Через столетие
Ch. P. Snow, Trollope, Macmillian, L. 1975, 191 p.
Рецензию в литературном приложении к «Таймс» (ТЛС) я прочла раньше, чем Ч. Сноу прислал мне свою новую книгу, названную им лаконично «Троллоп». В Англии торопятся с рецензиями: как правило, книга еще не поступила в продажу, а рецензенты различных газет и еженедельников спешат по сигналу издателя (часто и самого автора) создать ей рекламу. Иногда, впрочем, бывает и другое: появление книги, прочитанной рецензентом в чистых листах, становится случаем для сведе´ния счетов с автором и заблаговременной дискредитации его только еще выходящей в свет работы, В данном случае было, видимо, именно так: прочитав рецензию Сиссона в ТЛС1, далеко не всякий проявит охоту прочесть «Троллопа», не говоря уже о том, чтобы приобрести это дорогостоящее издание. Со вкусом оформленная, снабженная множеством иллюстраций (здесь портреты Троллопа и его современников в разные годы жизни, здесь и репродукции картин знаменитых английских художников, отражающих жизнь той поры), книга Сноу сто´ит даже по английским понятиям непомерно много (6,5 фунтов!). И как раз обилие иллюстраций дает желчному критику удобный повод для атаки на автора. Якобы не предложив в своей книге достаточно много нового и оригинального по сравнению с другими исследователями, Сноу злоупотребил никому не нужными (по мнению критика) «картинками» и выпустил малосолидный труд.Но так ли это? Троллоп всегда был одним из любимых писателей Сноу, добавим, любимым классиком отечественного реализма, столь богатого крупными именами. Написать книгу о нем было давней мечтой Сноу, и очень важно заметить, что мечта эта была осуществлена тогда, когда за спиной автора «Чужих и братьев» было свыше двадцати собственных творений2. Едва ли можно предположить скороспелость и поверхностность в суждениях автора, якобы не давшего себе труда (как полагает Сиссон) изучить все то, что было написано исследователями до него, и не внесшего ничего нового по сравнению с ними. Текст книга, как и все примечания в ней и библиографические справки, – словом, весь ее научный аппарат доказывает как раз противоположное! Но не столько в примечаниях, конечно, дело. Сноу самым тщательным образом исследовал все, что можно было «поднять», создавая книгу о собрате, умершем почти сто лет назад. Как бы ни старался Сиссон, автора нельзя уличить в пренебрежении к своим предшественникам. Другое дело, понял ли рецензент, какие цели преследовал Сноу, создавая своего «Троллопа», и в каком жанре написана его книга?
Назвать новую книгу Сноу монографией было бы так же неверно, как ограничиться определением «критико-библиографический очерк». «Троллоп» – это живой портрет одного большого писателя, написанный другим; дань одного большого художника-реалиста другому, писавшему за много лет до него, но в высшей степени ему близкому. Если искать привычное жанровое определение, «Троллоп» ближе всего к романтизированной биографии, но структура ее необычна: воссоздавая портрет писателя, частично по заново прочитанным материалам, частично угаданный Сноу, автор книги ведет читателя к тем главам, где он предлагает свою собственную концепцию эстетических взглядов и творческого метода Троллопа.
Энтони Троллоп мало еще, к сожалению, знаком советскому читателю. Выпущенные в свое время издательством «Художественная литература»»Барчестерские башни» – лишь частица написанного этим плодовитым прозаиком (его перу принадлежат сорок семь романов разных жанров!). И книга эта не дает возможности и права судить об искусстве Троллопа в целом – о разнообразии тематики его произведений, своеобразии и мастерстве. Сноу же строит свою концепцию на основе изучения всего наследия Троллопа-художника, которого особенно высоко ценил Л. Толстой. Об этом ни на минуту не забывает автор книги, неоднократно сопоставляя творчество Троллопа и Толстого. Троллоп для Сноу кто угодно, но не второстепенный прозаик середины прошлого века.
Но есть и другой аспект, неразрывно связанный с «Автобиографией», созданной Троллопом на склоне лет. Уже тогда – в конце 60-х годов прошлого века – эта мнимая исповедь восстановила против себя многих современников. Слишком прозаичным, слишком меркантильным предстал, с точки зрения снобов, герой исповеди со страниц своего повествования. Чересчур часто говорит он о своих доходах и количестве печатных знаков, которые считает необходимым «выдавать» ежедневно. И насколько педантичен рассказ о дисциплине авторского труда (какое уж тут вдохновение!), сколь заземлена интонация повествования!
Листая книгу Сноу, можно заключить, что план ее строжайшим образом «накладывается» на то, что рассказано в «Автобиографии». Все факты налицо: и трудное детство, и унизительное положение полунищего в привилегированной школе (Хэрроу), и «прожекты» сумасшедшего отца, приведшие его к банкротству, к бегству в Бельгию от кредиторов. Говорится об отношениях Энтони с родной матерью, которая, став популярной беллетристкой, спасла от нищенства семью. Однако она не только не любила, но порой просто не замечала одного из своих сыновей – будущего замечательного писателя. Есть и история службы Троллопа в почтовом ведомстве, поездки сначала в Ирландию, а впоследствии во многие страны мира. Немало (может быть, даже чересчур много) внимания уделено росту доходов почтового чиновника, ставшего почти в одночасье популярнейшим романистом. Рассказано о пристрастии Троллопа к охоте и развлечениям в любимом клубе Гаррика и связи его с виднейшими литераторами тех дней: Теккереем, Дж. Элиот, Джорджем Генри Льюисом… Есть и короткий, но полный драматизма очерк последних лет жизни (начавшая меркнуть популярность, разочарование в сыновьях, несчастная любовь к молоденькой американке Филд).
Словом, есть все, что мы находим в «Автобиографии», но те же факты рассказаны совсем по-иному, и свет, брошенный на Троллопа в различные моменты его жизни, вовсе не тот, что пожелал дать сам далеко не простой, далеко не однозначный ее создатель. Плотный, на вид даже грузный человек, любивший охоту, шумное веселье и общество друзей в клубе, всегда уверенный в себе, как-то отступает в тень, и видишь обнаженную и очень ранимую натуру, предпочитающую прятаться за маску внешнего благополучия. То, о чем лишь намекнул Сэдлейр и говорили вскользь другие исследователи, Сноу очень бережно и тонко обнажил, щадя человека, «боявшегося темноты», но стремясь сказать о нем правду.
Портрет Троллопа занимает в книге девятнадцать глав. Его эстетика – всего две, причем не очень ясны мотивы, по которым выбраны тринадцатая и восемнадцатая. Но зато в них Сноу не только объясняет, почему ценит Троллопа он сам и за что ценил его Толстой, но показывает, на чем основано право писателя называться большим художником, реалистом и психологом, а не второстепенным беллетристом в плеяде великих, как полагают до сих пор очень многие.
Для Сноу Троллоп прежде всего непревзойденный психолог. «Прирожденным психологом» называет он автора «Последней хроники Барсета», Пализеровских романов, «Маленького дома в Аллингтоне», «Ока за око», «Как мы живем теперь». Да, рассуждает Сноу, Троллоп показал разные слои общества. Но не это самое главное. Автор стремится убедить, что большинство современных Троллопу критиков, даже тех, которые отзывались о нем восторженно, не понимали (а может быть, и не могли еще понять), в чем состоит сила и обаяние его искусства. А суть этих качеств была не в широте изображаемого материала и даже не в точности жизненных наблюдений, а в том, как писатель умел понять («ощутить») каждую личность, то глубоко затаенное, что не лежало на поверхности, а пряталось в глубинах сознания и подсознания.
Троллоп «не преображал» жизнь, за что его упрекали многие современные рецензенты, замечает Сноу. Он показывал то, что видел и ощущал, а то, на каком уровне мастерства это осуществлялось, уловили только Генри Джеймс и Лев Толстой3. Отмечая зоркость писательского взгляда Троллопа, Сноу в то же время видит отличие реализма Троллопа от реализма Диккенса или Теккерея: у Троллопа не было «установки» на обличение. Однако это не означает, что он мирился с пороками окружающего мира, на которые столь страстно обрушивались многие из его современников (и, в частности, Диккенс). Но он как художник, прежде всего, был озабочен желанием как можно тоньше передать увиденное, а не собственные размышления по этому поводу.
Недоброжелатели зачастую называли (и, добавлю, до сих пор называют) Троллопа фотографом современных нравов. «Если он и был таковым, – иронизирует по этому поводу Сноу, – то весьма своеобразным». И свою задачу Сноу видит в том, чтобы раскрыть механизм творческого процесса этого замечательного «фотографа».
«Изображение общественных нравов было на поверхности его мастерства», – пишет Сноу. «Этот показ общества или какого-то его среза был всего лишь этапом на пути к выполнению главной задачи». Но самое основное – «он умел видеть в каждом человеке, которого брался изображать, как внешние поступки, так и его скрытый внутренний мир… Умел видеть его и так, как видели все окружающие, но и так, как не видел никто… Здесь сочетались умение проникнуть в глубины человеческой души и интуиция, переплетавшиеся в исключительной гармонии».
Однако и это еще не все: он умел видеть любого человека не только в данный момент, но и одновременно переносясь «в его прошлое и ощущая вероятное будущее». Сноу называет это «двойным видением» и говорит именно в этой связи о Троллопе как о «психологе по натуре».
В восемнадцатой главе автор продолжает развивать свои мысли о характере проникновения Троллопа в глубины человеческой психики и о его приемах, пишет об особом искусстве передачи речи персонажей Романист, считает Сноу, умел улавливать не только то, что произносилось вслух, но и то, что при этом думал и ощущал говорящий и что выражалось паузами, интонацией. В индивидуальной интонации он искал ключ к психологии, – эта задача, по наблюдениям Сноу, постоянно стояла перед Троллопом. И, анализируя художественную манеру Троллопа, Сноу приходит к выводу, что в творчестве писателя мы находим зачатки будущего потока сознания, то есть того приема, который станет заметным формирующим фактором в искусстве XX века.
Книга Сноу привлечет к себе внимание тех, кто изучает наследие Троллопа и весь английский реалистический роман XIX века в целом. Здесь высказано немало мыслей, пусть не развернутых Сноу до конца, но способных дать выходы к другим темам. Одна из них важна в равной мере и для литературоведов и для психологов, поскольку на страницах этой работы во весь рост встает проблема возможностей познания и передачи сознательного и бессознательного в психике средствами литературного искусства. Сноу раскрывает механизм этой передачи у Троллопа и делает это на уровне психологической науки нашего времени.
- С. H. Sisson, Romance and Red Tape, «Times Literary Supplement», 5 December, 1975.[↩]
- Конечно, нельзя пройти мимо того обстоятельства, о котором мне уже приходилось писать в книге «Английский реалистический роман XIX века в его современном звучании» («Художественная литература», М. 1974) «Троллоп» – дань Сноу тому «викторианскому возрождению», которое характеризует английскую литературную жизнь последнего десятилетия. Но это дань, глубоко пережитая писателем лично. Не следует забывать и того, что, будучи крупным английским прозаиком, Сноу известен и как литературный критик и ему принадлежит немало статей (написанных вскоре после второй мировой войны), где он выступает активным борцом за реализм и наследие английских классиков реализма.[↩]
- О том, с каким восхищением Л. ТОЛСТОЙ отзывался о Троллопе, как любил его читать. Сноу говорит на основании воспоминании Н. Гусева.[↩]