Творческий путь Бориса Пильняка

1

В 20-е годы Борис Пильняк был популярной фигурой. Вокруг его произведений (а при жизни писателя они составили восемь томов) шли жаркие критические споры, кипели страсти. Луначарский считал Пильняка даровитым писателем, порожденным революцией, и в то же время резко критиковал его за узость взглядов на жизнь, а стиль его произведений считал эпигонским¹. А. Воронский в 1922 году писал о Пильняке как о самом крупном из молодых писателей, «с большим дерзанием… с несомненными художественными данными» ². Однако же и А. Воронский отмечал эклектизм в его взглядах; говорил, что ему недостает теоретической ясности в понимании происходящих событий. О том же писал в «Правде» Н. Осинский, считая Пильняка «бесспорным талантом», но «не нашедшим себя» ³.

Характерно отношение М. Горького к Б. Пильняку. Он не раз отмечал «несомненный талант» Б. Пильняка, но в 20-х годах постоянно выражал беспокойство, как бы писатель не утопил свой талант «в мутном щегольстве словами» ⁴, не изломал его в идейных срывах и ошибках.

Подобные оценки вполне закономерны: Пильняк был писателем действительно одаренным, но противоречивым, не случайно он прожил очень сложную жизнь в искусстве. Совершал он и ошибки политического характера, забывать о чем мы не можем и не должны («Повесть непогашенной луны», «Красное дерево»). Но не этими ошибками, которые с такой охотой поднимаются на щит советологами, определяется сегодняшнее значение Пильняка. Творчество его, выпавшее на многие годы из читательского и литературоведческого оборота, заслуживает непредвзятого критического рассмотрения.

Общими усилиями советских литературоведов в последнее время стираются «белые пятна» в истории советской литературы, восстанавливается сложная и разнообразная картина литературной жизни 20-х и 30-х годов. Продолжается углубленное изучение творчества Горького, А. Толстого, Шолохова, Фадеева и других писателей, определивших магистральные пути развития социалистического искусства, исследуется ныне и наследие таких сложных, неоднозначно Оцениваемых писателей, как М. Цветаева, О. Мандельштам, А. Белый. Выход четырехтомной истории русской советской литературы (ИМЛИ) и шеститомной истории советской многонациональной литературы (ИМЛИ), появление ряда статей расширили наше представление о богатых, сложных и многообразных путях формирования и развития советской литературы.

Творчество Пильняка – это часть ее истории. Поскольку оно известно только узкому кругу специалистов, имеет смысл, прежде чем характеризовать творческий путь Пильняка, напомнить основные вехи его литературной жизни.

Пильняк начал писать еще до революции. Первые его рассказы появились в 1915 году в «Ежемесячном журнале» В. С. Миролюбова, в 1916 году – в сборнике «Сполохи» и в журнале «Русская мысль». Начал он выступать, находясь под влиянием экспрессионистских опытов Л, Андреева, символизма А. Белого и натурализма А. Ремизова. Первый сборник рассказов «С последним пароходом» («Творчество», М. 1918) изображал застойность уездной жизни и мало чем отличался по содержанию и форме от произведений А. Ремизова.

После этого вышел еще один сборник рассказов «Былье» (1920), но всерьез о себе Пильняк заставил говорить спустя два года, когда появился роман «Голый год». Ориентируясь во многом на творческий опыт А. Белого, Б. Пильняк в то же время ощущал художественную близость с такими писателями, как И. Бабель, Вс. Иванов, Н. Никитин, В. Инбер, с ними у него были и дружеские связи. Пильняк принимал активное участие в литературной жизни, был председателем Правления Всероссийского союза писателей, входившего в Федерацию Объединения советских писателей (ФОСП). Он участвовал в работе Первого съезда советских писателей.

Октябрьская революция, грандиозные изменения, происходившие в стране в период социалистических преобразований, оказали решающее влияние на творчество Пильняка. Пильняк много ездил по стране, воочию наблюдал разворот социалистической нови – впечатления от этих поездок отразились в целом ряде его произведений. В 30-е годы тема социалистического созидания занимает в творчестве писателя ведущее место. Он создает значительные произведения: «Волга впадает в Каспийское море» (1930) – роман о строительстве Коломенского водохранилища; «Таджикистан – седьмая советская» (1931) – очерки, рассказывающие о социалистических преобразованиях в этой республике; «Созревание плодов» (1935) – роман о палешанах; «Соляной амбар» (1937) – оставшийся в рукописи роман о революционном движении в России⁵.

Пильняк часто бывал за границей: в 1922 году – в Германии, в 1923 – в Англии, в 1926 – в Китае и Японии, в 1931 – в США, в 1932 – снова в Японии. Результатом путешествий стали «Английские рассказы» (1924), «Китайская повесть» (1927), две книги о Японии – «Корни японского солнца» (1926) и «Камни и корни» (1934) и очерковая книга «О’кэй, американский роман» (1933), обличающая американский империализм.

Литературная деятельность Пильняка оборвалась в 1937 году. Умер он 9 сентября 1941 года.

2

Исследователь, который обращается к творчеству Пильняка, испытывает большие трудности. Конечно, вряд ли найдешь писателя, чей путь в искусстве был бы ровен и точен, как геометрическая прямая. Но творчество Пильняка (во всяком случае, до 1929 года) буквально соткано из противоречий, проявлявшихся во всем – во взгляде на меняющуюся действительность, в содержании произведений, в выборе персонажей и т. д. Трудность же в том и состоит, что, не упуская из вида этих противоречий, необходимо вместе с тем обнаружить ведущую тенденцию творчества писателя – путь к реализму.

В творчестве Пильняка довольно четко могут быть выделены три этапа: период революции и гражданской войны (сборник рассказов «Былье», 1920; «Метель», 1922; «Голый год», 1922); время нэпа, вплоть до великого перелома – 1929 («Мать-мачеха», 1922; «Машины и волки», 1924; «Мать сыра-земля», 1927; «Иван Москва», 1927); пора социалистических преобразований.

Большинство рассказов Б. Пильняка 1917 – 1919 годов, вошедших в сборник «Былье», носит модернистский характер. Писатель и приветствует перемены, свершающиеся в обществе, более того, испытывает восторг перед ними, и, с другой стороны, исполнен чувства неуверенности, растерянности, порожденных грозными и непонятными событиями истории. Старый, прогнивший и рушащийся мир Пильняк ненавидел, а смысл нового оставался для него сокрыт. Этим противоречием и объясняется во многом ломаная, распадающаяся форма ранних (да и не только ранних) его вещей. И все же интерес к исторической нови был у Пильняка с первых же шагов в литературе преобладающим; стремление проникнуть в суть ее было важнейшим импульсом его творчества. Достаточно сравнить рассказы 1917 – 1919 годов, вошедшие в сборник «Былье», с «Голым годом», чтобы обнаружить движение, происходящее в творчестве Б. Пильняка.

Подобное сравнение тем более уместно, что в историко-литературном плане роман «Голый год» тесно связан с рядом рассказов сборника «Былье». Так, рассказ «Колымен-город» (с незначительными изменениями) составил начало «Голого года» (под названием «Ордынин город»). Сюжетные ситуации, изображающие жизнь коммуны анархистов, ее гибель, взяты из рассказов «У Николы, что на Белых Колодезях», «Арина», «Полынь». Образ Ивана Колотурова – председателя комбеда – перешел без всяких изменений в «Голый год» из рассказа «Имение Белоконское».

Казалось бы, подобные совпадения указывают как раз на приверженность писателя к однажды найденному, вовсе не подтверждают мысль о развитии его. Однако дело здесь заключается в том, что названные рассказы не вполне типичны для всего сборника. В них предпринята попытка показать те сдвиги, которые происходят в уездной глуши под влиянием революции. Скажем, одному из героев рассказа «Полынь» принадлежат такие слова; «Посмотрите кругом, – в России сейчас сказка. Сказки творит народ, революцию творит народ, – революция началась, как сказка» ⁶. В известной мере подобные мотивы были близки самому автору, и все же основная тональность сборника «Былье» была – повторим это – иной. Во многих рассказах звучала идея, распространенная в буржуазной интеллигентской среде: революция несет с собой одичание, разрушение, голод, тиф. Именно тут Пильняк смыкался в своем понимании революции с А. Ремизовым («Слово о гибели земли Русской»), Евг. Замятиным («Пещера»), Написанные в стилизованной манере, с имитацией библейских мотивов и народных сказов, многие его рассказы утверждали, что революция отбросила Россию на тысячу лет назад. Наступила эра одичания («Тысяча лет»).

Иную картину мы видим в «Голом годе». В романе явственно ощутимо стремление писателя показать очистительную силу революции. «Русь старая сгинула, распалась, в пахнуло Русью новой, настоящей, Русью рабочего и мужика» ⁷, – писал А. Воронский, оценивая произведение.

«Слушать музыку революции» – этот призыв Блока явственно отозвался в «Голом годе». Недаром крупным планом возникают здесь фигуры большевиков. Именно в их деяниях и сознательно избранной цели жизни усматривает Пильняк новое начало исторического развития России. Эта идея возникает уже во «Вступлении» к роману, где изображается жизнь захолустного городка Ордынина, Затем она звучит в основных главах, связывается с судьбой отдельных лиц и становится ведущей в предпоследней главе – «Большевики».

Бесспорно, однако, и то, что созидательной силы революции и истинного смысла происходящих событий в эту пору писатель еще не осознает. Отсюда – стихийно-экспрессионистский стиль произведения: автор не столько изображает объект, сколько выражает к нему свое, часто противоречивое, отношение. Порой тяга к формальному эксперименту выливалась в простое звукоподражание: «Метель. Март. – Ах какая метель, когда ветер ест снег! Шоояя, шо-ояя, шоооояя!.. Гвииу, гваау, гааау… гвиииуу, гвииииууу… Гу-ву-зз!» ⁸

Противоречия в мировоззрении Пильняка проявляются и в изображении старого мира сдвинутого с места, взорванного революцией.

Обличение косности, показ купеческого быта, нравов зарядья, распада семьи помещиков Ордыниных сделаны в романе местами сильно, убедительно. Здесь оправдан гротеск, резкая контрастность, отрывочное, фантасмагорическое переплетение различных ситуаций и событий.

Однако же нередко писателя подавлял хаос жизни; обывательское тупоумие, проявление анархизма в массах, дикости в деревне вызывали у него растерянность и страх. Фиксируя все это в стиле спонтанного повествования, Б. Пильняк нередко доходил до натурализма, особенно в главах, рассказывающих о мешочниках, о теплушках, о варварстве деревенской жизни (не зря писатель назвал эту часть повествования: «Самая темная», – т. 1, стр. 182). Все перемешивается, как в калейдоскопе, образуя, по меткому выражению Виктора Гофмана, «литературный паноптикум» ⁹.

Современная критика бурно реагировала на выход романа Пильняка и отметила кричащие его противоречия. В. Львов-Рога невский обвинил писателя в эклектизме¹⁰. Я. Браун в «Сибирских огнях» протестовал против публикации романа¹¹. Даже А.

1. По мнению Луначарского, Б. Пильняк запутался в мелочах и курьезах: «Такой человек… до крайности близорук, как часовой мастер, привыкший к мелочам» (А. В. Луначарский, Собр. соч. в 8-ми томах, т. 8, «Художественная литература», М. 1967, стр. 58).[↩]
2. А. Воронский, Литературные силуэты. I. Борис Пильняк, «Красная новь», 1922, N 4 (8), стр. 265.[↩]
3. Н. Осинский, Побеги травы (заметки читателя). 1. Новая литература: проза, «Правда», 30 апреля 1922 года.[↩]
4. «Литературное наследство», 1963, т. 70. «Горький и советские писатели. Неизданная переписка», стр. 311[↩]
5. Читателю известны главы из этого романа, опубликованные в журнале «Москва», 1964, N 5[↩]
6. Цит. по кн.: Бор. Пильняк, Былье, «Библиофил», Ревель, 1922, стр. 46.[↩]
7. А. Воронский, Литературные силуэты. I. Борис Пильняк, «Красная новь», 1922, N 4 (8), стр. 260.[↩]
8. Борис Пильняк, Собр. соч., т. I, ГИЗ, М.-Л. 1930, стр. 206. В дальнейшем ссылки на это издание даются в тексте с указанием тома и страницы.[↩]
9. Виктор Гофман, Место Пильняка, в кн.: «Мастера современной литературы», сб. III. Бор. Пильняк. Под редакцией Б. В. Казанского и Ю. Н. Тынянова, «Academia», Л. 1928, стр. 21.[↩]
10. «В идеологию этого «бытописателя революции», вернее – бытописателя обывательщины при революции, вошло немного от народников, немного от анархистов, немного от «большевиков, но не коммунистов», и очень много от обывателя «Колымен-города» с его любовью к славянофильской браге, с его психологией мещанина, с его идеологической мешаниной» (В. Львов-Рогачевский, Борис Пильняк, «Московский понедельник», 7 августа 1922 года).[↩]
11. »И с чего это взяли А. Воронский, Н. Осинский и др., что Пильняк революционен?..

    С того ли, что революция выглядит у него пугачевщиной, уводящей нас в XVII век?

    С того ли, что коммунисты – «кожаные куртки» – выглядят у него героями и «кожаными красавцами»? Но… хороши и «красавцы»: – один – так живописует Пильняк – прописывает самоубийство отцу (Архипов), другая (Ксения Ордынина) предается половым оргиям», – Я. Браун, Нигилисты и циники (О творчестве Бориса Пильняка), «Сибирские огни», 1923, N 1 – 2, стр. 230. [↩]