Неизвестные письма А. А. Чехова. Вступительная заметка и комментарии Л. Евстигнеевой

Публикуемые ниже письма А. П. Чехова в И. Я. Павловскому в течение долгого времени считались утерянными. Лишь недавно дочь Павловского, Н. де-Биндер, передала их в редакцию «Oxford Slavonic Papers», где они в были опубликованы с ее кратким предисловием¹.

Письма адресованы Ивану Яковлевичу Павловскому – журналисту, писателю, драматургу и переводчику, В России он был более всего известен под псевдонимом И. Яковлев, как парижский корреспондент суворинской газеты «Новое время». Большинство писем относится к периоду 1894 – 1899 годов, когда во Франции разбиралось всколыхнувшее весь мир дело Дрейфуса. Как известно, дело Дрейфуса послужило одним из поводов для разрыва Чехова с «Новым временем» и привело к окончательному охлаждению его отношений с Сувориным. В публикуемых письмах Чехова содержатся новые данные о пребывании писателя в Париже во время судебного процесса Эстергази – Золя.

Адресат Чехова, Исаак (впоследствии Иван) Яковлевич Павловский (1853 – 1924) родился в Таганроге в семье купца (по другим сведениям – кременчугского мещанина), учился в таганрогской гимназии, которую окончил в 1871 году. Будучи студентом Медико-хирургической академии в Петербурге, он сплотил вокруг себя небольшую группу оппозиционно настроенных студентов, а в 1874 году организовал в Таганроге народнический кружок революционной молодежи.

В октябре 1874 года участники кружка были арестованы и преданы суду по известному «делу о пропаганде в 36 губерниях» (процесс 193-х). После ареста Павловский был заключен в Петропавловскую крепость, где находился с 5 мая 1876 года по 12 декабря 1876 года. Как выяснилось впоследствии, на допросах он выдал членов своего кружка и способствовал аресту участников кружка «кавказцев».

За откровенность на допросах последовала награда: Павловский был переведен из крепости в дом предварительного заключения, где и находился до суда. Приговор, вынесенный ему, тоже отличался сравнительной мягкостью. Он был признан виновным всего лишь в «недонесении о распространении преступных сочинений» и приговорен к тюремному заключению на три месяца, причем суд ходатайствовал, чтобы ему было зачтено в наказание предварительное заключение.

Тем не менее товарищи Павловского не догадывались о неблаговидной роли, которую он сыграл на следствии; не случайно именно Павловского Софья Ковалевская описала в своем знаменитом романе «Нигилистка» в образе Павленкова.

Ходатайство суда об освобождении Павловского было удовлетворено, но за участие в демонстрации по случаю оправдания Веры Засулич он был в административном порядке выслан в Архангельскую губернию, в Пинегу. Оттуда Павловский бежал 30 мая 1878 года.

Вскоре Павловскому удалось эмигрировать в Америку, Зимой 1878 года он лечился и отдыхал в Италии и там решил взяться за перо. Он написал небольшой психологический очерк о своем пребывании в Петропавловской крепости под заглавием «В одиночном заключении». Этот очерк через Е. Я. Колбасина он отправил в Париж Тургеневу, который назвал произведение Павловского «потрясающим».

В переводе и с предисловием Тургенева очерк в ноябре 1879 года появился в крупной парижской газете «Le Temps» с подзаголовком «Впечатления нигилиста» («En cellule. Impressions d’un nihiliste»). Очерк положил начало известности Павловского.

В 1884 году, когда Павловский был в Испании, ему прислал письмо с предложением сотрудничать в «Новом времени» А. С. Суворин, Так Павловский стал постоянным парижским корреспондентом «Нового времени» и вплоть до революции 1917 года верой и правдой служил этому продажному органу реакционной русской прессы, В издательстве Суворина выходили книги Павловского «Очерки современной Испании», «Маленькие люди с большим горем», «Парижские очерки и этюды», а также его пьесы. Единственным конфликтом, который омрачил долгую журналистскую карьеру Павловского и лишил его пенсии, выплачиваемой ему Сувориным, был конфликт, возникший во время дела Дрейфуса.

Газета освещала события процесса в духе антисемитизма и захлебывалась в нелепых измышлениях, пытаясь оправдать военно-монархическую клику и обвинить Дрейфуса. Павловский, уверенный в невиновности Дрейфуса, не захотел встать на эти позиции. Тогда «Новое время» беззастенчиво начало «подправлять» парижские письма Павловского, придавая им противоположный смысл. Произошел конфликт, который чуть было не привел к разрыву Павловского с Сувориным. «Суворин, – писал он, – опять переделал одну депешу, и мне пришлось краснеть за то, что я не делал. Удивительно странно он ведет себя в этом деле. Я был в Петербурге, когда пришло известие об аресте Анри [Эстергази]. Суворин тогда мне делал комплименты, говорил, что я победил, и просил немедленно ехать в Париж и писать. Хотя я писал очень осторожно, ни одна строка не была помешена, и газета опять вернулась к пошлостям» ². Месяца два спустя он снова жаловался: «Я продолжаю находиться в трансе, С Сувориным мои дела не клеются или, скорее, расклеиваются совсем. Он фальсифицировал опять мои телеграммы, и я совсем перестал их посылать. Со дня на день жду полного разрыва».

Жалобы Павловского были обращены к человеку, который не только поверил в серьезность его конфликта с «Новым временем», но и активно стал помогать Павловскому уйти из газеты. Этим человеком был Антон Павлович Чехов.

Чехов и Павловский были старыми знакомыми. Оба уроженцы города Таганрога, они некоторое время жили под одной крышей. Когда родителя Павловского уехали в Ростов-на-Дону, четырнадцатилетний мальчик остался в качестве жильца в семействе Чеховых и жил у них до окончания гимназии. Медики по образованию, Чехов и Павловский в юности, видимо, имели много общего. Не случайно Чехов впоследствии с большой теплотой вспоминал о совместной жизни в «моисеевском доме». К сожалению, не сохранилось сведений о том, каковы были их взаимоотношения в 1874 году, когда Павловский организовал в Таганроге революционный кружок молодежи. Можно лишь предположить, что подросток Чехов знал о существовании такого кружка и даже был знаком с запрещенной литературой, которая в изобилии была найдена в таганрогском жилище Павловских во время обыска. Во всяком случае, самый факт существования в Таганроге в период юности Чехова народнического кружка, возглавляемого одним из близких знакомых писателя, заслуживает пристального внимания.

В дальнейшем пути Чехова и Павловского разошлись. В 1891 году они встретились в Париже на выставке. 21 апреля 1891 года Чехов писал сестре: «В качестве адъютанта ходит всюду за нами парижский корреспондент И. Яковлев-Павловский…» (А. П. Чехов, Полн. собр. соч. и писем, т. 15, стр. 194). Как чувствуется по тону письма, особой близости между ними тогда не возникло. Отношения были чисто деловыми, а переписка главным образом касалась вопроса о нуждах их родного города Таганрога. Так» в октябре 1894 года Чехов привлек Павловского к участию в сборе на памятник Петру I, который должны были поставить к 200-летнему юбилею города, а в октябре 1896 года предложил Павловскому вместе с ним взяться за организацию музея в Таганроге. С этого момента переписка Чехова с Павловским оживилась.

Но настоящая близость возникла между ними в 1898 году, когда общей точкой соприкосновения оказалось дело Дрейфуса. В этот краткий период оба писателя действительно, как сообщает дочь Павловского, виделись чуть ли не каждый день и подолгу беседовали³. Хорошо известно, каково было отношение Чехова к нашумевшему делу Дрейфуса. Всю зиму 1897 – 1898 годов, живя в Ницце, Чехов пристально следил по газетам за всеми перипетиями борьбы за правосудие и справедливость.

Павловский, лучше знакомый с закулисной стороной политики европейских стран, часто сообщал в своих письмах Чехову любопытные подробности «дела». Так, например, в письме от 15 октября 1898 года он писал: «Мне пришлось съездить в Швейцарию, и там я случайно попал в компанию русских и заграничных дипломатов и военных, которые рассказали мне такие подробности, которые окончательно разъяснили мне всю эту подлую махинацию и убедили в полной невиновности Дрейфуса. Я написал об этом Суворину и сказал, что он защищает несправедливое и грязное дело, к которому я руки прикладывать не стану. Он ответил мне, как отвечал Вам, совсем из другой оперы». Еще откровеннее признания в письме от 28 декабря 1898 года: «На словах Суворин разыгрывает роль человека, уважающего чужие убеждения. На деле же мы его знаем. Мнительный и фальшивый до невозможности. И курьезно, что в настоящем деле, имея против себя общество, он навлек также крайнее неудовольствие правительства. Здешний посол жаловался на «Новое время» министру иностранных дел и получил приказание составить доклад и прислать его в Ливадию. Это мне говорил посол… В «Temps» было даже известие, что «Новое время» будет запрещено на восемь месяцев. И ведь оно в самом деле ведет себя возмутительно – буквально толкает французов к резне и к войне, поддерживает блевотину французского общества, цезаристов и иезуитов».

В свою очередь Чехов все больше и больше убеждался, что дело Дрейфуса-грязная махинация реакционной военщины, и, решил открыто высказать во французской печати свое отношение к нему, 14 (26) апреля 1898 года Чехов из Ниццы приехал в Париж и сразу же оказался в центре борьбы за Дрейфуса. Достаточно красноречив характер круга знакомых писателя в Париже: брат осужденного – Матвей Дрейфус, публицист Бернард Лазар, открывший «войну» за пересмотр дела Дрейфуса, активный дрейфусар Я. С. Мерперт. Сохранилось письмо Чехова Я. С. Мерперту (от 6 июля 1898 года) из Мелихова, в котором, вспоминая свое посещение Парижа, Антон Павлович сетовал, что ему не удалось побывать у Дрейфусов дома, 16(28) апреля 1898 года он писал Иорданову, что достал стенографический отчет по делу Золя, а 20 апреля (2 мая) виделся с Бернардом Лазаром и взял у него все материалы по делу Дрейфуса. Писатель задумал дать Бернарду Лазару интервью для французской печати и тщательно готовился к нему. Павловский был посредником между Чеховым и Лазаром, поэтому особенно интересны письма Антона Павловича к Павловскому от 20 и 28 апреля (2 и 10 мая) 1898 года. Мы узнаем из них, что интервью состоялось 21 апреля (3 мая), но, к сожалению, Чехов не дал разрешения опубликовать его. «Сам Bernard Lazare, – писал Чехов, – как оказывается, не воспользовался нашим разговором и передал материал другому лицу, это же лицо написало нечто такое, с чем я не могу связать своего имени. Вначале еще ничего, но середина и конец совсем не то».

Хотя интервью Чехова не появилось в печати, сообщение о нем – факт сам по себе примечательный. Чехов, которого так долго обвиняли в пассивном отношении к вопросам политики, по примеру Золя стремился на весь мир громко высказать свое мнение о деле Дрейфуса.

Все это логически подготовило окончательный разрыв писателя с «Новым временем». Излечившись от прежних иллюзий относительно «исправления» Суворина и его газеты, Чехов отчетливо осознал теперь, что ему не по пути с «Новым временем». В письмах к Павловскому мы находим новые подтверждения этого известного факта чеховской биографии. Вырвавшись из нововременского омута, Чехов, однако, не ограничился своим «спасением». Он активно стал помогать Павловскому тоже избавиться от кабалы у Суворина. Трогательная, истинно чеховская забота звучит в тех письмах, где Антон Павлович уговаривает Павловского быть твердым и не уступать в конфликте с Сувориным. Он хлопочет, чтобы устроить ему прочное положение в какой-либо другой газете, и для этого ведет переписку с членом редакции московского «Курьера» Е. З. Коновицером, подыскивает другого издателя для книг Павловского.

Усилия Чехова, однако, оказались бесплодными. «Курьер» не мог предоставить Павловскому такие блестящие условия, как «Новое время», а главное, конечно, то, что материальные выгоды оказались для Павловского дороже его престижа и честного имени. Сетуя на бесчестность Суворина, он все же продолжал помещать в газете свои корреспонденции. Он лишь устранился от сообщений о деле Дрейфуса, но в газете систематически публиковались отчеты Павловского о театральной жизни Парижа, о новых книгах, заседаниях «Географического общества» и т. п. Правда, был очень краткий период, когда Павловский все же ушел из газеты и сотрудничал в «России», но вскоре он опять вернулся к Суворину и, как сообщает дочь Павловского, даже стал пайщиком «Нового времени» – в тот самый период, когда газета превратилась в откровенно черносотенный орган.

Заслуживают внимания также другие стороны переписки Чехова с Павловским: вопрос об организации таганрогского музея, которому Антон Павлович отдал много сил, сведения о сценической истории «Чайки», детали личной жизни Чехова. В письмах мы находим новые штрихи, характеризующие хорошо известные читателю черты облика Чехова; его чуткость, вежливость, внимательность в сочетании с принципиальностью и непреклонной волей

Письма Чехова к И. Я. Павловскому публикуются по тексту «Oxford Slavonic Papers» (volume IX, Oxford, 1960, pp. 113 – 127).

1

Hotel Bristol

Berlin

Unter der Linden N 5

Понедельник, <22 октября 1894 года>

Многоуважаемый Иван Яковлевич,

Я написал городскому голове⁴, чтобы Вас привлекли к участию в сборе на памятник Петру Вел<икому>⁵. По приезде в Петербург тотчас же распоряжусь, чтобы Вам выслали все мои книжки⁶. А за все сии мой великие милости не Откажите при случае (например, когда будете проходить мимо) побывать в Grand Hotel’e и сказать, что если будет на мое имя какая-нибудь корреспонденция, то чтобы переслали её в Москву, в редакцию «Русской мысли».

Крепко жму руку и желаю всего хорошего.

Ваш А.