О семитомном издании картского эпоса адыгов и о научной объективности

«Нарты. Адыгский эпос». Собрание текстов в семи томах, т. I, 1968, 319 стр.; т. II. 1969, 321 стр.; т. III, 1970, 351 стр.; т. IV, 1970, 309 стр.; т. V, 1970, 336 стр.; т. VI, 1971, 328 стр.; т. VII, 1971, 426 стр. Систематизация, составление, вступительный очерк и комментарии А. М. Гадагатля. Редакционная коллегия: Д. Костанов, К. Меретуков, Ш. Хут, Адыгейское книжное изд-во, Майкоп (на адыгейском и кабардино-черкесском языках).

Проблемы героического нартского эпоса, широко бытующего у народов Северного и Западного Кавказа – адыгов, абхазцев, осетин, балкарцев и карачаевцев, ингушей и чеченцев, – привлекают, особенно в последние десять – пятнадцать лет, все большее внимание исследователей. Многие ученые, начиная с Вс. Миллера, отмечали общекавказский характер этого уникального памятника, как и то, что нартские сказания у разных народов имеют свои ярко выраженные особенности, неповторимые черты и краски. Естественно, важнейшие проблемы нартоведения могут плодотворно разрабатываться лишь в том случае, если в распоряжении ученых будут возможно более полные издания национальных версий эпоса «Нарты», издания, осуществленные на уровне современных научных знаний, с учетом требований, принятых в советской фольклористике.

В 1971 году Адыгейский научно-исследовательский институт завершил семитомное издание адыгских текстов эпоса «Нарты», включающее тексты на адыгейском и кабардино-черкесском языках и их диалектах.

Эпос «Нарты» у адыгов (адыгейцев, кабардинцев и черкесов) – их общее духовное достояние, ценнейший памятник их древней культуры. Вот почему сам замысел такого издания, осуществляемого впервые, не может не вызвать самого положительного к себе отношения. Вот почему столь необходим был серьезный и объективный анализ достоинств и недостатков этого издания, разбор того, как этот замысел осуществлен.

К сожалению, этого не произошло. Вокруг семитомника поднята рекламная шумиха, в Адыгее печатаются на издание хвалебные, даже восторженные отзывы, авторы которых не затрудняют себя доказательствами. До сих пор не появилось ни одной рецензии, содержащей объективную критическую оценку семитомника. Между тем издание это вызывает целый ряд существенных замечаний.

На титульном листе каждого тома указывается, что систематизация, составление, комментарии принадлежат А. Гадагатлю.

Ни в предисловии, ни в обширном вступительном очерке А. Гадагатля не найдем общей характеристики и анализа включенных в семитомник текстов, как и истории публикации нартских сказаний. У неискушенного читателя может создаться впечатление, будто тексты нартского эпоса издаются чуть ли не впервые. А ведь дело обстоит совсем не так. Известно, что еще до революции русские и адыгские ученые – Л. Лопатинский, А. Дьячков-Тарасов, К. Атажукин, С. Хан-Гирей, П. Тамбиев и другие – впервые обнародовали нартские сказания и ознакомили читающий мир с характером и особенностями нартского эпоса. Их имена произносят с благодарностью, и сделанное ими заслуживает обстоятельного анализа.

Большой размах сбор, публикация и изучение фольклора Адыгеи и Кабардино-Балкарии получили в годы советской власти (значительно меньше занимались собиранием нартского эпоса Карачаево-Черкесии). В 30-х годах в Адыгее в эту работу активно включились писатели Тембот Керашев, И. Цей, Ю. Тлюстен, ученый-языковед Д. Ашхамаф. Адыгейский научно-исследовательский институт часто организовывал фольклорные экспедиции, привлекая к работе десятки стационарных собирателей-энтузиастов. Собирание и изучение фольклорных текстов интенсивно проводилось и в послевоенные годы.

В 1936 году вышли в свет «Адыгейские сказки» в записи и переводе И. Цея, в 1937 году – «Адыгейские сказки» в обработке П. Максимова, в 1940 году – «Адыгейские старинные песни», составленные известным адыгейским писателем Т. Керашевым, в 1941 году – «Адыгейские (черкесские) народные песни и мелодии» (составитель А. Гребнев), в 1955 году – «Адыгейские сказания и сказки» (составители Ю. Тлюстен, А. Гадагатль), в 1959 году – «Адыгейские сказания и сказки» (на адыгейском языке), составленные А. Гадагатлем.

Большая работа проводилась и в Кабардино-Балкарии. В 1936 году был издан «Кабардинский фольклор» («Academia», М.-Л.), в 1941 и вторично в 1945 году – «Нартские сказания» (на кабардинском языке), в 1956 году – «Кабардинская эпическая поэзия» в переводе С. Липкина (все – в Нальчике). КБНИИ в 1951 году впервые выпустил в Москве сводный вариант нартского эпоса «Нарты. Кабардинский эпос» и этот же сборник на кабардинском языке (Нальчик). В издание вошли основные циклы адыгского нартского эпоса. В этот том были включены и фольклорные записи, взятые из архива АНИИ. Большая заслуга в подготовке этого издания принадлежит неутомимым собирателям и исследователям адыгского фольклора: кандидату искусствоведческих наук известному писателю А. Шортанову и научному сотруднику института З. Кардангушеву.

В предисловии к семитомнику указывается, что АНИИ производил записи фольклорных текстов «в Адыгее, Причерноморской Шапсугии, в адыгских селениях Успенского района Краснодарского края, Карачаево-Черкесии, Кабардино-Балкарии, а также на хуторах моздокских адыгов – христиан Курского района Ставропольского края» (т. I, стр. 5).

Это не совсем точно отражает истинное положение вещей: научная документация томов свидетельствует о том, что А. Гадагатль и другие сотрудники АНИИ – Р. Меркицкий, Ю. Тлюстен, Ш. Хут, С. Аутлева, З. Керашева и другие – собирали фольклорные тексты главным образом на территории Адыгеи. Кабардинские и черкесские тексты, как явствует из документации, собирались в основном фольклористами Кабардино-Балкарии и Карачаево-Черкесии. В первом томе, например, из 81 текста 26 записаны в Кабарде и Черкесии и получены из фольклорного фонда КБНИИ, 23 записаны А. Гадагатлем, 24 – другими сотрудниками АНИИ – в Адыгее, одно сказание записано совместно кабардинскими и адыгейскими учеными и 7 – получены из стран Ближнего Востока – Сирии, Иордании.

Аналогичная картина наблюдается и в других томах.

Как явствует из комментариев, в рецензируемое издание включены дореволюционные публикации К. Атажукина, а также тексты из книг: «Нарт хъыбархэр» (Нальчик, 1945), «Адыгэ пшысэхэмрэ тхыдэжъхэмрэ» (Майкоп, 1955), «Адыгэ ІуэрыІуатэхэр» (Нальчик, 1963), «Адыгэ усэнэр» (Дамаск, 1940), А. М. Гадагатль – «Героический эпос «Нарты» и его генезис» (Краснодар, 1967) и все тексты, опубликованные французским ученым Ж. Дюмезилем в различных изданиях, в выпусках «Анатолийские документы», в «Журналь азиатик» и др.

Как видим, перед нами результат многолетней работы большой группы ученых, писателей, учителей Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкесии и Адыгеи. И правомерно было бы ожидать, что рецензируемое издание будет представлено как коллективный труд, а не результат усилий одного А. Гадагатля.

Специального разбора заслуживает принцип систематизации нартских сказаний в семитомнике. Известно, что уже первые исследователи – Вс. Миллер, Л. Лопатинский, – исходя из жанрового своеобразия нартского эпоса, который представляет собой не единую эпопею, а складывается из большого числа отдельных сказаний, условно объединяли их в циклы – вокруг имен главных героев той или иной национальной версии. Так, в осетинском эпосе выделено пять таких циклов, в абхазском – два, в адыгском исследователи обычно выделяли четыре цикла – Сосруко, Бадыноко, Батрез и Ашамез. В сводном варианте кабардинского нартского эпоса к ним прибавлены еще циклы: Тлепш, Куйцук, Малечипх.

В семитомном издании выделено тридцать циклов. Кроме традиционных героев нартского эпоса адыгов – Сосруко, Сатанай-гуаша, Бадыноко, Батрез, Ашамез, Малечипх, – здесь представлены такие герои, которые к нартскому эпосу не имеют никакого отношения, хотя в соответствующих сказаниях встречается слово «нарт» (как, впрочем, встречается оно и в таком сравнительно позднем фольклорном жанре, как историко-героические песни).

Иначе говоря, составитель семитомника включал в издание любой текст, в котором ветречается слово «нарт». Если же такого слова там нет, но А. Гадагатль считает текст «нартским», он все равно включает его в свою коллекцию. Это привело к чрезмерному разрастанию объема рецензируемого издания, к некоей безбрежности понятия «адыгский нартский эпос».

Издание получилось слишком объемистым и по другой причине. Как известно, при публикации эпических памятников в советской фольклористике сложилась устойчивая традиция помещать в основной корпус наиболее полные и совершенные в художественном отношении тексты, варианты же приводить в комментариях, причем менее значительные варианты обычно просто перечисляются, более значительные – приводятся целиком или в отрывках. В семитомнике отсутствует эта совершенно необходимая работа по отбору текстов.

Чтобы издание выглядело солиднее, составитель включает в основной корпус и самые значительные, наиболее цельные в художественном отношении тексты, и многочисленные их варианты, иногда почти буквально совпадающие: 26 вариантов сказания о рождении Сосруко, 23 варианта сказания «Пшынатль (поэма) о Сосруко», 9 вариантов сказания о возвращении огня, 8 вариантов – о рождении Бадыноко и т. д.

Многие записи представляют собой обрывки сказаний, сжатую передачу их содержания. В текстах, записанных на диалектах адыгейского и кабардино-черкесского языков, далеко не всегда соблюдены соответствующие диалектные нормы. В предисловии ко второму тому (почему-то только на адыгейском и кабардино-черкесском языках, в первом томе было и на русском) сообщается, что издаваемые тексты проверены корректорами – представителями диалектов, а затем просмотрены певцами и сказителями (см. стр. 6 и 9). Это не может не насторожить ученых, особенно языковедов, ибо противоречит основному принципу научной публикации произведений фольклора – сохранению текста в его «первозданности» и точности.

Далеко не всегда отвечает нормам, принятым в такого рода изданиях, и паспортизация текстов. Вот, например, тексты, опубликованные известным французским ученым, иранистом и кавказоведом Ж. Дюмезилем. У Ж. Дюмезиля каждое сказание тщательно паспортизировано: приводятся исчерпывающие данные о сказителях, условиях, манере и особенностях исполнения.

Перепечатывая тексты Ж. Дюмезиля, паспортизацию, даваемую им, А. Гадагатль воспроизводит лишь в единичных случаях, чаще же всего просто называется издание, откуда перепечатан текст, причем название это дается не в оригинале (G. Dumezil, Documents anatoliens sur les langues et les traditions du Caucase, Paris, 1960; или: G. Dumezil, Recits oubykh, IV, «Journal Asiatique», 1960 и др.), а в переводе на адыгейский язык: «Анатолийскэ документхэр», Париж, 1960; «Убых къэбархэр», Париж, 1931; или: «Журнал «Азиатикэ», CCXLIII, Париж, 1960.

Переводятся на адыгейский язык и названия книг по адыгскому эпосу, которые издавались в нашей стране, так что читателю по этим библиографическим данным просто невозможно разыскать необходимые источники. Так, например, первое издание адыгского нартского эпоса на языке оригинала было предпринято адыгским просветителем Кази Атажукиным. Два текста о Сосруко были помещены в книге под русским названием; «Отрывки из народной поэмы «Сосыруко» а рассказы, переведенные на кабардинский язык Кази Атажукиным», Тифлис, 1864. В комментариях же к тексту К. Атажукина (см. т. И, стр. 329) читаем, что он перепечатан из книги: «Къази Хьатэкъущокъо. Сосрыкъо и пщыналъэм и къедзыгьуитІурэ таурыхъитурэ», Тифлис, 1964. Но ведь это даже не точный перевод названия книги К. Атажукина!

Кстати, упоминая публикации К. Атажукина, А. Гадагатль ссылается только на свои работы о них, относящиеся к 1966 – 1967 годам. Между тем обстоятельная характеристика этой публикации содержится в работах других ученых, появившихся значительно раньше, например: Б. А. Калоев, История записи и публикации нартского эпоса, в кн. «Нартский эпос. Материалы совещания 19 – 20 октября 1956 г.», Орджоникидзе, 1957, стр. 175 – 213; А. И. Алиева, Из истории собирания, публикации и изучения адыгских песен и сказаний о Саусырыко (Сосрыко), «Ученые записки АНИИ». Серия фольклора и литературы, т. III, Майкоп, 1964, стр. 185 – 203; Б. Куашев, История собирания и изучения кабардино-черкесского фольклора, в кн. «КІуащ БетІал, Тхыгьэхэр, етІуанэ том», Нальчик, 1966, стр. 101- 145.

Вообще следует отметить, что А. Гадагатль не упускает случая показать себя, свои труды, свои «открытия». Например, в приложении к седьмому тому издания, где приводятся высказывания известных ученых о нартском эпосе, составитель, наряду с высказываниями В. Проппа, Е. Крупнова, В. Чичерова, А, Петросян, В. Базанова, Ж. Дюмезиля и других, цитирует и свои собственные слова о ценности эпоса: «Героический эпос «Нарты» – величайшее народное творение, выдающийся памятник древней культуры и искусства… Эпос «Нарты» – самое ценное и самое гениальное из всего, что создано и сохранено народным искусством адыгов за их многовековую жизнь» (стр. 420).

Вторая часть этого высказывания с незначительными изменениями включена, почему-то без ссылки на А. Гадагатля, в русский «вариант» предисловия к первому тому, подписанный, как и другие «варианты», Адыгейским научно-исследовательским институтом. Кстати, о предисловии к первому тому. Странно, что предисловие на русском языке отличается от предисловия на адыгейском и кабардино-черкесском языках. Разумеется, читателю должны быть предложены идентичные тексты предисловия, а не «варианты».

К сожалению, в комментариях к томам читатель не найдет перечня вариантов, опубликованных и архивных, объяснения малопонятных мест и архаических выражений и все другие результаты работы по сопоставлению вариантов сказаний и изучению каждого из них в отдельности. Здесь находим только паспортные данные к текстам. Известно, что эту научную документацию составляет тот, кто текст записывает. Записи А. Гадагатля составляют примерно одну четвертую часть всех опубликованных в семитомнике текстов, и вполне закономерно говорить о том, что авторами комментариев должны быть названы все те, кто в течение многих лет занимался собиранием адыгского фольклора, а не один А. Гадагатль, как сообщается на титульном листе каждого тома.

Коснемся качества научной документации. Следует отметить, что в большинстве случаев приводятся довольно полные сведения о сказителе; имя, отчество, фамилия, возраст, национальность, грамотность, место записи и собиратель. К сожалению, мы не обнаружим ни одной ссылки на единицу архивного хранения. Во всех случаях сообщается только: «Хранится в архиве АНИИ» или «Хранится в архиве КБНИИ», причем не всегда понятно, каким образом текст попал в архив АНИИ. Текст «Плач Сатанай», например, записал в 1946 году кабардинский писатель Адам Шогенцуков. В те годы он был сотрудником Кабардинского научно-исследовательского института, и по всем правилам оригинал должен быть в архиве КБНИИ. Между тем в комментарии к этому тексту сообщается, что «оригинал хранится в АНИИ». В других случаях тексты, полученные из фонда КБНИИ, не имеют никакой научной документации – в комментариях к текстам N 11, 33 (т. I) сообщается только, что «оригинал хранится в архиве КБНИИ». Возможно, тексты не всегда имеют документацию в самом архиве, но тогда все эти случаи необходимо было специально оговорить.

Мы не обнаружили в семитомнике словаря имен собственных, географических и бытовых названий, совершенно обязательного в издании подобного типа.

В каждом томе специальный раздел отводится народным сказителям. Тут помещены их фотографии – и группами, и по одному, приводятся краткие сведения о каждом из них. Приходится сожалеть, что сведения эти слишком кратки: здесь нет ни характеристики репертуара хотя бы самых выдающихся сказителей, ни описания манеры исполнения. Трудно представить, в чем состоит своеобразие этих замечательных мастеров слова, изрекающих (по свидетельству А. Гадагатля) прописные истины о значении эпоса и его собирания (см., например, т. I, стр. 297).

Особо следует остановиться на вступительном очерке А. Гадагатля, открывающем семитомное издание (т. I, стр. 13 – 70). Очерк представляет собой извлечение из книги этого автора «Героический эпос «Нарты» и его генезис» (Краснодар, 1967). Естественно было бы ожидать, что автор учтет серьезные критические замечания, высказанные по поводу его концепции еще до выхода книги, по поводу его статей о происхождении нартского эпоса¹. Однако А. Гадагатль даже не упоминает об этих замечаниях и повторяет свою так называемую «новую концепцию» в нартоведении. Он пытается доказать, что сказания о нартах первоначально сложились у адыгов, а затем, в результате влияния, – у всех других кавказских народов. По мнению А. Гадагатля, «осетинские основные сказания о нартах… формировались под непосредственным воздействием адыгов-кабардинцев»; «ингушские сказания… складывались под воздействием западноадыгских (адыгейских) этнических групп»; «балкарцы и карачаевцы в основном рассказывают легенды о нартах, и произносят их личные имена в такой форме, в какой их знают этнические группы адыгов».

Поиски первоначального ядра нартского эпоса, споры о том, кто «первым» создал эпос и кто его заимствовал, – пройденный этап советского нартоведения. Это обстоятельно показали материалы всесоюзной конференции в Сухуми и вышедшей на ее основе книги «Сказания о нартах – эпос народов Кавказа», работы такого авторитетного ученого, как Е. Крупнов.

Подчеркивая мысль о том, что «исторические корни, объединяющие нартские сказания всех национальных версий, надо искать в основных факторах кавказской общности, таких, как: генетическое родство народов Кавказа; роль единого кавказского субстрата; сходные условия материального общественного существования и тесное духовное общение между этими народами в течение длительного исторического времени», А. Петросян справедливо критиковала с этих завоеванных нартоведением позиций книгу А. Гадагатля. Автор ее писала она, «охвачен лишь одной заботой – доказать, что создателем эпоса о нартах были только предки адыгов, а адыгская культура – наидревнейшая. Игнорируя интернациональную суть подлинно научной трактовки исторического значения эпоса о нартах, А. М. Гадагатль стремится во что бы то ни стало утвердить превосходство истории духовной жизни одного народа над другой, не считаясь ни с самой историей, ни с ее творцами» ².

Эта критика вполне применима и к вступительному очерку семитомника.

В очерке, как и в книге, А. Гадагатль пытается доказать, что сказания о нартах первоначально сложились у адыгов, а в результате влияния – у других кавказских народов. Делает он это главным образом путем этимологизации термина «нарт» и собственных имен главных героев эпоса: Сэтэнай (Сэтэней), Саосырыкъо (Саусырыкъо, Сосрыкъо), Пэтэрэз (Бэтэрэз, Батрэз), Іащэмэз и др.

Автор ссылается на исследования ученых, показывающие, что в адыгских языках в древнейшую эпоху, как и ныне, образование сложных слов было обычным явлением. И вот он начинает разлагать нартские имена на составные части. Оказывается, Сэтэнай состоит из сэ – «сабля», «меч» (по мнению автора, здесь слово могло означать «оружие»), тэн – «дарить» и определительного суффикса -ай («меч дарящая», «оружие дарящая»). Имя образовано, считает А. Гадагатль, в те далекие времена, в «век сабли», когда обладание оружием считалось символом мощи и преподнесение в дар сабли высоко ценилось людьми. Что касается идейной стороны, продолжает автор, то «Сатанай была для нартов идейным оружием, она учила отважных нартов уму и рассудительности» (т. I, стр. 52).

Другое имя, Щэбэтыныкъо (шапсугская форма), А. Гадагатль членит на щэ – «стрела», бэ (бэу) – «много», тын – «дарить» и къо – «сын» в роли показателя мужского пола – «стрел много дарящий» (стр. 54 – 55).

В термиргоевском и бжедугском диалектах адыгейского языка имеем Шэбэтыныкъо (с твердым ш). По А. Гадагатлю, здесь ш идет из мягкого щ, однако непонятно, почему в самом слове щэ – «стрела», вскрываемом в имени нарта, в этих диалектах нет перехода щ в ш.

Аналогичным образом в кабардинской форме Бадынокъо имеем д, а «дарить» («давать») в кабардинском тын (а не дын). Следует также отметить, что у кабардинцев имя нарта употребляется обычно с препозитивным пщы (Пщы-Бадынокъо), и остается неясным, связано ли щэ (шэ) в адыгейской форме с пшъы (из пщы, ср. адыг. пщы – «глава», «старейшина»). Если такой связи нет, то можно ли говорить в кабардинском об отсечении элемента шэ (ср. каб. шэ – «пуля», «стрела») и добавлении, кроме того, определителя пшъы (орфографически: пщы).

Термин «нарт» А. Гадагатль разъясняет с помощью того же злополучного глагола тэн (тын) – «дарить», «давать». В первой части автор усматривает (вслед за Ш. Ногмовым) нэ – «глаз» (в форме нарт с определительным аффиксом) – «глаз дарящий», «глазодар» (стр. 57 – 58).

Саосырыкъо (Саусырыкъо) для А. Гадагатля – это сао – » мальчик «, «юноша+сыр – «горячий» (якобы указание на рождение героя с раскаленным телом из камня) + ыкъо, где ы – притяжательный префикс органической принадлежности (о къо см. выше).

Современное (адыгейское) шъао, по мнению автора, возникло из сао; в составе собственного имени переходу с в шъ помешало, как считает А. Гадагатль, влияние второго с (стр. 59 – 61).

Пэтэрэз состоит, оказывается, из пэ – «нос» и тэрэз – «правильный» – «правильноносый» (стр. 62 – 63), Іащэмэз – из Іашэ – «оружие» и мэзы – «лес», «лесной», то есть «дикий», «бесстрашный», «грозный», «суровый» – «суровое, грозное оружие» (стр. 64).

Непонятно только, почему в кабардинском имеем Батрэз (Бэтэрэз) при пэ-«нос», Ашэмэз при Іэщэ (Іэшъэ) – «оружие» и почему в адыгейской форме собственного имени щ, а в Іашэ – твердое ш. Непонятно и другое: почему богатырь назван оружием, а в качестве эпитета использовано мэзы – «лес», «лесной», причем в таком совершенно чуждом для этого слова значении, как «суровый», «грозный».

Этимологические разъяснения, предложенные А. Гадагатлем для собственных имен нартского эпоса и самого термина «нарт», настолько неубедительны и произвольны, настолько несостоятельны с филологической точки зрения, что на них нет необходимости останавливаться более подробно. Разумеется, эти этимологии не могут служить основанием (или одним из оснований) для вывода, к которому приходит автор вступительного очерка на стр. 69: вывода о том, что ядро эпоса «Нарты» имеет адыгское происхождение.

В очерке А. Гадагатля немало общих мест, наивных рассуждений и выводов. И здесь не обошлось без саморекламы. В конце очерка (т. I, стр. 69) А. Гадагатль особо сообщает читателям, что результаты его исследований по эпосу изданы в виде монографии «Героический эпос «Нарты» и его генезис», и перечисляет отзывы на нее (причем только положительные!).

Из всего сказанного можно сделать вывод, что составителю семитомника явно не под силу оказалась работа по подготовке издания, предполагающая высокую научную квалификацию фольклориста, лингвиста, историка и этнографа и требующая от исследователя научной объективности и добросовестности.

Вопрос о научной объективности хотелось бы выделить особо. Как уже говорилось, работа большого отряда фольклористов оказалась в семитомнике в глубокой тени или просто обойденной, а на первый план везде и всюду составитель выдвигает собственную фигуру. К сожалению, некоторые критики в Адыгее помогают ему в этом. Отзывы о трудах А. Гадагатля, появившиеся в областной печати, имеют мало общего с жанром научной статьи – это скорее рекламные проспекты, где в качестве открытия А. Гадагатля подается то, что уже давно открыто советской наукой: выводы о многонациональном характере эпоса «Нарты» и о местном, кавказском его происхождении. Собственное же «открытие» А. Гадагатля – об адыгском ядре эпоса – никак нельзя считать им доказанным. Как ни странно, рецензенты не обнаружили в трудах А. Гадагатля недостатков. «На основании большого сравнительно-сопоставительного материала по истории, этнографии, археологии, языкознанию и фольклористике, непосредственного анализа самих текстов и данных языка адыгов А. Гадагатль показал местное, не чужеземное происхождение нартских песен, пшинатлей, легенд, пословиц и поговорок… Советские и зарубежные ученые высоко оценивают результаты двадцатипятилетнего труда А. Гадагатля», – пишет Т. Чамоков («Гордость адыгов», «Адыгейская правда», 10 июня 1972 года).

Рецензируя книгу А. Гадагатля «Героический эпос «Нарты» и его генезис», Д. Костанов писал, что она «обладает многими научными ценностями. Одной из них является то, что автор ее имеет свой особый взгляд на вопрос о происхождении нартского эпоса. Он опроверг общую точку зрения, выработанную по данному вопросу многими крупными учеными в течение многих лет. А. Гадагатль доказал, что только выдвинутое им положение о генезисе нартского эпоса является единственно правильным» («Книга о нартском эпосе», «Ссциалистическэ Адыгеи», 25 августа 1967 года, – на адыгейском языке).

Прошло пять лет, и тот же Д. Костанов – один из членов редколлегии семитомного издания – снова повторяет: «Все, что написано А. Гадагатлем об истории и происхождении нартского эпоса, представляет большую научную ценность… На основе анализа нартских текстов он обосновывает положение о том, что нартский эпос возник именно на Кавказе. Аскер Гадагатль доказал также, что ядро нартского эпоса создано адыгами» («Чудесный памятник адыгов», «Социалистическэ Адыгеи», 14 сентября 1972 года).

Естественно, любой исследователь может отстаивать свою точку зрения в науке, но она должна подкрепляться доказательствами, открытым спором со своими коллегами, дополнительными аргументами – в ответ на их критику. К сожалению, этого не произошло. А. Гадагатль и его восторженные почитатели пытаются сделать вид, будто никакой критики просто не существует. Надо ли говорить, что такая позиция не имеет ничего общего с интересами науки.

М. МЕРЕТУКОВ(г. Майкоп),

А. ШАГИРОВ

1. См. П. У. Аутлев, Об одном «новом направлении» в нартоведении, «Известия Северо-Осетинского научно-исследовательского института», т. XXVI, Орджоникидзе, 1966, стр. 205 – 219.[↩]
2. А. А. Петросян, Решенные и нерешенные вопросы нартоведения, в кн. «Сказания о нартах – эпос народов Кавказа», «Наука», М. 1969, стр. 8 – 9.[↩]