Литературный процесс и индивидуальность писателя

Я хотел бы коснуться одного вопроса: как отражается в «Истории» индивидуальность писателя? Не пропадает ли она в этой монументальной панораме?

Главный штаб этого большого труда принял, мне кажется, правильное решение, когда отказался от глав, посвященных отдельным мастерам слова. Во-первых, потому, что вряд ли мы имеем уже достаточно проверенные критерии для отбора лучших из лучших. Во-вторых, потому, что индивидуальность писателя – явление неповторимое и не может стать структурной основой для обобщения полувекового многослойного опыта всей советской многонациональной литературы.

Мы часто создаем для себя мнимые дилеммы: или общие закономерности литературного процесса, или индивидуальность писателя. Но ведь ясно: невозможно раскрыть логику общего процесса без глубокого критического анализа произведений крупнейших писателей.

И в «Истории советской многонациональной литературы» индивидуальность писателя присутствует как активный фактор литературного развития на тех страницах, где литературный процесс не описывается, а становится объектом пристального анализа.

Например, в пятом томе «Истории» весьма убедительно характеризуется значение прозы В. Овечкина и Г. Троепольского для общей ориентации советской литературы того времени на решение назревших проблем, на анализ фактов повседневной жизни. В обзоре эстонской литературы получились довольно яркими характеристики молодых писателей, потому что эти характеристики отражают общие тенденции, свойственные «молодой» литературе тех лет. В обзоре казахской литературы как звено большой цепи вырастает фигура М. Ауэзова.

Самое трудное в работе историка – определить то место в литературном процессе, на котором писатель сыграл свою главную, решающую роль. История литературы – не выставка портретов.