Над кем смеетесь? («Круглый стол» пострадавших)

Продолжаем печатать ответы писателей на нашу – не вполне серьезную – анкету: о месте и значении пародии в литературном процессе. (Начало см. «Вопросы литературы», 1973, N 9, 11, и 1974, N 1.)

1. Когда впервые вы стали «жертвой» писателя-пародиста? Посягает ли пародия на ваше место в литературе или – добавляет вам известности?
2. Как вы относитесь к попыткам превратить литературную пародию в литературный панегирик?
3. Не припомните ли вы случай, когда вам самому хотелось написать пародию?

Евгений ДОЛМАТОВСКИЙ

ШУТКА ВСЕРЬЕЗ

Я стал «жертвой» пародистов в самом начале своей поэтической деятельности, несколько раньше, чем «жертвой» критиков.

Мне кажется даже, что в первой половине 30-х годов пародий и эпиграмм, нацеленных на меня и на мои стихи, было больше, чем к тому времени написанных много стихов. Сергей Швецов, Александр Флит, Александр Безыменский, Михаил Светлов, а вслед за ними уже товарищи по поколению – Александр Раскин, Константин Симонов, Сергей Васильев, Ян Сашин, Бронислав Кежун – брали на прицел мои стихи с разных сторон, обстрел велся постоянно.

Я не обижался, самонадеянно утешаясь, что если нет индивидуальности, не может родиться и пародия.

За долгие годы работы я заметил некую эволюцию (она касается только меня, и никаких обобщений из этого не следует): сперва преобладали пародии, затем эпиграммы взяли над ними верх, а потом появились карикатуры. Сейчас карикатуры пошли на убыль: видимо, я за годы достаточно пооблез и уже не представляю большого интереса как натурщик.

Но может быть, причина не в этом. С тревогой думаю: уж не причислили ли меня редакторы отделов юмора к касте неприкасаемых, опасных седых авторов, – напечатаешь на них пародию, а потом не оберешься неприятностей, обвинений в зубоскальстве, тайных происках, шельмовании, недооценке, переоценке и прочих тайных и явных грехах? Я заметил, что сейчас пародируют все больше начинающих, а те, кто помаститее, удостаиваются, в лучшем случае, полусмешных комплиментов, почему-то включаемых в рубрику пародий и эпиграмм.

Если пародия чуть поострее, она становится безадресной, – догадайтесь сами, кого имел в виду робкий сатирик. (Впрочем не всегда спасает и отсутствие конкретного пародируемого. Бывало, что узнавшие себя в пародиях заявляли гневные протесты.)

Надо не забывать, что без перца пародия – не пародия, а эпиграмма без укола – не эпиграмма: мадригал, или комплимент, или ода. Как читатель вижу, что на страницах литературной печати жанр пародии сегодня не в расцвете. Пародии публикуются достаточно часто, но далеко не всегда они пародируют, то есть высмеивают недостатки и промахи, характерные для того или иного автора.

Несколько оживляют обстановку талантливые работы молодых пародистов (самым ярким из них кажется мне Александр Иванов, отличающийся не только остроумием, но и бесстрашием), публикуемые на последней странице «Литературной газеты» и в «Литературной России». Коллектив острых и веселых авторов, сочиняющий «Евгения Сазонова», тоже не так-то прост. А вот толстые журналы стали избегать пародий: напечатаешь – хлопот не оберешься!

В своей анкете редакция просит меня припомнить случай, когда мне самому хотелось написать пародию. Осторожный вопрос, свидетельствующий, что и редакция «Вопросов литературы» хочет быть деликатной: мол, пусть отвечающие, на анкету сами берут на себя ответственность за свои пародии, за выбор целей и мишеней.

Так вот.

Пародии и эпиграммы я пишу всю жизнь. Разве вы не знаете, что мы, поэты, в своей среде и на своей литературной кухне постоянно поджариваем друг друга на сковородке иронии? Беспощадность наша не что иное, как форма взаимной критики. Можно только пожалеть, что этот «домашний» опыт редко выходит на страницы печати. Причина самая простая: не придаем этой веселой деятельности серьезное значение в плане своей литературной работы.

С Алексеем Сурковым мы вот уже лет тридцать без устали ведем турнир: наши копья и шпаги – пародия и эпиграмма. Уже накопились (и частично сохранились) сотни листков, которыми мы обмениваемся во время серьезнейших заседаний в Союзе писателей. Лихо пикировались в землянках еще в пору войны с белофиннами Безыменский с Прокофьевым, постоянно пародировали друг друга Жаров, Уткин, Светлов, Алтаузен, Сельвинский, Исаковский. Наше поколение не прошло мимо опыта старших товарищей. Особенно преуспел и широкоизвестен как пародист Сергей Васильев, но я уверен, что и Дудин, и Смирнов, и Матусовский, и Луконин, и Михалков, конечно, и многие другие могли бы выступить с целыми книжками пародий и отнюдь не огорчили бы читателей, представ перед ними в новом качестве. Только предупреждаю – это не оды, не поздравительные спичи. Кстати, есть в этом, не раскопанном еще, запасе и пародии на критиков и литературоведов, тоже острые…

Лев ОШАНИН

БЕЗ ОБИД

Когда появилась первая пародия на мои стихи – точно не помню. Но с тех пор их было много. Одни были остроумны, другие вызывали недоумение. Дважды я испытал приятное чувство. Остроумно обыграл Б. Кежун мои строки: «Ты можешь так или иначе смартынить или спастерначить». А недавно интересную пародию написал А. Иванов. И то и другое не было панегириком, но было весело и с выдумкой.

На пародии я ни разу не обижался, по-моему, такие обиды несерьезны. Но знаю, что в свое время А. Твардовский («Как Данила надоел») и В. Лебедев-Кумач («Почему я водовоз») обиделись на С. Васильева и у автора были неприятности. С тех пор, насколько мне известно, он не перепечатывал эти пародии. Жалко и, по-моему, неверно, вообще работа С. Васильева – образец острой, подчас злой пародии. Кстати, именно такая пародия обладает действенной силой. Так «Перепевки-повторилки» – пародия на А. Прокофьева – были безусловно обидными, но поэт удержался от высказывания обиды.

Пародия-панегирик приятна автору, а если талантлива – и читателю. Наиболее ярким мастером «доброй» пародии был А. Архангельский.