Мария Ремизова. Только текст. Постсоветская проза и ее отражение в литературной критике
Мария Ремизова — критик известный: долгое время была обозревателем отдела культуры «Независимой газеты», затем заведующей отделом литературной критики «Континента», печаталась практически во всех «толстых» журналах, в 1999 году номинировалась на «Антибукер» по критике. Ремизова пишет много, она один из наиболее активно работающих сейчас традиционных «толстожурнальных» критиков, специализирующихся на «некоммерческой» прозе. В биографической справке говорится о более чем 300 публикациях, а за один 2007-й год опубликованы восемь статей в «толстых» журналах — «стахановский» результат. Это тем более ценно, что сейчас осталось не так много критиков, имеющих большой стаж работы и до сих пор продолжающих писать регулярно, и именно критику, а не публицистику или художественную прозу. И вот количество перешло в новое качество — вышла первая книга Ремизовой.
«Только текст» — это многозначное название удачно раскрывает важнейшие моменты аналитического метода Ремизовой. Во-первых, ее больше интересует текст именно как художественное целое, его внутренние законы, а не как повод на примере этого текста поговорить о чем-то другом. Публицистики в сборнике мы не найдем, а там, где идеологический фон нельзя игнорировать (например, в отзывах на прозаические достижения «патриотического» лагеря), Ремизова остается на поле литературы, критикуя не идеи, но удачность их художественного воплощения. Ремизова четко отделяет художественный текст от «жизни» — она никогда не забывает о специфике литературы как эстетической деятельности, судя не людей, но персонажей, оценивая не выбор темы или художественного метода, но художественную убедительность этого выбора и цельность результата.
Во-вторых, для Ремизовой важнее текст, а не его критик, тем более не сама Ремизова-критик, ее биографическая индивидуальность, обстоятельства жизни. Поэтому маленькое авторское предисловие больше говорит о назначении критики, нежели о пути автора от первой статьи к сборнику (как это, например, сделал Андрей Немзер в книге «Замечательное десятилетие русской литературы», желая показать читателю на своем примере, в каких отношениях могут состоять время, литература и критик). Подобная скромность и ее конструктивный смысл подчеркиваются и тем фактом, что автобиографическая справка в конце книги содержит немногим больше информации, нежели дано о каждом авторе, упоминавшемся в книге в разделе «PERSONALIA».
Книга для критика — это всегда «Остановись, мгновенье!..» Ведь критика, даже самая серьезная, — всегда свидетельствует о текущем моменте, это точка в траектории развития литературного процесса. Как их расположить под одной обложкой, какую форму построения выбрать — это сложный выбор для автора и издателя. В предисловии Ремизова подчеркивает, что она, сознавая себя не литературоведом, но критиком, отказалась от преобразования своих статей с их пылом и жаром минувшего в строгие главы научного исследования. На деле же, в книге следы этого «академического соблазна» остались. Чего стоит один подзаголовок «Постсоветская проза и ее отражения в литературной критике». Интересна и оригинальная система гиперссылок — в сносках указано, в каких еще статьях сборника упоминается данный писатель, также и в оглавлении после названия каждой статьи указаны писатели, о которых в них идет речь, что сильно облегчает работу с книгой.
Однако все равно жаль, что специфика и шарм критического жанра в книге ушли на второй план. Так, нигде не указаны дата и место публикации включенных в сборник статей: где газетные тексты, а где «толстожурнальные», можно понять, лишь проведя длительное расследование в Интернете, а без хронологических указаний становятся непонятными многие фактические и стилистические моменты. Некоторые тексты «обменялись» целыми абзацами, причем швы этих обменов иногда весьма заметны. Остался за кадром и самый дух полемических баталий. А ведь весьма резкую позицию Ремизовой по отношению к самому понятию «женская проза» и творчеству Улицкой, Толстой, Горлановой, Щербаковой и др. трудно понять без ссылки на не вошедшую в сборник статью Ремизовой «Вагенетика, или Женские стратегии в получении грантов» («Новый мир», 2002, № 4), посвященную феминизму и гендерным исследованиям. Небезынтересно было бы сослаться и на полемический ответ Ирины Савкиной, увидевшей в статьях Ремизовой яркий пример доминирования патриархального сознания среди критиков-женщин. Так что вряд ли осторожному читателю стоит в отношении Ремизовой употреблять слово «критикесса»: «Мария Ремизова пишет не чернилами, а прямо-таки ядом»[1].
Однако невнимание к подобным деталям можно объяснить и тем, что для Ремизовой критика — это не столько историчность и полемика, сколько высокая миссия — первичной обработки сырья для последующего складывания канона истории русской литературы 1990-2000-х годов. «Останется то, что мы сейчас отберем» (с. 7), верит Ремизова, и эта вера не только вдохновляет ее как критика, но и всецело определяет структуру ее книги. Ремизова серьезно подошла к составлению сборника — хронологии или алфавиту она предпочла собственную версию всеобщей классификации современной русской прозы. Основу этой концептуальной системы составляет противостояние художественных методов — реализма и модернизма.
Она пытается вдохнуть новую жизнь в эти уже почти бесформенные понятия, накладывая на эту ось «вертикальную» сетку эстетических и идеологических поправок. Так, «Реализмом» у Ремизовой занимаются по политическим соображениям — «Либералы» и «Патриоты»; при этом реализм «либеральный» бывает «реализмом par excellence» (В. Астафьев, А. Варламов, М. Тарковский, А. Волос и др.), «гиперреализмом» (Л. Петрушевская, Т. Толстая, В. Маканин, Р. Сенчин и др.) и даже «эстетическим реализмом» (С. Гандлевский, А. Геласимов и др.); сюда же относятся и две «прозы» тематические — «молодая» (С. Шаргунов, А. Матвеева и др.) и «женская» (Л. Улицкая, Н. Горланова и др.). С «патриотами» проще — они бывают либо «Просто патриоты» (В. Личутин, В. Раступин, Ю. Козлов и др.), либо создатели «Идеологической прозы» (А. Проханов, Н. Ключарева и др.). Модернизм, видимо, парит за гранями реальности, в том числе и общественно-политической, так что у Ремизовой он бывает с приставкой «пост-» (В. Сорокин, В. Шаров, Ю. Буйда и др.), а также «креативным» (Ю. Малецкий, О. Славникова, М. Палей) и «игровым» («Игровая литература» — В. Пелевин, А. Слаповский, М. Галина и др.).
Обрамляют эти собрания монографических разборов высказывания повышенной концептуальности — сборник открывает раздел «Общий взгляд», состоящий из крупноформатных обзорных статей. В первой же статье «По обе стороны Большого Каньона» мы оказываемся свидетелями борьбы реализма и модернизма за судьбы русской литературы ХХI века. Картина получается не столько драматичная, сколько безрадостная — Ремизова видит множество примеров тому, что современный реализм выродился до натурализма или голой политической декларации (куда ему до напряженных поисков Смысла у его учителей XIX века!), а русский постсоветский «модернизм» Смыслом вообще не озабочен, ему бы лишь весело и жутко отплясывать на руинах соцреализма или просто пугать читателя запутанной наготой своих скопированных у Запада игровых приемов (но куда ему, невеже, до рафинированного и утомленного мировой культурой оригинала). В этой битве Ремизова, скорее, на стороне славного прошлого русской литературы, но поле боя в смутном настоящем она оставлять не собирается.
В остальных статьях данного раздела Ремизова на многочисленных примерах показывает основные тенденции развития повествовательных моделей. На первый план выходят сложные взаимоотношения автора и героя в постсоветской прозе. Современный автор предстает перед нами на распутье в мучительной попытке самоопределения и испытывает серьезные проблемы с выбором темы и главного героя: либо пытается писать о том, что знает, — и получается этически спорный «человеческий документ», а не литература; либо о том, что думает, — и вместо пророческих озарений получается многословная буффонада с духами и демонами. У «типического героя», видит Ремизова, тоже все не слава Богу, да и шансов понравиться читателю у него не больше — он угрюм, вял, инфантилен и слаб. Это «маленький человек», уже не трогательный, но циничный, у которого хватает сил только на говорение о своем опыте выживания и бегства, но не на преобразование пугающей его реальности. Не столь слаб, но не менее одинок и эмоционально атомарен герой совсем другой прозы — военной.
Боится оказаться в одиночестве и сама Ремизова как критик — в своем яростном небезразличии к современной литературе и к тому, что с ней происходит. В последней статье сборника («Критика: кризис жанра») она бросает в лицо своим коллегам по критическому цеху обвинение в равнодушии и капитуляции. Когда речь идет о критике как призвании и об отношении к литературе Ремизова может не пощадить соратников (разочарованного П. Басинского) и временно, ради какого-нибудь одного тезиса, солидаризироваться с противниками («оптимистом» А. Немзером или даже «пассионарно-заполошным» В. Бондаренко), призывая к ответу поименно большую часть действующих критиков. И пусть в своих интервью Ремизова скромно утверждает, что стала критиком по причине своей лени (приятно читать книжки дома на диване), в этой статье Ремизова предстает вовсе не лентяем, но страстным борцом. Она верит, что литература ничего никому не должна: ни приятных ощущений — критику, ни денег — издателям, ни премий — автору, ни развлечения или поучения — читателю. Литература существует, существует художественная реальность, создаваемая писателем, и это критик должен — ощущать свою ответственность перед ней за то, насколько честно и бескорыстно он пытается ее понять. «Каковы мы, такова и литература, и неча на зеркало пенять. Она такова, какой мы ее делаем» (с. 431).
Ж. ГАЛИЕВА
[1] Савкина И. Зеркало треснуло (современная русская литературная критика и женская литература) // Гендерные исследования. 2003, № 9. Цит. по: http://www.genderstudies.info/lit/lit1.php
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №3, 2009