысли, но и свежесть чувства… Как не ждать, что проступят в его словах, то там, то тут, жалобы на судьбу, подавленное отчаянье, скрытые проклятия… Ничего такого нет в письмах Н. Морозова…

Что же дало силу Н. Морозову перенести с этой бодростью выпавшее на его долю тяжелое испытание? Без всякого колебания, мы готовы ответить: высокая культура духа… Н. Морозов… тетрадь за тетрадью писал свои «Научные записки и заметки», которых к концу его заключения набралось 26 томов. Лишенный не только надежды, что эти «записки и заметки» будут когда-либо опубликованы, но даже уверенности, что их не истребит в один случайный день чья-нибудь равнодушная рука, Н. Морозов работал из одной бескорыстной любви к науке и к истине» ².

В подвиге Н. Морозова В. Брюсов видел не только индивидуальный психологический феномен, но и новое звено в исторической цепи борьбы свободолюбивого человеческого духа против усугубляющегося давления деспотизма и изуверства. Исторический контекст, в котором стояла для В. Брюсова судьба революционера-народовольца, особенно отчетливо очерчен им в черновике той же рецензии – это судьба Достоевского и Чернышевского: «Говорят, что Птоломеи давали возможность александрийским медикам проводить анатомические опыты над живыми людьми. В русской истории можно найти примеры экспериментов более поразительных. Разве не замечателен такой опыт: взять гениального писателя и отправить его на четыре года в каторжные работы, чтобы посмотреть, не напишет ли он после этого «Преступления и наказания» и «Братьев Карамазовых». Или: взять [мощный ум, властвующий над всем современным ему поколением], взять всесторонне, энциклопедически образованного человека и на 23 года вырвать его изо всех условий цивилизованной жизни, бросить сначала в какую-то Кадаю, а потом в какой-то Вилюйск, чтобы убедиться, что знания, ум, талант могут восторжествовать и над таким испытанием! Я думаю, что перед такими очень широко поставленными опытами совершенно бледнеют опыты александрийских ученых… Н. А. Морозову выпал страшный жребий послужить объектом для одного из них» ³.

Отношения В. Брюсова и Н. Морозова имеют весьма знаменательную предысторию. В 70-е годы Н. Морозов был довольно коротко знаком с отцом поэта, Яковом Кузьмичом Брюсовым. Жена Морозова Ксения Алексеевна позднее рассказывала: «Еще в начале 80-х годов⁴  юноша-революционер Морозов, разыскиваемый полицией, живет в Москве на нелегальном положении. Он скрывается у различных сочувствующих его деятельности знакомых. В числе их и семья Брюсовых. Брюсовы живут в отдельном доме. Скрываться у них очень удобно. К маленькому живому темноглазому мальчику Валерию молодой революционер чувствует особую симпатию… Юноша Морозов расстается со своим маленьким приятелем, не предполагая, что встретит его через много лет, когда тот станет известным поэтом и писателем, а у него самого будет позади 25-летнее Шлиссельбургское заключение» ⁵.

Говоря в 1924 году об обстановке в родительском доме, об идейном климате, в котором он рос, В. Брюсов сказал, что помнит образ Морозова из дней своего раннего детства⁶.

Новая встреча и близкое знакомство состоялось в марте 1910 года, когда по просьбе С. Полякова, главы и владельца книжного издательства «Скорпион», Н. Морозов привез в Москву рукопись книги стихотворений «Звездные песни». В. Брюсов, являвшийся одним из основателей и активных деятелей «Скорпиона», записал в дневнике: «Познакомился с Н. А. Морозовым, шлиссельбуржцем. Он знал меня ребенком, качал на коленях, – так как гимназистом и студентом был близок с моим отцом. Встречал Морозова несколько раз в редакции «Скорпион» (он издает в этом издательстве книгу стихов), потом он у меня завтракал. Крайне жив, всем интересуется, легко увлекается, умен, прост в обращении. Узнав, что я сын его старого знакомого, был тронут, обнял меня, поцеловал. Много говорил с моей матерью, вспоминал прошлое» ⁷. С этих пор, говоря словами К. Морозовой, между В. Брюсовым и Н. Морозовым «устанавливаются наилучшие отношения, связь – не только личной симпатией, но и литературными вкусами и работой». Эти отношения, уже бывшие предметом внимания советских исследователей⁸, нашли свое отражение в их переписке, охватывающей период с 1910 по 1913 год. Сохранилось 17 писем Н. Морозова к В. Брюсову и 15 писем и телеграмма В. Брюсова к Н. Морозову⁹. Часть этой переписки (преимущественно письма В. Брюсова) уже известна читателям¹⁰. Предлагаемая публикация содержит все остальные письма.

Центральное место в переписке занимает история цензурного и судебного преследования «Звездных песен», до сих пор известная только по позднейшим воспоминаниям самого Морозова¹¹.

Самодержавие, недовольное известностью и независимостью Н. Морозова, искало повода еще раз расправиться с ним, и такой повод был найден. Когда весной 1910 года Н. Морозов привез С. Полякову рукопись «Звездных песен», Николай Александрович просил его согласовать содержание сборника с цензурными условиями. Издатель не нашел в книге ничего рискованного, и она вышла в свет. Но 18 июня 1910 года Комитет по делам печати наложил арест на сборник, и С. Поляков был привлечен к судебной ответственности. Н. Морозов написал в Комитет по делам печати, чтобы обвинение перевели с издателя на него как автора, так как, во-первых, не хотел, чтобы из-за него пострадал другой человек, а во-вторых, считал, что «перевод обвинения» на него «лучше в агитационном отношении» ¹².

Н. Морозов был привлечен к ответственности за стихотворения «Проклятие», «Памяти 1873 – 75 годов», «Видения в темнице», «Древняя легенда», «Цепь», «Встреча», «Пророк». Обвинение, предъявленное Н. Морозову, было нелепым. Все семь стихотворений публиковались еще в 70-х годах. Своим двадцатипятилетним заточением (1881 – 1905) Н. Морозов понес наказание и за них, а согласно мировой судебной практике, ни один закон не карает дважды за одно и то же преступление. Более того, в 1906 году эти же стихи были опубликованы Н. Морозовым в сборнике стихов «Из стен неволи», который свободно продавался по всей России. Все стихотворения носят по преимуществу общий характер, представляют собой аллегорическое изображение борьбы насилия и свободы во всемирной истории, и для того, чтобы придать им вид злободневных политических высказываний, обвинителю пришлось прибегнуть к подтасовке и произвольной компоновке не связанных друг с другом выдержек¹³.

Надуманность обвинения была настолько очевидна, что сами преследователи все время проявляли колебания и неуверенность. Дело было начато в июне 1910 года, но обвинительный акт составлен лишь 27 марта 1911 года, а вручен он был еще через полгода, 27 сентября 1911 года. В этой тактике оттяжек было немало изуверства, желания измотать обвиняемого, заставить его сдаться. Как писал 3 января 1911 года В. Брюсов в опубликованном письме: «О «Звездных песнях» – ничего нового. И, вероятно, не будет долго. «Они» любят «измором брать» (Внучков, стр. 194; подчеркнуто мною). Но Николай Александрович вел себя независимо и старался при каждом удобном случае поднимать вопрос о предъявленном ему обвинении, чтобы вынудить власти признать необоснованность ареста сборника. Так, 17 сентября 1910 года, посылая редактору газеты «Русское слово» Ф. Благову очерк о своих впечатлениях от полетов, Николай Александрович писал: «В моей статье я упоминаю мои «Звездные песни» не без умысла. До сих пор их держат в цензуре под секвестром, чувствуя, что у них нет повода для привлечения меня к суду, а мне хочется поднять это дело» (ОР ГБЛ, ф. Р. С. (259), к. 17, ед. хр. 43).

Тем временем интерес к арестованной книжке вырос настолько, что даже после ее ареста она доставалась разными путями. В письме к издателю «Писем из Шлиссельбургской крепости» М. Аверьянову от 28 июля 1910 года Николай Александрович писал: «Что же касается до «Звездных песен», о которых Вы меня спрашивали в прошлом письме, то они по-прежнему под домашним арестом, т. е. с книгоиздателя взята подписка не продавать их до решения суда вредны они или нет. Но один мой знакомый говорил, что в Петербурге их теперь продают по знакомству в магазинах» ¹⁴.

В конце концов, было назначено судебное разбирательство. 24 ноября 1911 года Московская судебная палата приговорила Н. Морозова к году тюрьмы. Но и на этом дело не закончилось. Н. Морозов подал кассацию. Она разбиралась Сенатом лишь в марте 1912 года и была отвергнута. После еще нескольких месяцев проволочек, в июне 1912 года, то есть через два года после начала дела, Николай Александрович был заключен в Двинскую крепость.

Все перипетии этой истории, переживания ее участников, восприятие современников живо запечатлелись в публикуемых письмах.

Читая их, мы не только дивимся творческой энергии и бодрости духа Н. Морозова; самого В. Брюсова мы видим под новым и во многом неожиданным для современного читателя углом зрения. Мы видим В. Брюсова как заботливого и верного товарища, готового прийти на помощь по первой просьбе или вовсе без оной. Эта готовность тем более знаменательна, что Н. Морозов, конечно, не принадлежал к ближайшему окружению В. Брюсова. И если привлечение Н. Морозова к сотрудничеству в «Русской мысли» и хлопоты по организации его лекции в Литературно-художественном кружке еще могут рассматриваться как выполнение В. Брюсовым своих служебных обязанностей, радение о своем деле, то его участие в судьбе «Звездных песен», а позднее посредничество между Н. Морозовым и М. Сабашниковым не допускают такой интерпретации – это была именно забота, помощь, проявляемая на том «участке», где Н. Морозов в ней более всего нуждался (в письме к М. Сабашникову от 1911 года – ОР ГБЛ, ф. 261, к. 2, ед. хр. 100, л. 1 – В. Брюсов отмечал «легкомыслие», неопытность своего старшего друга в ведении своих литературных дел). К изданию «Звездных песен» В. Брюсов никакого непосредственного отношения не имел¹⁵ и, тем не менее, со всеми практическими вопросами и просьбами Морозов обращался всегда не к С. Полякову, а к В. Брюсову. В дни суда В. Брюсов постарался как можно больше быть рядом с Н. Морозовым, помочь ему, а 9 марта 1912 года, после того как высшая инстанция отвергла кассацию Н. Морозова, В. Брюсов писал ему: «…Вся Россия, – скажем с уверенностью, – будет душой с Вами… Я знаю, что у Вас много друзей, и этим Вы в жизни счастливы. Но, несмотря на то, может быть и я окажусь Вам не лишним. Располагайте мною, как хотите. Все Ваши поручения, касающиеся Москвы, давайте… мне. Посылайте меня к каким угодно издателям, в любые типографии, а если надо, и в официальные места: я буду рад для Вас принять на себя все эти маленькие хлопоты. Одним словом, считайте меня, на время своего заключения, Вашим поверенным в Москве, которому можно поручить все и который, – обещаю Вам это, – все будет исполнять аккуратно и скоро, как только может. И очень Вас прошу принять это мое предложение прямо, не смотреть на него, как на простую вежливость, а действительно им воспользоваться. Этим доставите мне настоящее удовольствие» (Внучков, стр. 195).

Переписка Н. Морозова и В. Брюсова не только воскрешает один из малоизвестных драматических эпизодов истории русской литературы и общественной жизни, но и позволяет нам пополнить и углубить наше представление о творческом и человеческом облике обоих корреспондентов.

Н. МОРОЗОВ – В. БРЮСОВУ

Торговая, 25, кв. 13.

1 мая 1910

Дорогой Валерий Яковлевич.

Только что выписался из больницы## В середине апреля 1910 года Н. А. Морозов лег на операцию в Петропавловскую больницу в Петрограде.

1. Современному читателю они доступны по несколько сокращенной перепечатке в кн.: Н. Морозов, Повести моей жизни. Мемуары, т. 2, «Наука», М. 1965.[↩]
2. Рецензия В. Брюсова на кн.: Н. Морозов, Письма из Шлиссельбургской крепости (Изд. М. Аверьянова, СПб. 1909), «Русская мысль», 1910, сентябрь, стр. 283 – 284.[↩]
3. Отдел рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина (ОР ГБЛ), ф. 386, к. 37, ед. хр. 5, л. 28.[↩]
4. Здесь К. Морозова допускает неточность: в 1880 году Н. Морозов уехал за границу, а в 1881 при возвращении был арестован и уже не выходил на свободу до октября 1905 года. Учитывая, что 1875 – 1877 годы он также провел в заключении, описываемые К. Морозовой посещения можно отнести к 1874 и 1878 – 1879 годам.[↩]
5. К. Морозова, Воспоминание о Валерии Брюсове, ЦГАЛИ, ф. 56, оп. 1, N 112.[↩]
6. В. Брюсов, Избранные сочинения в 2-х томах, т. 1, Гослитиздат, М. 1955, стр. 35.[↩]
7. Валерий Брюсов, Дневники 1891 – 1910, Изд. М. и С. Сабашниковых, М. 1927, стр. 142.[↩]
8. Наиболее подробно они рассмотрены в ст.: А. Маргарян, Валерий Брюсов и шлиссельбуржец Николай Морозов, «Русская литература», 1965, N 1, – а также в предисловиях и комментарии к упоминающимся здесь публикациям. В этих работах (за исключением публикации С. Белова) несколько преувеличивается, однако, влияние Н. Морозова на «идейно-творческие искания» и «перестройку», «литературную и общественную судьбу» В. Брюсова и даже на принятие им Октябрьской революции. Не следует забывать, что к моменту встречи и В. Брюсов, и Н. Морозов были сложившимися, зрелыми людьми, и их отношения правильнее расценивать как контакт, нежели как «влияние».[↩]
9. Письма Н. Морозова хранятся в ОР ГБЛ, ф. 386, к. 95, ед. хр. 22. Письма В. Брюсова – в Архиве АН СССР, ф. 543, оп. 4, N 223.[↩]
10. Семь писем В. Брюсова опубликованы (к сожалению, весьма неточно) в ст.: «В. Я. Брюсов и Н. А. Морозов (Неопубликованные письма В. Я. Брюсова)». Предисловие и публикация С. Белова, «Известия АН СССР. Серия литературы и языка», 1964, т. XXIII, вып. 4 (далее: Белов). Ввиду недостаточной точности этой публикации мы в комментариях будем цитировать некоторые из этих писем по рукописям. Два из этих семи писем вторично опубликованы Б. Внучковым («Два письма В. Я. Брюсова» – «Москва», 1969, N 11; далее: Внучков). Одно письмо Морозова опубликовано в статье А. Маргарян, стр. 185 – 186.[↩]
11. Н. Морозов, Повести моей жизни. Мемуары, т. 2 (Дело в «Звездных песнях». По документам).[↩]
12. Письмо Н. Морозова к В. Г. Короленко от 27 июня 1910 года, ОР ГБЛ, ф. 135, к. 30, ед. хр. 16.[↩]
13. Эти надерганные цитаты приведены Н. Морозовым в очерке «Дело о «Звездных песнях».[↩]
14. Рукописный отдел Института русской литературы АН СССР (Пушкинский дом), ф. 428, оп. 1, N 74.[↩]
15. Хотя, конечно, не исключено, что его одобрение сыграло роль в принятии книги издательством: еще В. Львов-Рогачевский связывал издание книги «Скорпионом» с начатой В. Брюсовым пропагандой «научной поэзии» (см.: «Современный мир», 1910, N 8, стр. 102 – 103). На подаренном Н. Морозову оттиске своей статьи «Научная поэзия» Валерий Яковлевич написал: «Одному из истинных пионеров «научной поэзии» Николаю Александровичу Морозову на память о беседах. Автор. 1910″ (архив Дома-музея Н. Морозова в Борке).[↩]