На переднем крае времени
В. Карпова, Чувство времени. Очерк творчества Б. Горбатова, «Художественная литература», 1964, 343 стр.
Читая критический очерк В. Карповой «Чувство времени», посвященный Борису Горбатову, и тот, кто знал писателя, и тот, кто впервые слышит его имя, подумает: до чего же была богата его короткая жизнь (ведь он прожил только 46 лет), насыщенная творческими исканиями, глубокими раздумьями, неустанной работой.
«Невозможно понять до конца творчество писателя, не зная его жизни», – начиная этими словами свой очерк, В. Карпова затем доказывает, что Горбатов не собирал материал для своих книг, а жил вместе со своими будущими героями.
Его юность – горьковатый запах угля и дыма, огни над терриконами Донбасса; его молодость – Ахалцых, где он проходил военную подготовку, каменистые реки, крутые горные тропы. Зрелость – строительные леса Днепростроя, домны Магнитки, блюминги Макеевки, зимовка на Диксоне, перелет над Северным морским путем. И студеные ночи в снегах Финляндии, и прорыв линяй Маннергейма, и горькие дни отступления в начале Великой Отечественной войны, и взятие рейхстага… и подписание капитуляции в Японии…
Когда только успевал писать этот беспокойный человек, постоянно рвавшийся на передний край и в строительстве пятилеток, и в освоении Арктики, и в отстаивании Родины от вражеского нападения?
Трудно быть первооткрывателем, не творчество всегда открытие. И, следуя за предшественниками, надо идти дальше. О Горбатове уже написано несколько книг. Вышли два сборника воспоминаний о нем. В. Карпова пробила свою тропу, которая иногда перекрещивается с тропами ее предшественников, о которых она во всех случаях, и споря и соглашаясь с ними, говорит уважительно.
Не отягощая свое исследование подробностями, уже известными по воспоминаниям друзей Б. Горбатова и книгам, вышедшим ранее, В. Карпова глубоко проникла в творческую лабораторию писателя.
Особенно интересны наблюдения критика, связанные с работой Горбатова над романом «Донбасс». Предположение Ал. Ионова1 о том, что в характере инженера Глушкова что-то очень важное осталось недосказанным, обрело научную достоверность, когда В. Карпова изучила черновики романа. В первоначальном варианте писатель раскрывал те причины, которые превратили этого, подававшего большие надежды человека в труса и перестраховщика. Любимый профессор Глушкова, с которым он переписывался после окончания института, оказался замешанным в известном «шахтинском деле». И Глушкову стало казаться, «что теперь все подозревают его, косятся, не верят. Да, он был чист, чист перед людьми и небом, но разве люди могут это знать?.. Он осторожно уполз в свою раковину и стал окаменевать там»… и совсем замер после катастрофы на шахте «Мария».
Сочувствуя своему герою, Горбатов писал: «И не было никого вокруг, кто крепко встряхнул бы его за плечи и сказал бы ему просто и по-дружески:
– Эй, Петр Фомич! Очнись. Успокойся. Мы тебе верим».
Сличая текст романа с первоначальными набросками глав, посвященных Рудину, В. Карпова приходит к выводу: «С горечью приходится сказать, что писатель, зорко увидевший в жизни Рудина, смело сорвавший с него маску демагога и карьериста, проявил непоследовательность, отказавшись от углубления конфликта, от разрешения его в острой борьбе».
Не вошедший в окончательный текст циничный разговор Рудина с Сергеем Бажановым дал основание В. Карповой сделать верный вывод о том, что заставило автора отложить, видимо, очень дорогие ему, но написанные «не ко времени» страницы.
«Этот диалог дает возможность убедиться, как близко подошел Горбатов к пониманию тех философских истоков, что питали культ личности, обстановка которого способствовала формированию таких «руководителей», как Рудин». «Разумеется, Горбатов, как и другие писатели, не мог изолировать свое творчество от воздействия той атмосферы культа личности, которая была ощутима во всех областях идеологической жизни страны».
Показывая, что «внутренний редактор» нанес известный урон некоторым произведениям Горбатова, В. Карпова, однако, главное внимание уделяет тому, что обеспечило книгам писателя долгую жизнь. Справедливо восставая против наметившейся в последние годы тенденции некоторых критиков принизить достижения советской литературы в предвоенные и военные годы, В. Карпова не скрывает, что писать всю правду было тогда трудно. И тем больше заслуга художников, таких, как Горбатов, оставивших нам книги, которые и сегодня служат читателю.
Начиная с «Моего поколения», где Сергей Бажанов – лирический герой романа «Донбасс» – выступает как один из персонажей, Горбатов начал писать историю формирования писателя нового типа, жизнь которого неразрывна с жизнью его героев. Возражая критикам, которые толковали образ Сергея Бажанова как автобиографический, В. Карпова пишет, что Горбатов, наоборот, отделял себя от лирического героя, стремясь «усилить обобщающее значение этого образа».
Естествен переход от этого разговора о лирическом герое Горбатова к спорам об авторской позиции, которые ведутся на страницах наших газет и журналов. Ссылаясь на примеры классической и советской литературы, В. Карпова опровергает распространившееся представление о том, что лирическая проза – явление лишь наших дней.
Отметив, что прозаические произведения последних лет, посвященные Великой Отечественной войне, характеризуются углубленным интересом к нравственному облику советских людей, критик напоминает, что у истоков этой литературы были «Непокоренные» Б. Горбатова, «Молодая гвардия» А. Фадеева, «Повесть о настоящем человеке» Б. Полевого.
В. Карпова, первая из писавших о Горбатове, довольно обстоятельно разобрала его пьесы «Юность отцов» и «Одна ночь». На мой взгляд, стоило бы так же серьезно поговорить и о пьесе «Закон зимовки». Жаль также, что за пределами критического анализа осталась посмертная публикация глав из второй книги «Донбасса», названных «После войны». Они дают очень интересный материал для исследования творческой лаборатории Горбатова.
Стоило бы глубже вникнуть в причины некоторых неудач писателя. Странно, что слабая очерковая книга Горбатова «Горный поход» занимает в очерке столько же места, сколько «Нашгород», который был очень значительной вехой на творческом пути Горбатова. Ведь в этом, написанном во многом с ошибочных позиций, романе Горбатов впервые подошел к теме партийного руководства, которая стала его главной темой. Стоит, очевидно, задуматься, нет ли связи между неудачей «Нашгорода», решением Горбатова не включать в роман «Алексей Гайдаш» набросок «Трусость», где обращает на себя внимание очень острый разговор Алексея Гайдаша со Степаном Рябининым – после, исключения Рябинина из партии, и теми изменениями, которые претерпели рукописи первых вариантов романа «Донбасс». Читая обстоятельное исследование В. Карповой, чувствуешь, что у автора осталось много неиспользованного материала. Литературное наследство Бориса Горбатова – «героя» книги «Чувство времени» – еще далеко не исчерпано. Хочется пожелать критику продолжить удачно начатую работу.
- Ал. Ионов, Борис Горбатов. Очерк жизни и творчества. Воспоминания, Сталинское обл. изд-во, 1956.[↩]