№1, 1991/Теория литературы

Надо ли «сечь» Луначарского?

За последние годы привычным явлением становятся нападки, обвинения и упреки по адресу Анатолия Васильевича Луначарского.

Вспоминается записка, переданная Луначарскому В. И. Лениным 6 мая 1921 года на одном из заседаний. Она имела шутливую концовку: «…А Луначарского сечь за футуризм» 1 . Похоже, что некоторые современные литераторы приняли слова Владимира Ильича слишком всерьез и пытаются теперь их реализовать, выискивая самые различные предлоги и причины.

В статье ленинградской поэтессы Элиды Дубровиной2 была сделана попытка представить Луначарского человеком, равнодушным к нуждам и бедам людей, в частности не проявившим нужного внимания к больному Блоку. И это утверждалось вопреки фактам, вопреки свидетельству Горького об «упрямых хлопотах Луначарского за Блока». Ведь именно в результате его ходатайства Политбюро ЦК разрешило наконец выезд Блока с женой за границу (правда, разрешение пришло слишком поздно, но не по вине наркома).

Выступление Э. Дубровиной вызвало возражения на страницах «Советской культуры» и «Литературной России». Но в своем полемическом ответе3 она продолжала атаковать Луначарского, добавляя новые упреки по его адресу, например укоряя его в том, что, обращаясь в ЦК, он не сказал «об истинном значении А. Блока как поэта». На самом деле в письме Луначарского от 15 июля 1921 года отчетливо было сказано, что Блок – это поэт, «возбуждающий огромные надежды, вместе с Брюсовым и Горьким – главное украшение всей нашей литературы, так сказать, вчерашнего дня» 4 .

Но если Э. Дубровина упрекала Луначарского за то, что он не оказал действенной помощи выдающемуся писателю, то вскоре стали появляться статьи, в которых нарком объявлялся прямым источником бед и злоключений другого большого поэта, приведших его к гибели.

В статье доктора медицинских наук Ф. Морохова «Сергей Есенин: Самоубийство или?» утверждалось, что Есенин в декабре 1925 года «буквально бежал из Москвы, где его последовательно травили пролеткультовцы, подогреваемые самим наркомом просвещения А. Луначарским…» 5. Оставим в стороне вопрос о пролеткультовцах (заметим только, что к 1925 году пролеткультовцы как литературное течение фактически уже не существовали). Что же касается утверждения о Луначарском как о главном вдохновителе травли Есенина, то оно является клеветническим, глубоко искажающим взаимоотношения поэта и наркома. Еще в 1919 году Луначарский назвал крестьянских поэтов, в числе которых был упомянут и Есенин, «большим украшением» новой, революционной поэзии России6. Товарищ Есенина по имажинистской группе Рюрик Ивнев имел все основания сказать в своих воспоминаниях: «К Есенину и ко мне он [Луначарский] относился с каким-то трогательным вниманием» 7. Об этом свидетельствует, в частности, содействие наркома поэту в получении им разрешений на заграничные поездки. Луначарский продолжал заинтересованно следить за творческим развитием Есенина. Осуждая эпатирующие выступления ряда имажинистов, нарком дружески советовал ему отойти от этой группы. А на последнем этапе жизни поэта Луначарский был встревожен его болезненным состоянием и пытался помочь ему, устраивая в санатории и лечебницы. Как это непохоже на то, что сочинил Ф. Морохов! Можно встретить в печати и другие сходные обвинения Луначарского. Так, в журнале «Ленинградская панорама» (1989, N 6) походя, без особых доказательств было брошено замечание о том, что с «высочайшего благословения» наркома в 1921 году началась и травля акмеистов.

В поход против Луначарского вслед за журналами включаются и другие средства массовой информации. В июньском выпуске (1989 г.) телепрограммы «До и после полуночи» академик Н. Моисеев бездоказательно приписал Луначарскому инициативу высылки за границу в 1922 году большой группы философов, ученых, литераторов.

На самом же деле, как показывают разыскания последнего времени, с «принудительной эмиграцией» 1922 года связаны имена других деятелей партии. Мысль о высылке ряда представителей оппозиционной интеллигенции была выдвинута Лениным, который обсуждал ее в письме к Дзержинскому от 19 мая 1922 года8 . Ее поддержали Зиновьев, Троцкий и другие члены Политбюро. Для рассмотрения списка высылаемых была выделена комиссия в составе Уншлихта, Курского и Каменева9. «Операцией» высылки занимался непосредственно и Сталин10.Луначарский же, напротив, стремился предотвратить во многих случаях эмиграцию писателей и ученых.

Так, в конце 1920 года по его поручению ездил в Крым Ив. Касаткин, чтобы склонить М. Волошина, С. Сергеева-Ценского и Ивана Шмелева к сотрудничеству с советской властью11 . А по свидетельству А. Н. Толстого (в письме к И. Наживину от 26 февраля 1924 года), Луначарский предполагал поехать весной этого года за границу для того, чтобы «помимо иных дел… принять меры к возвращению в Россию художественных сил»12.При этом, стремясь привлечь к сотрудничеству широкие интеллигентские круги, «побудить их к реальной и плодотворной работе в духе их специальности», Луначарский заявлял: «Не нужно… требовать от них четкости коммунистического или хотя бы марксистского мышления. Не нужно ставить им чрезвычайные политические требования»13.

Вот каким было в действительности отношение к научной и художественной интеллигенции (включая ее инакомыслящую часть) того, кто сегодня изображается ее гонителем14.Еще более искажается облик Луначарского, когда речь идет не об отношении его к отдельным эпизодам литературно-общественной жизни или к отдельным фигурам, а об общих взглядах и позициях. Здесь дело доходит порой до явных нелепостей.

Так, в статье А. Кузьмина «Культурное наследие и современность»15 активнейший участник культурного строительства одним взмахом пера причисляется к тем, кто спорил лишь о том, «что и как разрушать» из культуры прошлого во имя задач мировой революции. Между тем Луначарский решительно предостерегал от ненужных разрушений. Именно с этого началось его пребывание на посту наркома просвещения.Когда в октябре 1917 года до него дошли слухи о разрушениях, причиненных в ходе боев за революцию архитектурным памятникам Кремля, он в знак протеста подал в отставку. А ведь это было время, когда даже Александр Блок в порыве революционного максимализма восклицал в статье «Интеллигенция и революция»: «Не бойтесь разрушения кремлей, дворцов, картин, книг!»16 Только убедившись, что слухи не соответствуют действительности, нарком взял свое заявление обратно, а на другой же день выступил с призывом ко всем гражданам России всячески беречь народное достояние.

Современники были правы, когда видели в этой заботе о сохранении культурных богатств прошлого, в защите их от всяких покушений огромную заслугу Луначарского. Вот что писал в своем стихотворном приветствии Валерий Брюсов:

Стоя первым в ряду озаренном

Молодых созидателей, ты

Указал им в былом, осужденном

Дорогие навеки черты.

В ослеплении поднятый молот

Ты любовной рукой удержал,

И кумир Бельведерский, расколот,

Не повергнут на свой пьедестал.

А как характерны для Луначарского названия его статей и выступлений: «Почему мы сохраняем Большой театр» (1925), «Почему мы охраняем дворцы Романовых» (1926), «Почему мы охраняем церковные ценности» (1926), «Почему нам дорог Бетховен» (1927) и т. п.!

Мы не можем забыть, что в тяжелое для страны время благодаря действенной поддержке Луначарского были бережно сохранены и превращены в государственные музеи-заповедники и пушкинское Святогорье, и толстовская Ясная Поляна, и тютчевское Мураново, и другие дорогие нам места.Во всей этой работе ему приходилось настойчиво преодолевать разные препятствия, порой добиваясь даже пересмотра решений высших правительственных и партийных органов. В трудном 1922 году ему удалось, несмотря на противоположное мнение самого Ленина, сохранить Большой театр, который предлагалось закрыть из соображений экономии денежных средств.

Луначарский, человек, великолепно знавший мировую историю, обращавшийся к ее тематике и проблематике и как ученый, и как публицист, и как драматург (вспомним хотя бы его пьесы «Оливер Кромвель», «Фома Кампанелла» и др.), превращается под пером некоторых журналистов чуть ли не в Ивана, не помнящего родства.

В статье С. Журавлева «Чувство родины»17 Луначарский на основании одной его лекции 1918 года представлен решительным противником преподавания истории в школе. Уже разъяснялось, что в данной лекции критикуется характер преподавания истории в прежней школе и ставится вопрос, как нужно изучать ее в новой18 . Можно считать неудачными отдельные формулировки лектора, но нельзя не видеть его основных выводов: «…человек является историческим человеком и охватывает судьбы человечества, как бы свою собственную судьбу… Мы будем воспитывать в человеке исторические горизонты»19 .

На основании той же лекции и некоторых других выступлений Луначарского превращают не только в ниспровергателя истории, но и в человека, лишенного всякого патриотического чувства20. Однако Луначарский отвергал не патриотизм вообще, а патриотизм в кавычках, патриотизм, окрашенный в шовинистические, узконационалистические тона. Заметим, что критики Луначарского произвольно убирают эти кавычки при слове «патриотизм».Не мешает учесть, что выступления Луначарского, о которых идет речь, относятся к тому времени, когда под влиянием первой мировой войны обострилась межнациональная вражда и рознь и нужно было (впрочем, как и сегодня) обратить особое внимание на воспитание чувства интернационализма.Насколько основательны некоторые обвинения по адресу Луначарского, показывает, например, такая деталь в статье А. Кузнецова «Лицо народа».

  1. В. И. Ленин , Полн. собр. соч., т. 52, с. 179.[]
  2. «Наш современник», 1987, N 9.[]
  3. »Наш современник», 1988, N 3. []
  4. «Литературное наследство», 1987, т. 92, кн. 4, с. 303.[]
  5. «Труд», 30 апреля 1989 года.[]
  6. А. В. Луначарский , Собр. соч. в 8-ми томах, т. 2, М., 1964, с. 217.[]
  7. Рюрик Ивнев , У подножия Мтацминды, М., 1981, с. 69.[]
  8. В. И. Ленин , Полн. собр. соч., т. 54, с. 265 – 266.[]
  9. См.: Т. Красовицкая , Что имеем не храним… Неизвестные факты о причинах и обстоятельствах высылки из Советской России в 1922 году элиты гуманитарной интеллигенции. – «Московские новости», 1990, N 20.[]
  10. См. интервью руководителя Комиссии по установлению и увековечению жертв сталинских репрессий – членов АН СССР А. Куманева (газ. АН СССР «Поиск», 22 – 28 марта 1990 года, с. 6).[]
  11. См.: «Книжное обозрение», 1990, N 16, с. 3.[]
  12. «Переписка А. Н. Толстого», т. 2, М., 1989, с. 9.[]
  13. А. В. Луначарский , Об интеллигенции, М., 1923, с. 12 и 19.[]
  14. Выхватывая отдельные цитаты из выступлений Луначарского, ему приписывают стремление «выдавить» интеллигенцию с ее идеями из советского общества (см.: 6. Костиков, Изгнание из рая. – «Огонек», 1990, N 24, с. 16).[]
  15. «Наш современник», 1987, N 9. []
  16. Александр Блок , Собр. соч. в 8-ми томах, т. 6, М. – Л., 1962, с. 16.[]
  17. «Наш современник», 1986, N 9.[]
  18. «Вопросы литературы», 1987, N 3.[]
  19. А. В. Луначарский , Просвещение и революция, М., 1926, с. 98,106.[]
  20. См., например, статьи А. Широпаева в «Нашем современнике», 1989, N 1, и А. Кузнецова в журнале «Слово», 1990, N 3.[]

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №1, 1991

Цитировать

Трифонов, Н. Надо ли «сечь» Луначарского? / Н. Трифонов, В. Ефимов // Вопросы литературы. - 1991 - №1. - C. 226-240
Копировать