№2, 1992/Хроника

Среди журналов и газет

В. НАБОКОВ. «ЮБИЛЕЙ», «ТОРЖЕСТВО ДОБРОДЕТЕЛИ». Журнал «Даугава» (1990, N 9) публикует статьи В. Набокова, которые были напечатаны в берлинском журнале «Руль»: статья «Юбилей», посвященная 10-й годовщине Октябрьского переворота 1917 года (1927), и статья «Торжество добродетели» (1930) – о советской литературе.

«В эти дни, когда тянет оттуда трупным запашком юбилея, – пишет В. Набоков в статье «Юбилей», – отчего бы и наш юбилей не попраздновать? Десять лет презрения, десять лет верности, десять лет свободы, – неужели это недостойно хоть одной юбилейной речи?..

– Десять лет презрения. Я презираю не человека, не рабочего Сидорова, честного члена какого-нибудь Ком-пом-цом, а ту уродливую тупую идейку, которая превращает русских простаков в коммунистических простофиль, которая из людей делает муравьев… Мещанской скукой веет от серых страниц «Правды», мещанской злобой звучит политический выкрик большевика, мещанской дурью набухла бедная его головушка. Говорят, поглупела Россия, да и немудрено… Вся она расплылась провинциальной глушью…

Я презираю коммунистическую веру, как идею низкого равенства, как скучную страницу в праздничной истории человечества, как отрицание земных и неземных красот, как нечто, глупо посягающее на мое свободное «я», как поощрительницу невежества, тупости и самодовольства…

И не только десять лет презрения… Десять лет верности празднуем мы. Мы верны России не только так; как бываешь верен воспоминанию, не только любим ее, как любишь убежавшее детство, улетевшую юность, – нет, мы верны той России, которой могли гордиться, России, создавшейся медленно и мерно и бывшей огромной державой среди других огромных держав…

И заодно мы празднуем десять лет свободы. Такой свободы, какую знаем мы, не знал, быть может, ни один народ. В той особенной России, которая невидимо нас окружает, живит и держит нас, пропитывает душу, окрашивает сны, – нет ни одного закона, кроме закона любви к ней, и нет власти, кроме нашей собственной совести. Мы о ней можем все сказать, все написать, скрывать нам нечего, и никакая цензура нам не ставит преграды, мы свободные граждане нашей мечты. Наше рассеянное государство, наша кочующая держава этой свободой сильна, и когда-нибудь мы благодарны будем слепой Клио за то, что она дала нам возможность вкусить этой свободы и в изгнании пронзительно понять и прочувствовать родную нашу страну…»

Статья «Торжество добродетели» подписана псевдонимом – В. Сирин.

«Поверхностному уму может показаться, что автор этой статьи находится в более выгодном положении, чем любой советский критик, который, живо чувствуя классовую подоплеку литературы, проводит отчетливую черту между литературой буржуазной и пролетарской… – пишет В. Набоков.

Однако проницательный и честный советский критик ответит, что человеческий, внеклассовый подход к вещам – абсурд, или точнее, что самая беспристрастность оценки есть уже скрытая форма буржуазности. Утверждение чрезвычайно важное, ибо из него следует, что выдержанный коммунист, потомственный пролетарий, и несдержанный помещик, потомственный дворянин, по-разному воспринимают простейшие в мире вещи – удовольствие от глотка холодной воды в жаркий день, боль от сильного удара по голове, раздражение от неудобной обуви и много других человеческих ощущений, одинаково свойственных всем смертным. Напрасно я стал бы утверждать, что ответственный работник чихает и зевает так же, как безответственный буржуа: не я прав, а советский критик. Все дело в том, что классовое мышление – некая призрачная роскошь, нечто высоко духовное и идеальное, единственное, что может спасти от понятного отчаяния пролетарского человека, анатомически устроенного по буржуазному образцу и обреченного не только жить под буржуазной синевой неба и работать буржуазными пятипалыми руками, но и носить в себе до конца дней того костлявого персонажа, которого буржуазные ученые зовут буржуазным словом «скелет».

И вот получается любопытная вещь: как Марксово учение приобретает вдруг оттенок необычайной духовности при сопоставлении его с низкой буржуазной анатомией самого марксоведа, точно так же и советская литература по сравнению с литературой русской, с литературой мировой, проникнута высоким идеализмом, глубокой гуманностью, твердой моралью. Мало того: никогда ни в одной стране литература так не славила добро и знание, смирение и благочестие, так не ратовала за нравственность, как это делает с начала своего существования советская литература. Если уже искать слабую аналогию, то нужно обратиться к невинному младенчеству европейской литературы, к тому весьма отдаленному времени, когда разыгрывались бесхитростные мистерии и грубоватые басни. Черти с рогами, скупцы с мешками, сварливые жены, толстые мельники и пройдохи дьяки, – все эти литературные типы были до крайности просты и отчетливы. Моралью кормили до отвала, суповой ложкой…

К счастью, – иронически замечает писатель, – нет никаких оснований предполагать, что советская литература в скором времени свернет с пути истины.

Статья в PDF

Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №2, 1992

Цитировать

От редакции Среди журналов и газет / От редакции // Вопросы литературы. - 1992 - №2.
Копировать