Письма писателей к Виктору Бокову. Вступительная статья, публикация и комментарии В. Головко

Вячеслав Михайлович ГОЛОВКО, критик, филолог, доктор филологических наук, профессор кафедры отечественной и мировой литературы Гуманитарного института Северо-Кавказского федерального университета. Сфера научных интересов – художественно-философская антропология, теоретическая и историческая поэтика, генология, филологическая герменевтика, литературоведческое комментирование классического текста. Автор ряда книг, среди которых «Историческая поэтика русской классической повести» (2010), «Герменевтика литературного жанра» (2012), «Далекие и близкие: литературно-критические очерки» (2012), монографии о Тургеневе, Лескове и др. Email: vmgolovko@mail.ru.

Виктор Федорович Боков (1914–2009), поистине «последний поэт деревни», вошел в историю литературы как художник слова, творческая индивидуальность которого определяется органическим синтезом глубинных национальных традиций и художественно-философского мышления нового времени, фольклорной эстетики и тенденций развития культуры второй половины ХХ – начала ХХI века. Как поэт, стоявший вровень со своим веком, он в полной мере разделил судьбу народа, выпавшую на его долю.

Словесный лад В. Бокова в свое время оценили и поддержали крупнейшие русские писатели XX века – М. Пришвин, А. Платонов, Б. Пастернак. Они же не оставляли его своим вниманием и участием в самый тяжелый период жизни поэта, когда по ложному доносу 19 августа 1942 года Боков был арестован, осужден по 58-й статье и отправлен отбывать пятилетний срок в СибЛаге. После освобождения (в августе 1947-го) он в течение года работал вольнонаемным в Кемеровской области, затем – до апреля 1958 года – жил, по свидетельству дочери поэта Т. Сорокиной, в деревне Ильино Калужской области1, поскольку въезд в Москву ему был запрещен.

Поэтическим «свидетельством векам» о трагедии всего народа, всей страны, которую ГУЛАГ «чересполосицей иссек и испестрил <…> врезался в ее города, навис над ее улицами» (А. Солженицын), стал лирический цикл В. Бокова «Сибирское сидение» – произведение эпопейного характера и звучания. Поэтический мир, отделенный от автора «эпической дистанцией», представляет собою художественное воплощение национального исторического прошлого, осмысляемого с нравственно-философских позиций настоящего. Лирический герой цикла, как герой эпопеи, завершен на высоком героическом уровне, он «закончен» в том смысле, что в максимальной степени выявляет субстанциональную сущность «былого».

Творческие искания В. Бокова связаны с историей духовного обновления и национального возрождения России. Все созданное поэтом в последующее время – лирику, произведения больших стихотворных форм о войне, о труде, о земле, о прошлом и настоящем России («Свирь», «Возвращение солдата», «Весна Викторовна», «Китеж-град», «После победы», «Авдотья-рязаночка», «Троица» и др.) – объединяет ярко выраженное чувство родной земли. «Я – весь Россия!» («Письмо Сталину», 1992) – это не просто поэтический образ, это важнейший в художественном мире Виктора Бокова ценностно-смысловой центр, к которому сходятся все мотивы и темы. Этот образ становится емкой формулой общей исторической судьбы народа:

Я слышал Россию.

В некошеном жите,

Всю ночь говорил

Коростель о любви.

А сам-то я что –

Не Россия, скажите?

И сам я – Россия!

И предки мои.

(«Я видел Россию», 1963)

В большую литературу Виктор Боков вошел на волне подъема общественно-национального самосознания конца 1950–1960-х годов, и сам стал художественным олицетворением этих эпохальных процессов.

Путь развития Бокова-художника – это движение от разговорной поэтической интонации, от ритмической виртуозности, музыкальности слова через усиление социальности, граждански-учительного и философско-гуманистического пафоса – к эпичности, внутренней масштабности стиха, к мощной многоголосности в лирике последних десятилетий ХХ – начала ХХI века.

Творческая индивидуальность поэта формировалась в контексте погружения в стихию живого разговорного языка, в глубинные, бытийные смыслы культуры русского народа, а также в процессе освоения традиций мировой и отечественной литературы, в художественном диалоге с предшественниками и современниками. Боков прошел научную школу изучения фольклора академика АН УССР Ю. Соколова (1889–1941), собрал и опубликовал том серии «Библиотеки поэта» «Русская частушка» (1950). В Карелии он записывал от сказителей руны «Калевалы» и перевел на русский язык тексты древнего карело-финского эпоса. Именно в фольклоре поэт находил примеры «поэтического мастерства, богатырского словесного всплеска» [Боков 1976: 7]. Его самого Н. Асеев не без основания называл «творцом фольклора». Близкие литературные контексты способствовали обретению Боковым собственной поэтической идентичности, активизировали поиски идиостиля и художественной выразительности. Но при этом, как подчеркивал сам поэт, все в его творчестве рождено «реально пережитым чувством» [Боков 2012: 364].

Круг общения Бокова с собратьями по перу был необычайно широк: от признанных классиков ХХ века до начинавших свой путь в литературе молодых поэтов и прозаиков. Среди тех, чья духовная близость поэту была подтверждена воспоминаниями Бокова, – М. Пришвин, Б. Пастернак, М. Цветаева, А. Платонов.

Подлинники публикуемых писем отечественных писателей к Бокову находятся в рукописном отделе фонда мемориального Дома-музея поэта В. Ф. Бокова (Язвицы, Московская область).

I

М. ПРИШВИН И Б. ПАСТЕРНАК

В ГУЛАГОВСКОЙ СУДЬБЕ В. БОКОВА

Письма М. Пришвина

М. Пришвин впервые обратил внимание на талантливого юношу Виктора Бокова осенью 1931 года, когда посетил Загорский педагогический техникум Октябрьской революции (в этом техникуме будущий поэт учился в 1931–1933 годах) и присутствовал на выступлении студентов, представивших маститому писателю свои первые литературные опыты. «Так началась наша дружба, длившаяся на всем протяжении жизни писателя», – писал позднее Боков [Боков 2012: 332].

По рекомендации Пришвина и А. Кожевникова (1891–1980) в 1934 году Боков поступил в Литературный институт им. А. М. Горького. О большой роли Пришвина в человеческой и творческой судьбе его «литературного ученика» Бокова речь идет в очерке-воспоминании поэта «Великий Берендей» (1991). Представление о художественном творчестве как о продолжении животворящей, созидательной деятельности, «музыки» Природы («Отыми соловья от зарослей…», 1954 и др.), о том, что в мире «все взаимосвязано», было созвучно натурфилософским идеям Пришвина-художника, писавшего в «Дунинском дневнике»:

…человек только тем и человек, что соединяет в себе все, что есть в природе, расставляет эти свои части на места, и когда это верно приходится – все на места, – то достигается нечто новое в жизни, называемое по-разному: культурой, прогрессом, творчеством, и тогда вся природа включается в человека (цит. по: [Пришвина 1980: 4]).

«Тютчевский «мыслящий тростник» давно не давал мне покоя, – делился в 1993 году Боков своими раздумьями о константных моделях художественной образности этого культурного архетипа, восходящего к «Pensеes» Блеза Паскаля. – Я весь в природе, и первый учитель мой – М. Пришвин – шел от «мыслящего тростника»»2.

О своем учителе Боков писал как о человеке «большого гражданского мужества». Когда 19 августа 1942 года поэт, проходивший учебу в военном лагере Томской области, был необоснованно арестован, осужден ревтрибуналом Новосибирского гарнизона 23 марта 1943 года по политической 58-й статье и отправлен в Орловско-Розовское отделение СибЛага (Кемеровская область), Пришвин послал ему телеграмму, в которой открытым текстом писал: «Ты обязан выжить. Такие таланты, как ты, рождаются раз в сто лет» [Виктор Боков…].

Публикуемые письма Пришвина к Бокову и обращение к начальнику паспортного отдела Москвы, относящиеся к 1946–1952 годам, свидетельствуют о том, что великий писатель не только «не отказался» от опального поэта, но и «ободрял его письмами» [Боков 2012: 336], а после освобождения из СибЛага пытался помочь ему устроиться в Москве «в целях развития его творческого дарования». Эти попытки не увенчались успехом, но Боков высоко ценил моральную поддержку Пришвина, подчеркнуто называвшего недавнего узника СибЛага «достойным гражданином».

1

30.12.1946

Дорогой Виктор!

Вам наврали на меня, что я герой соц<иалистического> труда. У меня есть только скромный орден Трудового красного знамени, полученный мною за долголетие (70 лет)¹. По-прежнему я писатель, имеющий очень солидное признание своего народа, но еще не достигший соответственного признания среди влиятельных лиц, способных помочь Вам в беде. Совершенно верю Вам в том, что Вы не виноваты, но ведь не поверят мне и, знаю, ничего не станут делать. Может быть, я бы и попробовал что-нибудь сделать, если бы Вам еще долго нужно было терпеть горе. Но что это год, по которому уже прошло много дней. Ваш срок наверно кончится, прежде чем моя просьба оперится и поможет Вас освободить².

Итак, приветствую Вас и ожидаю выступления на литературном поприще.

Жму руку.

Михаил Пришвин

Автограф. Заказное письмо на имя В. Ф. Бокова было отправлено М. М. Пришвиным из Москвы 1.01.1947 (дата почтового штемпеля) по адресу: Кемеровская обл., В. Чебулинский р-н, п/я 247 – 8. Указан обратный адрес: Москва, Лаврушинский переулок, 17, кв. 65.

2

К О П И Я³

<Типографски:>

МИХАИЛ МИХАЙЛОВИЧ ПРИШВИН,

писатель, Москва, Лаврушинский переулок, 17, кв. 65,

тел. В-1–44–30.

<От руки:>

Москва

22.03.1951

Начальнику паспортного отдела г. Москвы и Московск. обл. полковнику В. П. Вязову.

Считаю своим долгом, как старейший писатель, друг А. М. Горького, ходатайствовать перед Вами за Виктора Федоровича Бокова, которого знаю еще мальчиком с 13-летн<его>. возраста⁴ по г. Загорску, где я долго жил⁵.

Боков происходит из трудовой русской семьи, он по-настоящему одарен и может в будущем крепко постоять за чистоту русского языка и русской культуры⁶. Необходимо легализировать жительство его в Москве в целях развития его творческого дарования.

Михаил Пришвин

Копия верна: секретарь ВДНТ им. Н. К. Крупской

Парамонова

Машинописная копия.

3

Звенигород

14.12.1952

Дорогой Виктор!

Спасибо за письмо, рад Вашим успехам⁷, достойный гражданин!

С Нового Года буду в Москве, звоните – приходите. Привет от Валерии Димитриевны⁸.

Жму руку.

Михаил Пришвин

Автограф.

Телеграмма и письма Б. Пастернака

Б. Пастернака и В. Бокова, несмотря на 24-летнюю разницу в возрасте, связывала многолетняя дружба. «Для меня он был пахарем и сеятелем в поле литературы и в трудные мои года, и теперь…» – писал о Пастернаке Боков в 1990 году в очерке «Высота духа» [Боков 2012: 328]. Пастернак высоко ценил талант своего младшего собрата по перу; на одной из книг, подаренных ему, сделал такую надпись: «Виктору Бокову, любимцу моему, горячему живому поэту в непрестанном действии, завидном, счастливом. 19 августа 1953 года. Переделкино» (см.: [Боков 2004: 86]).

«Меня всегда радует ясно выступающая очевидность Вашего дарования, – писал Пастернак, обращаясь к Бокову в 1955 году. – Причем Ваш талант именно того рода, какой, по ежедневным уверениям кругом, сейчас так требуется»1.

«Близкие по духу» [Боков 2012: 321], Пастернак и Боков поддерживали друг друга, особенно в очень трудные периоды их жизни. В 1944 году Пастернак, подобно Пришвину, направил Бокову в СибЛаг телеграмму со словами поддержки и солидарности. Вспоминая о встречах с Пастернаком весной 1948 года (после освобождения из СибЛага), Боков писал: «Он заряжал меня, опального поэта, перенесшего СибЛаг, энергией терпения и надежды» [Боков 2012: 327]. В конце 1940-х – первой половине 1950-х годов Пастернак принимал живое участие в литературной судьбе Бокова, пытался помочь в издании его первого поэтического сборника.

Пастернак первым дал высокую оценку лирическому циклу «Сибирское сидение» Бокова, полностью опубликованному лишь в 1992 году [Боков 1992]. В декабре того же года Боков в одном из писем вспоминал:

…Пастернак, слушая мои сибирские стихи, вскакивал, кричал «браво», говорил: «Это бесподобно. Какая силища! Какая правда! Какое нравственное здоровье и преодоление горя, вы над ним, а не под ним. Это дано только титанам». Он слышал искусство, а… <не> сюжет и тему. А это разные вещи2.

Такое преодоление «в стихах <…> сибирского горя» дало основание Пастернаку говорить о Бокове как о «на редкость душевно и духовно здоровом поэте»3.

Б. Пастернаку посвящены стихотворения В. Бокова «На могиле Пастернака» (1962), «Вспоминая похороны Пастернака» (1989), «Поле Пастернака» (1990), «Памяти Бориса Пастернака» (1993), «Кабинет Пастернака» (1999) и др., очерки «Собеседник рощ» (1989), «Высота духа» (1990).

4

<Из> Москвы 159 / 152 – 19 – 23 – 20 – 54,