Мастер узбекской литературы
Л. Бать, М. Кошчанов, Айбек. Критико-биографический очерк, «Советский писатель». М. 1966, 235 стр.
Романы Айбека «Священная кровь» и «Навои», известные многим миллионам читателей на десятках языков мира, входят в золотой фонд многонациональной советской литературы. И в то же время в истории узбекской литературы они представляют важнейший рубеж, велел за романами Кадыри устанавливают существенную веху. С их появлением узбекская литература не только заговорила на языке большой прозы, но и вступила окончательно на путь социалистического реализма. Достижение удивительное, если вспомнить, что за. пятнадцать – двадцать лет до их появления реалистической прозы узбекская литература не знала вообще.
Может быть, важнейшее качество айбековской прозы – органичное сочетание историзма и психологической точности. «Литература – всегда история. История – всегда литература», – заметил однажды сам Айбек; эти слова проливают свет на природу его дарования. «Диалектика души» и диалектика истории превращаются у него в тот всегда неповторимый эпический сплав, который доступен только художникам большого поэтического дара. О чем бы ни писал Айбек – о событиях, современных его собственному детству или отдаленных от него столетиями, – он в равной мере видел их глазами и историка и современника и, оказываясь в пленительной душевной близости к своим героям, никогда не забывал об исторической дистанции, которая неизбежно отдаляет предмет от художника. Это качество, во все времена присущее художникам большим и вдохновенным, сделалось одним из важнейших принципов социалистического реализма. И поэтому творческий опыт Айбека представляет для наших читателей особенный интерес. С ним и знакомит нас книга об Айбеке, написанная Л. Бать и М. Кошчановым.
В книге мы видим Айбека-лирика, который искал новый путь среди многовековых нагромождений старой поэтики, застывших, как лава древних извержений. Видим его в приобщении к темам новой жизни, в яростном отрицании старого. Конец 20-х – начало 30-х годов были для Айбека как бы естественным переходом от лирики к поэзии сюжетной, к собственно поэмам; тем самым он нащупывал свой путь к той большой прозе, которая и оказалась подлинной вершиной его творчества. Характерно, что на тему своего знаменитого романа «Навои» он написал одноименную поэму…
Авторы внимательно и интересно прослеживают творческую историю важнейших произведений Айбека, стремятся в какой-то мере раскрыть ту историческую и литературную обстановку, в какой эти произведения создавались. В особенности это относится к истории написания «Навои». Однако, мне кажется, именно в этой главе они допускают немаловажный просчет.
«…Я думаю, – сказал однажды Айбек, – что к какой бы исторической эпохе писатель ни обратился, в конечном счете он никогда не ошибется, если за всеми ее непривычными или даже странными особенностями будет искать чувства и помыслы, которые ему знакомы. Люди всегда люди, с тех самых пор, как они ими стали, а ведь это произошло во времена доисторические». Авторы монографии, однако, иногда как бы забывают о такой справедливой точке зрения. Айбек, замечают они, говоря о романе «Навои», «поднимает много проблем, волновавших тогдашнее общество» (курсив мой. – А. Н.). И это не случайная описка. Полагаясь на то, что в историческом романе действительно поднимаются только «тогдашние» проблемы, они сводят анализ местами к пересказу и забывают, что сила любого исторического романа в том, насколько «тогдашние» проблемы, им поднимаемые, созвучны сегодняшним. И это обидно, потому что как раз на примере романа «Навои» и его творческой истории это можно было показать особенно убедительно. Ведь важнейшие проблемы, поднятые в романе, – борьба за национальное становление, за создание социальной справедливости, за родной язык, – были в 30-е годы нашего века главными в Узбекистане, и не будет неверным сказать, что сам интерес к национальной истории, к становлению национальной литературы вызвал в те годы обостренный интерес к личности Навои. Интерес у многих, в том числе и у Айбека – будущего автора романа…
И все же, думается, это можно отнести к частным недостаткам книги, потому что в других ее главах подобных ошибок мы не встретим. Послевоенное творчество Айбека показано в них со всей полнотой: здесь авторы во всеоружии литературоведческого анализа и публицистического мастерства.
Вообще книга Л. Бать и М. Кошчанова предлагает нам интересный и, как правило, научно убедительный творческий портрет выдающегося мастера узбекской литературы. Несмотря на то, Что он не раз переходил от жанра к жанру, от одного круга тем – к другому, несмотря на то даже, что во многих своих литературных начинаниях он был в узбекской литературе первым или, во всяком случае, одним из первых, шел по целине, он всегда удивительно легко (конечно, внешне легко!) овладевал новой для себя литературной областью. Известно, что свои большие романы он писал всего по нескольку месяцев… Я не побоюсь воспользоваться «высоким штилем»: Айбек – художник вдохновенный…
Ценность книги, о которой мы ведем речь, в том и состоит, что это впечатление от личности Айбека авторы доносят до читателя.
К сожалению, нельзя подчас не посетовать на стиль книги, на погрешности, которые было легко устранить с помощью редакторского вмешательства. Вот, например: «Айбек уже с детства… повидал и Голодную степь. В ней он нашел свою прелесть» (стр. 4). Или: «Такова была естественная реакция узбекских поэтов на многовековое угнетение женщины» (стр. 20). Об одном из героев Айбека: «Султанмурад показан как отсвет большего пламени, каким выступает в романе великий поэт Навои» (стр. 128). А вот штампы, идущие от затасканных приемов литературоведческого анализа: «Нам неизвестно, читал ли Хамза Маяковского, и вероятно, что в ту пору он его еще не читал, но…» – это на стр. 12 – 13. «Вряд ли в ту пору читал Айбек книгу Ларисы Рейснер «Уголь, железо и живые люди», но…» – это на стр. 19. В таких случаях лучше проверить, читал или не читал, – или не апеллировать к этому проблематичному факту.
г. Ташкент