Лицо или лица?

Книжные серии товарищества поэтов «Сибирский тракт». Серия «Срез». М.: СТиХИ, 2016.

В поисковике на запрос «Группа поэтов «Сибирский тракт»» выпадает много ссылок.

На странице «ВКонтакте» группа позиционирует себя так: «Всероссийское литературное объединение. Задача ближайшего года — создание поэтической резидентуры в каждом городе-миллионнике России».

Есть и а-ля манифест «Сибирского тракта», указывающий, что «участники этого товарищества живут в разных, очень разных городах, связанных знаменитой российской дорогой. Самих поэтов объединяет гораздо большее — литературные вкусы, социальный опыт, поколенческое единство. Впрочем, все это вещи важные, но, конечно, не решающие. Случилось так, что авторы узнали стихи друг друга задолго до личного знакомства. У каждого из них своя собственная поэтика, стиль, тональность, тембр, но взаимное признание права на непохожесть, наверное, главное для творческого союза» (http:// sibirski-trakt.livejournal.com/profile).

Прочие ссылки — приглашения на встречи с поэтами «Сибирского тракта» по разным городам страны (в рамках проекта «Со всеми остановками», эдакого поэтического поезда), анонсы юбилейных мероприятий и встреч либо лаконичные отчеты, что оные прошли.

На сайте журнала «Урал» в октябре 2011 года появилась информация о «внезапной акции» «Сибирского тракта» «Долгие проводы: слезы не лишние» в редакции «толстяка». Из заметки можно почерпнуть базовую информацию: «Российское товарищество поэтов «Сибирский тракт» образовано четырьмя нестоличными литераторами — Андреем Пермяковым, Аллой Поспеловой, Арсением Ли и Алексеем Евстратовым 24 февраля 2008 года. На сегодняшний день товарищество насчитывает более 60 резидентов в разных городах России от Омска до Калининграда. Основной целью товарищества является демонстрация максимально честной литературной действительности в нестоличных городах и столице» [Долгие...].

Иными словами, «Сибирский тракт» — акционистская группа поэтов.

Но ищущих высказывания критиков об этой группе ждет всего одна статья: «Сибирский тракт глазами читающего путешественника» поэта и литературного критика Е. Коновалова.

Статья дотошна. Критик разбирает поэтику «отцов-основателей» «Сибирского тракта» Арсения Ли, Андрея Пермякова, Владимира Зуева, Алексея Евстратова, перечисляет иногородних участников и отдельно анализирует творчество вологжан. На сегодня это практически единственная попытка разобраться в феномене «Сибирского тракта» (с позиций скорее скептических, чем апологетических). Коновалов пишет: «…никаких внятных текстов о деятельности товарищества до сих пор не опубликовано. Ни манифеста о намерениях, ни мемуаров о свершениях» [Коновалов: 70]. Но чем не манифест о намерениях «создание поэтической резидентуры в каждом городе-миллионнике России», — за каковые наполеоновские планы Коновалов сообществу пеняет? «»Сибирский тракт» создан для выступления и гастролирования. То есть ровно для того, чтобы явить поэта черни и чтобы та его послушала» [Коновалов: 70]…

Однако в 2016 году группа предпринимает акцию посерьезнее: выпускает серию книг своих резидентов под общим названием «Срез». Налицо уже четыре книги: Инны Домрачевой, Алены Каримовой, Арсения Ли и Рафаэля Мовсесяна¹.

Я рассматриваю книжную серию в контексте непобедимого акционизма «Сибирского тракта» как новый его этап. Это демонстрируют сами книги, хоть и выпущенные по 250 экземпляров каждая.

К внешнему виду серии претензий нет. Книги сделаны изобретательно: название «Срез» отразилось в «срезанном» верхнем крае томиков в форме неправильной трапеции. Цвет книги Домрачевой — голубой, Каримовой — густо-желтый, Ли — оранжевый, Мовсесяна — красный (завершится ли радуга зеленым, синим и фиолетовым, узнаем позже — выпуск «Среза» продолжается). В оформлении обложек использованы графические версии картин великих художников — К. Д. Фридриха, Л. ван Удена, Босха, Ван Гога. Белая качественная бумага, выделяются коричневатые листы с факсимиле почерка автора. Трем сборникам предпослано предисловие от авторитетов: Домрачеву представил Ст. Ливинский, Каримову — Ю. Кублановский, Мовсесяна — А. Алехин. Ли обошелся без чужого вступительного слова. Значит, оно не было непреложным требованием? Ни одно предисловие, похоже, не написано специально для книжной серии, так как не вычленяет какого-либо общего для «сибтрактовцев» мотива и даже не рассматривает имяреков в контексте группы.

Первая книга серии — «Легкие» свердловчанки И. Домрачевой. «Энциклопедия Уральской поэтической школы» гласит, что для поэтессы характерны постакмеизм и наследование традициям условно называемой «женской» поэзии [Уральская... 134]. Не оксюморон ли? Постакмеизм Айзенберга, Гандлевского и иже с ними в фокусе держит поэтический язык, а не «человеческое» начало поэзии, один из изводов которого — традиционная «женская» поэзия. Ст. Ливинский пишет в предисловии: «Давно замечено, что стихи похожи на человека, их написавшего, и удивительным образом сохраняют свойства характера поэта, особенности его голоса… Все это можно сказать и о стихах Инны Домрачевой» [Ливинский: 5]. Для «презентации» Ливинский выбирает из книги самые «женские», самые эмоциональные и любящие стихи:

У собаки боли, у кошки,

Черной желчью броди в крови,

У Егорушки, у Антошки,

У Андрюшеньки — заживи.

……………

Режьте горло, стальные нити,

В тополиной густой пыли,

Никогда не боли у Мити,

У меня — боли.

Анализируя поэтику Домрачевой, Ливинский приведет строки: «Почти не говорящий человек, / Откуда знаешь слово утешенья? <…> Но примерзают к языку слова / С высоким содержанием железа». Цитата подчеркивает, что для Домрачевой элементарная частица поэтического языка — это «слово утешенья». «Железные», бездушные слова она физически не способна выговорить. Лучшие стихи в сборнике «Легкие» (неслучайное, прелестно двусмысленное название!) — слова утешенья до последней точки. Это и «Любовь», превращающаяся из простонародной старушечьей брани —

«Ты чего разлегся, срамные твои глаза?

Вот за них-то… дура, чо, — не видала баще…

И мослы, беспутый, выстудишь, и мяса,

Нет, лежит, бесстыжий,

зенки свои таращит», —

в высокую трагическую балладу:

Аня, с ужасом думая, как это все зимой

Будет, надо же,

сколько в ветхой старухе силы,

Говорит ей: «Вставай, баб-Катя,

пойдем домой».

Поднимает, уводит к выходу, от могилы.

Это и апелляции к самым жестоким моментам истории — с эпиграфом из письма полководца Суворова: «А вчерашнего дня, милая моя доченька, моей лошадке ядрышком полмордочки снесло…»:

Судьба махнула рядышком,

А в общем — повезло:

Лошадке вовсе ядрышком

Полмордочки снесло.

Вот так, по-скоморошьему, —

О боли и войне,

И я не верю прошлому,

А будущее — мне.

Или «семейное воспоминание»:

Как бы выдумать — не спрашивай,

Я полжизни не пойму, —

Чтоб у женщин рода нашего

Жизнь слагалась по уму.

Песни пели, бусы вешали,

Чтобы все как у людей,

Но тебе не враг он ежели —

Значит, Родине злодей.

…………….

Не унять им сердца зябкого,

Раскаленного виска.

Да за что же — так? За яблоко?

Будто за три колоска.

Послевоенное ли «преступление», кража колхозных яблок, за что по «указу о трех колосках» давали до 25 лет, имеется в виду или куда более древняя кража яблока Евой?..

1. Уже после написания статьи было издано еще несколько сборников, в том числе — книга И. Караулова «Конец ночи».[↩]