Литературные воспоминания. Публикация М. Ангарской

Предлагаю читателям отрывок из рукописи моего отца Н. С. Клестова-Ангарского (1873 – 1941). Псевдоним взят во время царской ссылки на берега Ангары.

Николай Клестов-Ангарский – участник революционного движения. В 1905 году в Харькове был арестован и сослан на пять лет в Туруханский край, но из пересыльной омской тюрьмы бежал, прибыл в Москву, где поселился нелегально по паспорту А. Н. Масленникова. Здесь Клестову-Ангарскому удалось устроиться на книжном складе «Весна» старшим продавцом. Продолжая нелегальную деятельность, он способствовал изданию ряда политических брошюр и «Капитала» К. Маркса в переводе Скворцова-Степанова.

По издательским делам Клестов-Ангарский был связан с купцом Г. А. Блюменбергом, который представлял парижские бумажные фабрики «Пализен». Наличие бумаги помогло организовать издание литературных сборников «Земля».

«Книгоиздательство писателей в Москве» Клестов-Ангарский создал в 1912 году. В него вступили лучшие писатели России реалистического направления: Бунин, Куприн, Леонид Андреев, Вересаев, Сергеев-Ценский, Шмелев, Серафимович и др. Пережив войну и революцию, издательство просуществовало до. 1923 года.

Литературный критик, издатель, редактор, Клестов-Ангарский был видным общественным деятелем, просветителем, поборником культуры. Бережно относясь к традициям русской литературы, он призывал изучать классиков, ибо это расширяет кругозор, прививает хороший вкус, помогает создавать новую культуру, литературу.

С 1917 по 1929 год Клестов-Ангарский – член президиума Исполкома Моссовета. Заведует отделом печати Москвы. Занимая ряд государственных постов как в нашей стране, так и на дипломатической работе за рубежом, Николай Семенович продолжает активно заниматься литературой. Организует широкоизвестное издательство «Недра», выпускает альманахи под тем же названием. Клестов-Ангарский являлся директором и главным» редактором издательства «Недра». Писатели дружески называли Николая Семеновича «охотником за талантами». Это он открыл таких писателей, как Михаил Булгаков, Никандров, Подъячев, впервые опубликовал «Железный поток» Серафимовича. В «Недрах», которые просуществовали почти десять лет, печатались многие известные советские писатели старшего поколения: Федин, Вересаев, Эренбург, Алексей Толстой. Там опубликовал свои ранние стихи Николай Тихонов. В 1937 – 1939 годах Н. С. Клестов-Ангарский возглавлял акционерное общество «Международная книга».

В последние годы жизни Николай Семенович усиленно занимался и исследовательской и литературно-публицистической деятельностью. Помогал В. Д. Бонч-Бруевичу организовать литературный музей.

Начал писать воспоминания, но 11 мая 1940 года был, как и многие его соратники, арестован и погиб…

Сохранились письма В. Д. Бонч-Бруевича к моему отцу, в которых он касается его литературных воспоминаний. Январь 1939 года: «Дорогой Николай Семенович!

С большим вниманием прочел присланную часть Ваших литературных воспоминаний. Нечего и говорить о том, что они представляют очень интересный документ тех литературно-издательских отношений, которые были у нас свыше 20-ти лет назад и в которых Вы принимали такое деятельное участие. Публикация писем: Вересаева, Шмелева, Ценского, Чирикова и других придает Вашим воспоминаниям еще большую документальность. Описание всех внутренних отношений вводит читателя в ту закулисную сторону издательско-литературной деятельности, которую так необходимо знать, чтобы представить себе, как возникали издательства, что они преследовали, что ими руководило и кто были их руководители. Само собой понятно, что Вашу рукопись мы очень охотно приобретем по нашим музейно-архивным ценам, с тем, что авторское право остается за Вами, это будет оговорено в особом протокольном постановлении.

Согласен с Вами, что с публикацией Вашей рукописи надо немного обождать, но по истечении некоторого времени обязательно печатать.

С наилучшими пожеланиями Влад. Бонч-Бруевич».

И вот наступило время… Повинуясь желанию отца и совету Бонч-Бруевича, передаю воспоминания Н. С. Клестова-Ангарского редакции журнала «Вопросы литературы».

…Хочется надеяться, что читателям будет интересно узнать о проблемах и трудностях, которые так волновали писателей в ту давнюю пору…

 

I

Из сибирской ссылки вернулся осенью 1911 года. Время было глухое. Общественный подъем еще не обозначился.

«Половая проблема», упадочные, антижизненные настроения в литературе как бы отражали мутные волны нездоровой эротики в жизни.

В эсеровском журнале «Заветы» печатался роман Савинкова «То, чего не было». В «Русской мысли» вышел роман Миртова¹ «Мертвая зыбь», в котором отразилось глубокое разочарование в жизни. В произведениях Бориса Зайцева проповедовалось мистическое обновление деятелей революции у тихой религиозной пристани.

Роман Арцыбашева «Санин» все еще пользовался шумным успехом, как бы демонстрируя пренебрежение к традициям русской интеллигенции.

Разнузданная чувственность, оправдание всех и всяких «естественных желаний» с не меньшей силой отразились в романах Ф. Сологуба.

Статьи и книги Мережковского подводили как бы философское обоснование всей этой литературе упадка.

«Мистический анархизм» получил широкий размах в творчестве Леонида Андреева, которое по сути дела увековечило в художественных образах упадочное настроение интеллигенции. Даже М. Горький в годы реакции пытался в «Исповеди» утвердить новое религиозное сознание – «богостроительство».

* * *

…Однако, прежде чем перейти к воспоминаниям об этой эпохе, мне кажется, будет интересным вернуться несколько назад и рассказать о возникновении «Московского книгоиздательства», в частности о литературных сборниках «Земля».

…Во главе «Московского книгоиздательства» стоял тогда купец Г. А. Блюменберг, представитель бумажных фабрик «Пализен», находящихся в Париже.

Сам старик Блюменберг делом не занимался, и вся издательская деятельность находилась в руках его сына, кавалерийского офицера в отставке Г. Г. Блюменберга, и прокуриста их торгового дома Д. М. Ребрика.

Познакомился я с Блюменбергами осенью 1906 года при следующих обстоятельствах. После побега из пересыльной омской тюрьмы в апреле 1906 года я прибыл нелегально в Москву по паспорту А. Н. Масленникова и поступил работать старшим продавцом в книжный магазин Путиловой, помещавшийся на Арбате. Здесь я познакомился с историком Н. Н. Батуриным. Предложил ему издать серию политических брошюр. В то время их выходило много, но необходимого подбора для пропагандистов не было. Мы с Батуриным решили восполнить этот пробел. Наметили темы, авторов. Название нашим брошюрам мы дали очень длинное: «Лекции и рефераты по вопросам программы и тактики социал-демократии». Выпустили мы за короткое время десяток таких брошюр. Расходились они так быстро, что почти все пришлось выпустить вторым изданием. Деньги для этого достал мой старый знакомый И. Д. Смирницкий, представитель петербургской фабрики «Свет». Бумагу же я покупал на Варварке, где помещался склад писчебумажных фабрик «Пализен».

В одно из моих посещений этого склада старик Блюменберг спросил:

– Какие это вы книжки печатаете на нашей бумаге? Я показал ему список книг.

– И что же, есть на них спрос?

– Да, как видите…

– А вы не могли бы нам что-либо предложить для издания? Бумаги у нас достаточно, и мы заинтересованы в ее сбыте.

Предложение было не совсем обычное. Я обещал подумать и через несколько дней дать ответ.

В то время интерес к политической экономии и философии был большой. Особенным спросом пользовался «Капитал» Маркса. Эту давно распроданную книгу было трудно достать. Я решил предложить купцам издать ее. Через несколько дней отправился к Блюменбергам. Они поджидали меня, сидя в остекленной конторке среди кипы бумаг и картона. Трудность моего положения заключалась в том, что я должен был убедить Блюменбергов, что издание «Капитала» дело верное, прибыльное.

«Больших прибылей мы не хотим, лишь бы выгодно поместить бумагу», – сказал старик Блюменберг.

Мне было поручено найти переводчиков и редактора.

Я обратился к И. И. Скворцову-Степанову. Он согласился и привлек к переводу также Базарова² и Сильвина³.

Том 1-й «Капитала» разошелся быстро, но издание затянулось на два года и поглотило немало средств. Надежды представителей пализенских фабрик на быстрый оборот капитала не оправдались.

«Единственно, что на бумаге заработали», – сокрушался старик Блюменберг.

Однако издательская деятельность Блюменбергов с окончанием издания «Капитала» не прекратилась. Решено было организовать «настоящее» издательство, во главе коего встал сын Блюменберга. Я же был приглашен в качестве заведующего издательством.

…К этому примерно времени относится выход в свет в издании «Шиповника» пьесы Леонида Андреева «Жизнь человека». Она была поставлена в Художественном театре и имела шумный успех. Очередной сборник. «Шиповника» с этой пьесой разошелся в двух изданиях чуть ли не в 30000 экз. Тираж по тому времени немалый.

С грустью смотрел ротмистр Блюменберг на «Капитал» Маркса, напечатанный в 8000 экз.

«Слов нет, – говорил он, – книга верная, идет ровно, но это не тот товар, в который хотелось бы вложить средства, вот «Шиповник» в три месяца тираж распродал – это дело…»

– А не можете ли вы, господин Масленников, – спросил меня однажды ротмистр Блюменберг, – организовать сборники вроде «Шиповника» или «Знания».

– Вы поймите, мы не стесняемся в средствах, но мы хотим поместить капитал с нормальной прибылью, – добавил слушавший наш разговор старик Блюменберг.

– Мы хотим издавать книги Горького, – настаивали Блюменберги, – они хорошо идут. Можете вы для нас иметь книги Горького?

Я разъяснил Блюменбергам, что Горький является совладельцем «Знания» и к нам не пойдет.

– Ну хорошо, не можете дать нам Горького, мы согласны иметь Леонида Андреева…

– Андреев издается в «Шиповнике».

– Ну и что же из того, что в «Шиповнике»? Разве Андреев не имеет права печататься в других издательствах?

– Я этого не знаю…

– Но вы поговорите с ним. Скажите, что мы хотим дело поставить солидно, не хуже «Шиповника».

– Но, Густав Алексеевич, прежде чем обращаться к Леониду Андрееву, надо самим иметь представление, куда его приглашать. В сборники? Их еще нет. Нужен редактор сборников, который мог бы привлечь целый ряд писателей, а не только Андреева. Придется, во-первых, пригласить редактора, затем иметь дело с участниками сборников, заключить с ними договора, выдавать авансы и т. д.

– Зачем надо привлекать редактора? – недоумевали Блюменберги. – Разве редактор может исправлять сочинения Андреева или Горького?

– Дело в том, что сборники состоят не только из сочинений Горького или Андреева, надо привлекать других авторов.

– Привлекать авторов… Но это может делать заведующий издательством…

– Дмитрий Маркович, – обратился старик Блюменберг к прокуристу Ребрику. – Прикиньте – во что обойдется сборник вроде «Шиповника»?

Через несколько минут Дмитрий Маркович представил калькуляцию, из которой выходило, что сборник должен дать ориентировочно 20 процентов прибыли.

– Это много, – заявил Густав Алексеевич. – Мы хотим только 5 – 6 процентов на капитал.

Было решено, что я обращусь к Леониду Андрееву…

Зимой 1907 года я зашел в Лоскутную гостиницу, что на Тверской, где Леонид Андреев обычно останавливался в свои частые приезды в Москву. Это была моя первая с ним встреча. Андреев произвел на меня большое впечатление. Одет он был в темную бархатную блузу с широким отложным воротником, повязанным черным мягким галстуком. Густые, зачесанные назад волосы, большой красивый лоб, на который спадает прядь волос, усталые глаза под темными бровями, красивый прямой нос, бледное лицо, окаймленное небольшой бородкой. От всей его фигуры, манеры говорить, улыбки оставалось впечатление изящества и мрачной красоты.

Андреев внимательно меня выслушал и сказал:

– Это очень хорошо, что купцы в литературу вмешиваться не будут, а как же сборники, кто их будет редактировать?

Я ответил, что редактора пока нет, он будет приглашен, как только получу согласие на сотрудничество Андреева и некоторых писателей.

– Я целиком запродался «Шиповнику», – сказал Андреев, – но это не касается новых вещей, ими я могу располагать.

За окончательным ответом Андреев просил зайти через два-три дня.

– Я обдумал ваше предложение, – сказал Андреев, когда я вновь пришел, – дам вам рассказ для сборника, а в редакторы рекомендовал бы Бунина, Ивана Алексеевича, его мы все знаем и ценим. Он соберет писателей.

Я обещал передать предложение Андреева Блюменбергу.

Блюменберги были очень довольны, что получено согласие Андреева участвовать в сборниках. Приглашение Бунина они рассматривали как накладные расходы при привлечении Андреева, как дополнительный гонорар. Они предполагали, что авторы пойдут туда, где им больше платят, литературное же и политическое лицо издательства существенного значения не имеет, а функции редактора может выполнять прокурист Ребрик…

Первая моя встреча с Буниным произвела на меня неблагоприятное впечатление. Проживал в то время Бунин в Столовом переулке у своего родственника Пушешникова⁴. Небольшой деревянный особнячок, один из тех, о которых Бунин писал: «Там в старых переулках за Арбатом Москва далекая старинная». Небольшой кабинетик, поскрипывают половицы. На всем печать увядания. И сам Бунин какой-то «бывший»… Принял он меня надменно, сухо. Во всем чувствовался обедневший помещик-дворянин, скрывающий бедность за надменностью и высокомерием («Сидит на рогоже, а смотрит с ковра»).

– Леонид Николаевич говорил мне о вашем начинании, что же, дело доброе… Но трудное. Пишут мало, а что написали, давно запродано.

Чтобы не обидеть Бунина, я заговорил сначала об его участии в сборниках. Бунин ответил, что ничего сейчас предложить, за исключением переводов из Байрона, не может.

– Леонид Николаевич, – продолжал я, – советовал просить вас взять на себя редактирование сборников. Как бы вы отнеслись к такому предложению?

– Леонид мне говорил… Хлопотливое это дело. Да и времени у меня нет, живу я не постоянно в Москве. Но меня это интересует, я бы, пожалуй, взялся.

Согласие Бунина редактировать сборники Блюменберги восприняли без особого энтузиазма, но соглашение подписали.

Как же назвать сборники? Немало времени потратили мы с Буниным, подыскивая название.

Сначала предполагали назвать «Жизнь», но оказалось, что такое название уже было (журнал «Жизнь»). «Москва»? «Кремль»? Претенциозно, хотя именно Кремль, несколько стилизованный, предложил художник И. Билибин для марки издательства.

В конечном счете решили дать сборникам название «Земля». Имелось в виду, что в сборниках будут печататься только реалистические вещи, изображающие подлинную жизнь.

Но если о первом сборнике «Земля» еще можно было сказать, что он в какой-то степени оправдал свое название (Л. Андреев, Ив. Бунин, Б. Зайцев, А. Куприн, А. Серафимович), то остальные сборники собирались без всякой системы. Прежде всего старались получить что-либо у Леонида Андреева, Куприна, Арцыбашева в качестве «гвоздя», вокруг которого обычно располагали материал «второстепенный», не тиражный, то, что называли «затычкой».

Итак, Бунин стал редактором сборников, я заведовал издательством. Леонид Андреев обещал для первого сборника рассказ, но через некоторое время заявил, что рассказ уже отдан «Шиповнику», нам он даст «пьеску» («Любовь студента»). Однако вместо «пьески» (окончательное название «Дни нашей жизни») дал все же рассказ «Проклятие зверя», за который Блюменберги должны были уплатить две тысячи рублей.

– Две тысячи рублей за лист с четвертью! – удивился Блюменберг. – Это колоссальный гонорар. Может быть, он уступит что-нибудь для нового дела, как вы думаете, г. Масленников?

Я ответил, что торговаться не следует, что на Андреева это произведет плохое впечатление и он рассказ отдаст в другое издательство.

– Ну, хорошо, – вздохнул Блюменберг, – пусть две тысячи. Надо остальной материал достать дешевле, чтобы избежать убытка.

Старик Блюменберг, его сын и прокурист Дмитрий Маркович снова стали подсчитывать расходы и убытки.

– Кого вы думаете еще взять в сборник? – спросил Блюменберг.

– Бунин намечает Куприна, Бориса Зайцева, сам он ничего сейчас более или менее значительного не имеет, обещает стихи…

– Скажите Бунину, что мы хотим иметь сборник к началу сезона… Нам необходимо ускорить оборот капитала…

Однако «оборот капитала» совершался медленно. Бунин собирал материал среди личных друзей и знакомых, среди сотрудников «Знания» и «Шиповника».

– Надо просить Вересаева, – сказал я Бунину, – он, кажется, закончил большую вещь…

Я тогда же поехал к Вересаеву. Жил он в то время на Девичьем поле, в Божениновском переулке.

Вересаев произвел на меня совсем иное впечатление, чем Бунин и Леонид Андреев. Никакой рисовки. Располагающая простота.

Одет был Вересаев в костюм защитного цвета. Неизменная тужурка, которую носит и сейчас: «Весьма, знаете, удобно: не требуется ни воротничков, ни галстуков». Лицо интеллигента, русская бородка, пенсне.

Я просил Вересаева дать для сборника «Земля» новую повесть «К жизни». Викентий Викентиевич согласился, но решительно возразил против того, чтобы она была напечатана в одном сборнике: это, по его мнению, отрицательно отразится на отдельном издании книги. Повесть вскоре появилась в «Современном мире».

– Хорошо бы взять вещь у Куприна, – сказал мне Бунин, – иначе мы полновесный сборник не составим. Надо поехать к нему в Гатчину или в Петербург, у него есть повесть, называется «Суламифь», но, кажется, уже запродана «Шиповнику», а у Гржебина⁵ отбить будет нелегко. Он человек огромной энергии, фактически руководит «Шиповником».

II

Итак, для окончательного составления первого сборника «Земля» решено было ехать к Куприну. Мы получили сведения, что он, постоянно живущий в Гатчине, сейчас находится в Петербурге.

Нашли мы Куприна в гостинице «Пале-Рояль». В номере было шумно, тесно и пьяно.

Куприн сидел рядом с женой Елизаветой Морицевной, приехавшей за ним из Гатчины. Из многочисленного окружения Куприна запомнились владельцы «Шиповника» Гржебин и Копельман, редактор «Свободных мыслей» Петр Пильский, журналист Маныч и какой-то грузный цирковой атлет.

Вид у Куприна был заспанный, усталый и смущенный. Присутствие в пьяной компании Елизаветы Морицевны говорило о том, что он должен ехать домой в Гатчину.

– А, Ваничка, здравствуй! – воскликнул Куприн, вставая из-за стола навстречу Бунину. – Садись сюда, водки хочешь?

И прежде чем Бунин успел что-либо ответить, Куприн стал втискивать его на стул рядом с Гржебиным и Копельманом, что уж совсем не входило в наши планы.

Бунин сопротивлялся, отказывался, говорил, что зашел всего лишь «на минутку» по делу и что сегодня уезжает в Москву.

Через несколько минут незаметно удалось вызвать Куприна в коридор.

В Петербурге уже было известно, что Блюменберг организует литературное издательство, что в дело вкладываются солидные средства и что редактором сборников приглашен Бунин.

– Вот что, Саша, – начал Бунин. – Ты знаешь уже, что в Москве организуются сборники, материал уже набран. Леонид дал рассказ, но мы не хотим выступать в первом сборнике без тебя. Как у тебя «Суламифь», свободна?..

Куприн лукаво взглянул на Бунина и ответил:

– Продано Копельману.

– Продана или обещана?

– Обещана, – с той же лукавой улыбкой ответил Куприн.

– Но рукопись еще у тебя?

– У меня…

1. О. Миртов (Копылева (Розенфельд) О. Э; 1875 – ?) – писательница. В 1909 году выступила в «Русской мысли» с романом «Мертвая зыбь», который по своей идеологической направленности перекликался со сборником «Вехи».[↩]
2. В. А. Базаров (Руднев; 1874 – 1939) – русский философ и экономист.[↩]
3. М. А. Сильвин (1874 – 1955) – один из организаторов и руководителей петербургского «Союза борьбы за освобождение рабочего класса». Агент «Искры».[↩]
4. Н. А. Пушешников (1882 – 1939) – двоюродный племянник И. А. Бунина.[↩]
5. З. И. Гржебин (1869 – 1929) – художник-график и издатель. До революции сотрудничал в «Шиповнике».[↩]