№4, 1962/Зарубежная литература и искусство

Марксистский анализ «нового романа»

E. Lopet A. Sauvage, Essai sur lenouveau roman, «Nouvelle critique», P. 1961, NN 124, 125. 127.

Невозможно найти сейчас во Франции толстый литературный журнал или даже еженедельник общественно-политического характера, в котором есть литературный раздел, где не было бы интервью или рецензии на один из «новых романов», статьи о художественных приемах, эстетике, идеологии школы «нового романа в целом Даже «Прёв», специализирующийся главным образом на антикоммунизме, затеял в прошлом году полемику по этому вопросу. Он опубликовал статью Жана Блок-Мишеля «Новый роман и массовая культура». Автор старался доказать весьма сомнительную истину: появление «нового романа» связано с тем, что современный человек стал безликим, утратил индивидуальность в результате широкого распространения культуры – газет, радио, телевидения. «Герои Натали Саррот, – пишет Ж. Блок-Мишель, – беседуют, как разговаривают герои кинофильмов, как говорят в радиопередачах, как пишут в газетных статьях и журналах для дамского чтения. Они воспроизводят глубокую обезличенность человеческих существ, испытывающих давление того, что именуется средствами информации, иначе говоря – массовой культуры. Это всеобъемлющая массовая культура, проникающая в каждую жизнь, в самые интимные ее стороны, сводит на нет оригинальность индивидов, навязывая всем единую форму… Каждый конфликт, с которым предстоит столкнуться личности, получает, таким образом, извне свое типовое разрешение, чаще всего облеченное в словесную формулу… Следовательно, царство обезличенности не предлагается романом: оно пресуществует в каждом из нас».

Справедливости ради отметим, что эта поистине бесчеловечная попытка воспользоваться «новым романом», чтобы представить своих современников роботами во плоти, вызвала отпор, даже в лагере буржуазного литературоведения. «Прев» пришлось опубликовать в майском номере статью такого значительного критика, как Пьер-Анри Симон, оспаривающего утверждение Ж. Блок-Мишеля. П. -А. Симон справедливо связывает появление школы «нового романа» не столько с распространением массовой культуры, – сколько с новейшими течениями буржуазной философии.

«Нельзя также забывать, – пишет критик, – о психоанализе, сюрреализме и других крайних формах современного иррационализма, направленных на дискредитацию самой сущности человека, принижение духа, на то, чтобы отнять у человека веру в свою разумную природу и свою личную судьбу.

В такой же мере, как страх художника, не смеющего взирать на человеческие лица, как страх музыканта, считающего себя обязанным ломать музыку, отрицание романа романистом, литературы писателем приобретает важное значение как симптом: это не столько верность художника объекту, сколько, на, мой взгляд, неверность служителя своему служению».

В условиях всеобщего интереса к «новому роману» особенно необходим был серьезный марксистский анализ философских и эстетических особенностей этой школы.

«Эссе о новом романе» Андре Соважа и Эдуарда Лопа, помещенный в журнале «Нувель критик», отвечает этой насущной потребности. Подчеркивая, что писателей школы «нового романа» не объединяет общая, четко выработанная эстетическая программа, что было, например, характерно для сюрреализма, авторы исследования выделяют два признака, позволяющие причислить того или иного писателя к «неороманистам».

Прежде всего исходной позицией всех представителей «нового романа» является твердый и преднамеренный разрыв с традициями романа классического, с критическим реализмом Бальзака и Стендаля, с их последователями и продолжателями. В этом отрицании ставится знак равенства между всеми писателями «традиционного» стиля – от Роже Мартен дю Гара до Франсуазы Саган, – в вину которым «неороманисты» ставят поверхностно-реалистическое видение мира, устаревшие приемы, не позволяющие глубоко проникнуть в современную действительность, «Традиционная техника повествования не способна вобрать в себя все новые отношения, возникшие в реальном мире», – пишет Натали Саррот, обвиняя эпигонов традиционного реализма в том, что они подменяют жизненную правду «скорлупой предвзятых идей и готовых образов». Еще дальше идет Роб-Грийе, который заявляет, что традиционный, как он его именует – «сущностной» («essentialiste»), роман деформирует действительность, «очеловечивая» ее, навязывая внешнему миру чувства к эмоции автора.

Вторая черта, характерная для «неороманистов», это – связанное с отрицанием традиционных приемов – значение, которое все они придают обновлению техники романа. В этом поиске новых форм, выковывании новых средств исследования реальности неороманисты видят не только свой эстетический, но и свой гражданский долг. Будучи рутинером в области формы, писатель, по мнению Натали Саррот, «способствует упрочению глубокой неудовлетворенности, сгущает потемки, из которых мы пытаемся выбраться. Он усугубляет негибкость рефлексов сознания, затрудняет его пробуждение, глушит его до такой степени, что, даже если его намерения субъективно благородны, его произведения в конечном итоге являются ядом». Представители школы «нового романа», констатируют Андре Соваж и Эдуард Лоп, не отрицают реализм. Напротив, они требуют создания реализма, адекватного сегодняшней действительности, создания художественного инструмента, который, как пишет Натали Саррот, позволит романисту, «старающемуся проникнуть взором в то, что представляется ему реальностью, со всей возможной для него искренностью», «ухватить действительность, не жульничая, не подравнивая, не упрощая, не обходя противоречий и сложностей».

Установив, таким образом, общие для авторов «нового романа» посылки, Андре Соваж и Эдуард Лоп анализируют, в какой мере наиболее яркие представители различных тенденций этой «школы» проникают в действительность и создают на деле реалистические полотна.

Натали Саррот принципиально ограничивает область действительности, «подвластную» роману, миром бессознательных или полусознательных чувств и эмоций, предоставляя кинематографу показывать жизненные истории, а журналисту и социологу раскрывать сущность современных социальных отношений. Она утверждает, что читатель, знакомый с современными средствами информации, уже не ищет в романе того, что может прочесть в газете или увидеть в кинохронике.

Полемизируя с этим тезисом Натали Саррот (и заметив попутно, что, если быть последовательной, она должна была бы область психологического анализа отнять у художника, уступив ее полностью психиатрам), авторы статьи говорят о (Неправильном и узком понимании ею художественного правдоподобия. «Еще никогда и никто не спрашивал, – замечают они, – действительно ли Растиньяк произнес на кладбище Пер-Лашез или где-либо еще свою знаменитую фразу, действительно ли существовал Жюльен Сорель, жизнь которого точка в точку совпадает с жизнью Берте из судебной хроники, подсказавшей Стендалю идею его романа… Если романисту удалось с помощью присущих ему художественных средств проникнуть в смысл явления и воссоздать событие или человека во всей полноте и конкретности, он выиграл сражение и заставил читателя ощутить правду жизни не менее сильно, чем его соперники от науки.

Однако, если даже согласиться с этим добровольным самоограничением, вскрывают ли романы Натали Саррот новую действительность в области психологии? – спрашивают Андре Соваж и Эдуард Лоп.

Цитировать

Зонина, Л. Марксистский анализ «нового романа» / Л. Зонина // Вопросы литературы. - 1962 - №4. - C. 131-136
Копировать