Миф и гуманизм

В начале 1934 года венгерский филолог Карл Кереньи (1897- 1973), уже к тому времени довольно известный в профессиональных кругах исследователь мифологии и религии, послал Томасу Манну оттиск своего доклада «Бессмертие и аполлонийская религия». 27 января 1934 года писатель ответил ему словами благодарности. Так началась их переписка, которая длилась почти до самой смерти Томаса Манна в 19SS году и лишь однажды поневоле была прервана на довольно большой срок: с 7 сентября 1941-го по 21 декабря 1944-го. Это были годы войны, когда связь между Америкой, куда к тому времени уехал писатель, и воюющей Европой, где оставался Карл Кереньи, была затруднена. Ровно через год после начала переписки, 27 января 1935 года, в Будапеште состоялось их личное знакомство.

Письмо от 27 января 1934 года было отправлено Томасом Манном из Кюснахта близ Цюриха: к тому времени писатель уже год как покинул Германию, где к власти пришли нацисты. Только что вышла в свет первая книга его будущей тетралогии об Иосифе и его братьях: «Былое Иакова». Но для Карла Кереньи он был тогда прежде всего автором романа «Волшебная гора» (1924), в современном сюжете которого, во взаимоотношениях персонажей, в разработке мотивов ученый увидел черты близкого ему «мифологического», поднимающегося над чисто житейской или социальной реальностью мышления.

Томас Манн с удовольствием подтвердил наличие «мифологических» элементов уже в «Волшебной горе», а значит, и точек соприкосновения между собой и профессиональным исследователем мифологии. «…Это служит мне доказательством или напоминанием о том, сколь сильно уже в «Волшебной горе», которая вызвала интерес исключительно своей внешней проблематикой, прозвучали темы и мотивы, ставшие потом в романе об Иосифе недвусмысленным предметом повествования; иными словами: насколько этот «санаторный роман» образует как раз промежуточное звено между реалистическим юношеским произведением «Будденброки» и откровенно мифологическим творением моего почти шестидесятилетнего возраста.

Действительно, постепенно возрастающий интерес к мифическому, религиозно-историческому есть в моем случае «явление возрастное», он соответствует происшедшему с годами повороту вкуса от бюргерско-индивидуального к типическому, всеобщему и общечеловеческому».

Общение с ученым такого уровня, как К. Кереньи, конечно же, давало писателю возможность обсуждать многие проблемы мифологии, культурной истории, религии, которые занимали его в процессе работы над библейской тетралогией, новеллой «Закон» (1944) – о ветхозаветном Моисее или новеллой «Обмененные головы» (1940), которую Томас Манн назвал «метафизической шуткой» на тему древнеиндийской легенды; он интересовался идеями К. Кереньи, изложенными в его работах (отголоски этих идей можно найти не только в «специально-мифологических» произведениях Томаса Манна, но и в романах «Доктор Фаустус», 1947; «Избранник», 1950; «Признания авантюриста Феликса Круля», 1954), а при надобности пользовался и конкретными консультациями.

Но главный интерес и смысл этой переписки был для обоих в другом – она помогала им углубить и уточнить понимание мифа, религии, гуманизма, а значит, и некоторых важнейших общечеловеческих ценностей.

Когда первая часть этой переписки в 1945 году была опубликована и Карл Кереньи в некоторых отзывах был назван «консультантом Томаса Манна по вопросам мифа», ученый в предисловии к следующему, полному изданию книги 1960 года счел нужным возразить: «Быть «консультантом Манна по вопросам мифа» я, по крайней мере в начале наших отношений, не мог хотя бы потому, что наши исходные позиции в понимании мифологии были слишком разными». Томас Манн, поясняет Карл Кереньи, какое-то время отчасти разделял понимание мифологии, распространенное в Германии между двумя мировыми войнами, – понимание, которое ученый называет «смехотворным» и одновременно «роковым». В качестве наиболее «благородного» примера К. Кереньи упоминает монографию известного филолога Эрнста Бертрама о Ницше, названную «Опыт мифологии». Эту монографию Томас Манн в свое время высоко оценил и посвятил ей немало строк в своей публицистической книге «Заметки аполитичного» (1918), многие положения которой были им впоследствии критически переосмыслены. Тогда же началась их личная дружба, длившаяся до начала 30-х годов, когда Э. Бертрам примкнул к фашистам.

Комментарий, данный К. Кереньи в предисловии к книге их переписки, помогает понять суть этих расхождений и смысл эволюции Т. Манна в осмыслении мифологии. Для меня, пишет ученый, миф «был совместным творением человека и его мира», то есть правдой (как первоначально понимали это древние греки) или вымыслом о какой-то исторической и духовной реальности, способом ее познания и толкования. «В своем греческом значении миф… это всегда миф о чем-то». В нем нет того элемента произвольно-субъективного, умышленного конструирования некой легенды, который проявляется в оборотах типа: «Он творил миф своей жизни». (Именно в таком духе рассуждает порой Э. Бертрам о Ницше.) «Я никогда не мог принять, – пишет К. Кереньи, – характерно немецких фраз вроде: «он динамичен, он обладает властью, он формирует жизнь, осуществляя в ней себя». Ведь речь в таком случае идет не о данности, воспринятой как достоверная или не очень, но с которой человеку надлежит почтительно считаться, соизмеряя с ней свою жизнь, свои поступки, как с неким образцовым, завещанным преданием, – в таком отношении к мифу есть элемент религиозного благочестия. Речь идет о волевой, пропагандистской разработке мифа, о мифотворчестве как идеологическом и политическом инструменте; причем мифологическая фантазия противопоставляется познанию, иррационализм – рациональному мышлению. Именно в таком духе нацисты искусственно возрождали и культивировали древнегерманское язычество, занимались национальным и расовым мифотворчеством, крайним выражением которого стал пресловутый труд фашистского идеолога Альфреда Розенберга «Миф двадцатого века». Так что идейное сближение с нацистами того же Э. Бертрама нельзя назвать совсем уж случайным.

Томас Манн рано сумел распознать опасность такого «мифологического произвола». В первой же книге своей библейской тетралогии он говорит о мифе, предании как о дошедшем из глубины веков «образце», с которым человек соизмеряет и нынешнюю жизнь. Такое понимание мифа К. Кереньи считает гуманистическим. «Кто раскрывает людям глаза, – пишет он, – на великие уроки игры между Богом и человеком, которые дает мифология, тот, думал я, оказывает воздействие очищающее и гуманизирующее. Это делал Томас Манн в своих гениальных переработках того, чем действительно был в истории миф как образцовая форма бытия». Эта мифология, подчеркивает ученый, придерживалась «ветхозаветной экзегезы, глубоко проникала в сферу древневосточных религий» и потому была «заранее обезврежена в противоположность недозволенному, опасному мифу».

С этими высказываниями К.