Оглядываясь назад…

1. ДРАМАТУРГ ДЕРГАЕТ ЗАНАВЕС

В двадцать первом – двадцать втором годах в Одессе существовал театр миниатюр. Он ютился в маленьком подвале и соответственно назывался «Крот». Впрочем, название расшифровывалось еще и так: Конгрегация Рыцарей Острого Театра. Возглавляли театр «Крот» Вера Инбер и Виктор Типот, мой отец, впоследствии один из зачинателей Московского Театра сатиры. Играла в нем семнадцатилетняя Рина Зеленая, москвичка, которую в годы гражданской войны случайно занесло в Одессу; выступала она в париках, наголо обритая после тифа. Интеллигентный коллектив, культурная атмосфера привлекали многих талантливых людей. Малевал и сколачивал декорации Евгений Левенсон, в дальнейшем очень известный ленинградский архитектор. Играл на скрипке тринадцатилетний мальчик Додик Ойстрах, и взрослые после спектакля спорили, кому сегодня провожать Додика домой. В качестве друга театра, постоянного зрителя, а иногда и автора («Встреча Нового года в прошлом, настоящем и будущем») фигурировал Александр Фрумкин, химик, профессор Одесского института народного образования, меланхолически влюбленный в Веру Инбер, которому предстояло стать в будущем академиком, создателем нового направления в электрохимии, ученым с мировым именем.

…Смиренный крот

В земле живет,

Во мраке и в тиши,

Родит детей

В норе своей

И счастлив от души.

 

Но мы, наземные кроты,

Не так проводим дни.

Мы любим солнце и цветы,

Улыбки и огни.

 

Мрак ли, голод,

Будь ты хоть стар или молод,

Каждый с радостью придет

Посетить веселый «Крот»!

Этот «Гимн кротов» (слова Веры Инбер) пели девушки в кротовых жакетах, которые каждый раз приходилось одалживать у знакомых.

В голодной и холодной Одессе начала 20-х, которую еще очень мало (куда меньше, чем Москву) затронул нэп, маленький театрик старался одаривать своих зрителей непринужденным и непритязательным весельем, радовать шуткой, музыкой и пением, танцами, эксцентриадой, яркими нарядными костюмами (костюмы перекраивались из бабушкиных бальных туалетов, а бабушки сопротивлялись, туалеты можно было выменять на базаре на хлеб, молоко, мамалыгу).

Репертуар создавали в основном Типот и Инбер (каждую неделю – новая программа из 7 – 8 номеров!). Одноактные пьесы тогда часто писали в стихах. Именно так была написана пьеса Типота, где черный шахматный офицер восставал против черного шахматного короля, тирана, который принуждал его ходить «только диагонально». Бунт одиночки кончался трагически, черный офицер погибал. Инбер в свою очередь написала пьесу «Картодрама в ревколоде» (тоже в стихах), где народный бунт, победоносное восстание карточной колоды, возглавляемое Двойкой червей в развевающемся алом плаще, приводило к свержению Короля пик. Придворная дама в разгар восстания назидательно пела Королю:

Я трефовая дама,

И разумна я столь,

Что отвечу вам прямо,

Мой любимый король.

Надо слиться с народом,

А иначе беда.

Дайте волю колоде

Навсегда, навсегда!

 

Все это считалось архиреволюционным, архисовременным, «созвучным эпохе», как и русская сказка-лубок, где мужицкий сын Иван в красной рубахе добывал себе невесту, посрамляя иноземных принцев (в сказочную ткань вставлялись вполне злободневные остроты насчет интервентов, чьи военные корабли еще не так давно стояли в одесскому порту). «Черного офицера», «Картодраму» кроты с успехом играли в рабочих клубах (в каком-то «Клубе имени тов. Гифона»), для красноармейцев, для работников Губполитпросвета. Вера Инбер выступала с «политфельетонами» на злобу дня. К разряду «агиток» также относилась миниатюра «Машута и Мариэтта», где пели и танцевали, препирались и даже дрались куклы – французская (Инбер) и русская (Зеленая). Русская матрешка предъявляла довольно неожиданное требование – пусть атласно-кружевная парижанка признает, что «нашенский» Маяковский лучше… «ихнего» Анатоля Франса.

Машута:

Ау нас есть наш поэт московский

Владим Владимыч Маяковский.

Сравним скорее! Пусть все решится.

Ух ты, я-ще-ри-ца!

Появлялся красноармеец, помогал Машуте справиться с Мариэттой.

Красноармеец:

Уже светает, спать пора

Эх, куклы дорогие!

(Берет кукол подмышки.)

 

Красноармеец и Машута:

Разбита Франция, ура!

Да здравствует Россия!

 

Конечно, сегодня ниспровержение Анатоля Франса производит комическое впечатление. Но все-таки, по-моему, акцент тут стоит не на сбрасывании очередного классика «с корабля современности» (тем более что Вера Михайловна, автор этой миниатюры, галломанка, обожала Анатоля Франса), а на победе России над интервентами. Одесса достаточно от них натерпелась.

Таковы были «идейно выдержанные» номера «Крота», попытки освоения нового содержания (хотя новое вино вливалось в достаточно старые мехи). Наряду с этим «красным» репертуаром была, разумеется, в театре и традиционная линия, идущая от старых театров миниатюр, театров – кабаре маркизы в пудреных париках, Арлекины и Коломбины, диккенсовское рождество, ожившая древнеегипетская фреска и т. д. Стилизации делались изящно, культурно, со вкусом.

В «Кроте» шли произведения не только «своих» авторов. Инсценировали Тэффи, ставили отрывки из «Курантов любви» Кузмина, одноактную пьесу Гумилева «Игра», фарс «Немая жена» Анатоля Франса, прелестную поэтическую притчу «Читра» Рабиндраната Тагора, исполняли популярные тогда песни Агнивцева. В подвале «Крота» состоялась премьера озорного водевиля «Месть Калиостро» Эдуарда Багрицкого (с которым кроты дружили) и Георгия Шенгели. Калиостро (его играл Типот), ревнуя княжну Елену к Ганнибалу, менял их души местами, Елена требовала выпивку и трубку, чертыхалась, а арап стеснялся, словно красная девица, ломал руки и плакал, если до него дотрагивались мужчины.