Летопись современного литературного процесса
«Литература и современность» Сб. 15, 16, 17, «Художественная литература», М. 1977, 1978, 1980.
Выходящие в издательстве «Художественная литература» сборники «Литература и современность» давно уже вошли в обиход – для всех, кто занимается изучением современного литературного процесса. Сложилась определенная структура издания, его оформления. Каждая из книг дает более или менее полное представление об одном, реже – о двух годах литературного развития.
1980 год был юбилейным для издательства «Художественная литература», юбилейный он и для названной серии: в 1960 году вышел первый сборник, составленный из статей о литературе 1959 – 1960 годов, а в 1980 – семнадцатый, содержащий материал о литературной жизни 1978 года.
Первая книга серии «Литература и современность» вышла по инициативе секции Критики и литературоведения Московского отделения Союза писателей. Составителями ее были А. Дементьев и С. Машинский. Состав авторов – московские критики и литературоведы. Однако уже тогда составители и издатели имели в виду значительно расширить и авторский коллектив, и круг освещаемых проблем. Если первый сборник был посвящен почти исключительно русской советской литературе, то уже вторая книга включала в свою орбиту и выдающиеся произведения национальных литератур; наряду с московскими критиками в издании участвовали и критики из союзных республик.
В дальнейшем сборники стали выходить при участии Комиссии по критике Союза писателей РСФСР, а в подготовке последних книг участвует и Совет по критике и литературоведению при правлении Союза писателей СССР, что определило и более представительное участие критиков из краев и областей страны. Все в большей и большей мере сборники «Литература и современность» приобретали характер периодического издания. С десятой книги, увидевшей свет в 1970 году, кроме составителей, на титульном листе значится и редколлегия издания, в которую вошли видные советские критики и литературоведы.
Листая книгу за книгой, видишь, как постепенно формировались рубрики сборников, как ежегодник все более обогащался литературным материалом, хотя его структура, начиная с первого и кончая последним выпуском, оставалась в основном стабильной.
Один раздел, как правило, посвящается проблемам теории социалистического реализма. Здесь опубликованы статьи многих наших ученых. И материалы эти дают достаточно полное представление о движении и развитии теории социалистического реализма на современном этапе.
Другой раздел обычно включает обзоры литературы, он вводит читателя в круг сегодняшних литературных проблем, и, наконец, каждая книга предлагает статьи, посвященные отдельным произведениям года. При этом содержание книг серии «Литература и современность» достаточно подвижно: появлялось нем зло различных рубрик – «О чем мы спорим», «Писатели о времени и о себе», «Народ на войне», «Литература и жизнь деревни», «Пути и судьбы жанров», – которые обогащали книги, расширяли круг рассматриваемых проблем.
Специально нужно сказать о литературной хронике года, которая появилась впервые в седьмом сборнике, изданном в 1967 году. Этот раздел придает книгам особую весомость справочного, летописного характера. В хронике мы находим сведения о наиболее значительных явлениях общественно-литературной жизни, здесь отмечено большинство новых произведений крупных жанров, опубликованных на страницах центральных журналов; хроника дает возможность проследить за ходом некоторых дискуссий, регистрируются важнейшие критические выступления года.
В нескольких сборниках наряду с журнальными публикациями хроника давала сведения и о книгах за прошедший год. Потом этот раздел был исключен, и, на мой взгляд, напрасно. Известно ведь, что далеко не все произведения (даже выдающиеся) приходят к читателям через журнальные публикации.
Составители хроники из книги в книгу настойчиво повторяют, что только выборочно используются периферийные издания. Почему? Разве такая уж редкость, когда заметные произведения литературы публикуются на страницах «Сибирских огней», «Севера», «Урала», «Дона» и других подобных изданий?
Наверное, невозможно в хронике охватить всю литературную периодику, выходящую у нас в стране. Скажем, журналы наших национальных республик могли бы успешно охватываться другим, подобным «Литературе и современности», изданием – «Единство», которое недавно начало выходить и посвящено как раз проблемам развития национальных литератур. Что же касается других периферийных изданий, то без их охвата не может быть и речи о полноте литературной хроники года.
Следует, очевидно, позаботиться и об удобстве пользования литературной хроникой, да и вообще сборниками, коль скоро издание фактически стало периодическим, снабдив его по крайней мере именным указателем. Издание «Альманах библиофила» моложе серии «Литература и современность», а вышедший в 1980 году в издательстве «Книга» восьмой выпуск имеет указатель имен.
Прежде чем перейти к более подробному рассмотрению последних выпусков «Литературы и современности», хотелось высказать еще одно общее замечание, касающееся оперативности издания. В 1965 году Г. Митин, рецензируя на страницах журнала «Вопросы литературы» пятый сборник, мог отметить таковую. Книга сдана в набор 3 августа 1964 года, писал он, а содержит шесть статей, опубликованных в том же 1964 году. Примерно то же можно сказать о седьмом сборнике, вышедшем в 1967 году и содержащем литературную хронику за 1966.
Ныне такую похвалу изданию уже не выскажешь: последний, семнадцатый сборник, появившийся в 1980 году, составлен из материалов 1978 года, и хроника соответственно дана за тот же год.
Итак, двадцать лет литературного развития. В какой же мере изданные семнадцать книг вмещают в себя все многообразие и богатство литературного процесса, в какой степени они дают представление о движении и развитии жанров, знакомят с важнейшими дискуссиями, выявляют тенденции развития литературы?
Вряд ли в сравнительно небольшом обзоре возможно с должной аргументацией оценить содержание семнадцати выпусков «Литературы и современности». В сущности, в этом нет и необходимости, ибо, кроме уже названной рецензии, появлялись в «Вопросах литературы» и другие, специально посвященные отдельным выпускам серии. Это рецензии О. Войтинской (1963), А. Кудряшовой (1964), заходила иногда речь о некоторых книгах серии «Литература и современность» в различных материалах журнала.
Обратимся в связи с этим к содержанию последних трех сборников, вышедших в свет соответственно в 1977, 1978 и 1980 годах. Книги эти исследуют весьма насыщенное многими общественно-литературными событиями время – вторую половину 70-х годов. Указанные три сборника заслуживают специального разговора еще и потому, что они посвящены изучению современной литературной действительности между двумя съездами КПСС -XXV и XXVI.
Пятнадцатый выпуск сборника «Литература и современность», включивший в себя некоторые материалы Шестого всесоюзного съезда писателей, можно бы по праву озаглавить – «XXV съезд КПСС и актуальные проблемы современной советской литературы». Именно этой проблеме посвящен доклад Г. Маркова на съезде писателей. Важнейшие аспекты этой проблемы рассматриваются в работах М. Храпченко (о принципе историзма), Ю. Барабаша, Л. Новиченко (о многообразии советской литературы и критики).
Второй раздел сборника знакомит читателя с материалами дискуссии «Черты литературы последних лет», проведенной журналом «Вопросы литературы» в 1975 – 1976 годах. В сущности, здесь при анализе большого литературного материала современности получают свое практическое преломление многие теоретические положения первого раздела сборника.
Наконец, книга содержит несколько творческих портретов: В. Распутина (С. Залыгин), Н. Думбадзе (Л. Аннинский), Е. Носова (Ф. Чапчахов), рецензии на недавно вышедшие книги Г. Маркова, Ю. Бондарева, К. Симонова и др.
Весьма ощутима внутренняя связь с этим сборником последующих – шестнадцатого и семнадцатого, где продолжается разговор о проблемах социалистического реализма в статьях А. Метченко, Н. Шамоты, Ю. Андреева, Ф. Кузнецова; в семнадцатом сборнике публикуется доклад Д. Гранина на научной конференции в Новосибирске по проблеме «НТР, человек, литература».
Остальные разделы последних двух сборников серии «Литература и современность», посвящены исследованию путей и судеб различных жанров современной литературы – прозы, поэзии, критики, знакомят с материалами важнейших дискуссий, содержат портреты отдельных писателей, рецензии на только что вышедшие книги.
Даже весьма беглый перечень материалов, содержащихся в последних трех сборниках, дает представление о широком и достаточно полном охвате ими литературной современности. Не случайно конечно, издание получило столь высокую оценку на Шестом съезде писателей. «…Нельзя не поддержать, – говорил Г. Марков, – и такие серии, как «Литература и современность» и «Единство» издательства «Художественная литература», вот уже несколько лет выступающие в роли своеобразного летописца нашей критики» (XV, стр. 22) 1.
Действительно, на страницах сборников «Литература и современность» находит свое отражение само движение литературной современности, и прежде всего споры о социалистическом реализме. По книгам серии можно установить утверждение взгляда на метод советской литературы как открытой эстетической системы, «открытой, – как пишет М. Храпченко в статье «Рост литературы и проблемы теории», – по отношению к непрерывно изменяющейся действительности. Это характеризует не просто чуткость литературы социалистического реализма к процессам жизни, но и ее творческую активность» (XV, стр. 48).
Принцип историзма – один из основополагающих в нашей эстетике. И понятно в связи с этим, что именно ему уделено в работе М. Храпченко, как и в некоторых других работах последних сборников, важнейшее место. Прежде всего принцип историзма не исчерпывается утверждением движения и развития общественной действительности, а, как отмечает М. Храпченко, «видит движение жизни в перспективе ее коренного обновления, роста социалистических отношений, роста нового человека» (XV, стр. 52).
Принципиальными и важными для практики критических выступлений мне представляются и положения о том, что историзм сказывается в самых различных жанрах и стилях, что он получает свое выражение «как в раскрытии «масштабных» явлений, зримых общественных перемен и сдвигов, так и в изображении повседневной жизни, духовного мира человека» (XV, стр. 53).
В сущности, эти положения получают свое продолжение и развитие в статьях Ю. Барабаша, где речь идет об исключительном многообразии форм и жанровых исканий современной литературы; Л. Новиченко, выделяющего в своей работе две тенденции литературного процесса 70-х годов: объективно историческую и субъективно личностную.
«Именно поэтому, – пишет Л. Новиченко, – критика имеет основания говорить в одно и то же время о новом «витке» в развитии эпической линии советского романа (особенно заметном в сравнении, скажем, с 60-ми годами) и о том, как остается свежа и плодоносна лирико-медитативная наша проза…» (XV, стр. 75).
В статьях шестнадцатого сборника серии «Литература и современность», объединенных заголовком «Современная панорама», выдвигается немало новых задач сегодняшнего литературного развития. Вместе с тем в них ощутимо уже и стремление рассказать о том, что сделано в литературе по воплощению в жизнь решений XXV съезда КПСС и Шестого съезда советских писателей.
Так, А. Метченко в статье «Подходя с широкой исторической мерой» напоминает об очень серьезном аспекте литературы – об эстетическом освоении проблемы «Новый образ жизни – новый человек». Да, есть успехи в решении этого вопроса. «Сейчас, – пишет ученый, – когда отмечается новый этап в освоении производительных сил Сибири, можно отдать должное Г. Маркову, А. Иванову, А. Коптелову, В. Астафьеву, С. Залыгину, О. Куваеву, В. Распутину и другим писателям, запечатлевшим волнующую поэтичность этого мира, казавшегося таким далеким. Он предстал перед нами и в своем отличии, и в том общем, что порождено советским образом жизни, утвердившимся в нашей стране» (XVI, стр. 16).
Тем не менее еще многое предстоит сделать в освоении целых пластов литературы сегодняшнего дня, – скажем, осмыслить идейную и эстетическую роль документализма в нашей литературе в отличие от попыток иных модернистов Запада противопоставить документализм художественному реалистическому обобщению.
Серьезный теоретический подход к изучению современной советской литературы отличает и выступление Ю. Андреева «Летопись советской эпохи (Об идейно-эстетическом своеобразии советской литературы)». Как важнейшее и принципиальное завоевание советской литературы нынешнего дня здесь названо психологическое исследование человеческой личности на уровне, вполне сопоставимом с лучшими образцами мировой и русской литературы. Автор достаточно аргументированно утверждает, что блистательное свое развитие получила современная героическая эпика на стыке документа и его художественного осмысления.
Следует заметить, что статьи А. Метченко и Ю. Андреева, посвященные современному литературному процессу, охватывают богатейший материал сегодняшнего литературного процесса, вместе с этим авторы их широко опираются на опыт всей советской литературы, что придает их выводам убедительность и историко-литературную основательность.
К сожалению, этого не скажешь о всех статьях теоретического плана сборников. Явно недостаточен, скажем, фундамент историко-литературных фактов в статье Н. Шамоты «Гарантированная историей». И верное положение, которое провозглашается в этой статье: укреплять базу теоретических выводов конкретным анализом художественных явлений, – можно отнести и к самому автору. Об этом следовало особо сказать хотя бы потому, что из-под пера этого автора выходят чаще всего работы, в которых теоретические положения основываются на обстоятельном анализе современной литературы. Назову для примера хотя бы его статью «О человечности нашей партийности», опубликованную в пятнадцатом сборнике.
Семнадцатый, последний из вышедших сборников «Литература и современность» открывается статьями М. Козьмина и М. Алексеева, посвященными анализу мемуарных произведений Л. И. Брежнева «Малая земля», «Возрождение», «Целина». Авторы статей извлекают важные выводы и уроки из анализа этих произведений применительно к сегодняшнему литературному процессу и тенденциям его дальнейшего развития.
В работе Д. Гранина «О времени и о человеке» речь идет о постижении литературой советского человека сегодняшнего дня, о формировании личности, ее воспитании и совершенствовании средствами искусства. «Личность-это «я», – пишет Д. Гранин. – И открытие своего «я» – процесс важнейший для формирования /личности. Особенно в нынешних условиях одинаковости жизни, когда мы смотрим одни и те же передачи, слушаем одну и ту же музыку, когда массовая продукция культуры, искусства и предметов обихода порождает некий стандарт потребности» (XVII, стр. 43).
Дальнейшие положения статьи Д. Гранина как бы разворачивают перед нами программу преодоления «одинаковости», «массовости». Предлагается целый комплекс мер воспитания, а значит, и задач литературы, начиная от «выявления героизма малосодержательного труда», продолжая действенными мерами воспитания любви к природе и кончая культурой общения людей, взаимодействием науки и искусства.
Не берусь утверждать, что с решением этого комплекса проблем вопрос о воспитании личности будет окончательно решен, но совершенно очевидно, что все эти проблемы имеют самое прямое отношение к главнейшей цели советского искусства и литературы – в полной мере раскрыть характер и психологический облик нашего современника в органической связи с нашей социалистической действительностью.
Как видим, теоретические статьи сборников «Литература и современность», как правило, далеки от витания в заоблачных высях отвлеченности. Напротив, они органично связаны с литературной практикой. Порою даже испытываешь недоумение: почему данная статья помещена не в теоретическом, так сказать, разделе, а под рубрикой «Портреты писателей» или даже «О новых книгах». Думаю, что по этому поводу не следует сетовать, скорее это свидетельствует о заметно повысившемся методологическом и профессиональном уровне современной критики, о сближении критики с литературоведением. И эта тенденция наиболее ощутимо проявляется именно в сборниках «Литература и современность» – летописи современной критической мысли.
Тем не менее истина рождается в споре, и потому-то последние три книги серии «Литература и современность» заметно выигрывают в связи с тем, что в каждой из них есть материалы прошедших дискуссий или обсуждений каких-то произведений на страницах нашей литературной периодики.
Наиболее содержательной и выявившей важные особенности советской литературы 70-х годов мне представляется дискуссия «Черты литературы последних лет», материалы которой вошли в пятнадцатый сборник. В шестнадцатый сборник включено обсуждение книги В. Астафьева «Царь-рыба», а в семнадцатом опубликованы материалы дискуссии «Нравственность: личность и общество», прошедшей в свое время на страницах «Литературной газеты».
С высоты сегодняшнего дня (дискуссия «Черты литературы последних лет» проходила в 1975 – 1976 годах) можно, конечно, оспорить некоторые положения статей Е. Сидорова, открывшего дискуссию, И. Золотусского и некоторых других участников разговора о литературе начала и середины 70-х годов. Скажем, определять 60-е годы советской прозы исключительно аналитическими и лишать это литературное десятилетие синтеза, как делает Е. Сидоров, конечно же, неверно. Можно упрекнуть и главного тогдашнего оппонента Е. Сидорова – И. Золотусского в излишней, в отличие от Е. Сидорова, переоценке литературы сегодняшнего (то есть начала и середины 70-х годов) дня. Но нельзя не отметить, что в названных и в других материалах дискуссии были выявлены действительно важные особенности советской литературы 70-х годов, отдельных ее представителей.
Продуктивной и обоснованной представляется, например, мысль Е. Сидорова о новом типе современной советской прозы – лирическом исследовании. К такому выводу автор пришел на основе творческого опыта Й. Авижюса, Ч. Айтматова, М. Слуцкиса. Он увидел в их творчестве удачную попытку «синтезировать черты объективного эпического развития и субъективно-лирического его отражения в сознании главного героя» (XV, стр. 128).
Эту же тенденцию выделяет М. Пархоменко в статье «Масштабом нашей жизни…». «С появлением романа «Потерянный кров», – пишет он, – в Литве справедливо связывают (это сделал А. Беляускас в докладе на последнем республиканском съезде писателей) возвращение эпичности в литовский роман и слияние двух стилевых начал: традиционной повествовательной эпики и лиризма, опирающегося на средства внутреннего монолога и реалистически преобразованного «потока сознания)» (XV, стр. 237 – 238).
Можно с полной уверенностью сказать, что нечто подобное происходит и в творчестве В. Астафьева, В. Белова, В. Распутина. Итак, определена серьезная черта литературного процесса. Это подтверждает и Вл. Гусев в статье «Пространство слова», опубликованной уже после дискуссии. «Мне кажется, – пишет он, – в нашей литературе вопреки «сказу» вновь мощно и не без «оглядки» на нашу высокую, могучую классику первого ряда возрастает потребность в личностном стиле – в том стиле, в котором писали прозу поздний Пушкин, Лермонтов, Гоголь…» (XVII, стр. 126).
Точны и справедливы попытки Е. Сидорова разобраться в «главной неправде», говоря словами критика, некоторых последних Липатовских произведений. Суть ее – в моделировании жизни и героя, приходящего «на помощь» действительности и расставляющего всех по моральному ранжиру (XV, стр. 131).
Другой участник дискуссии, И. Золотусский, уже тогда смог увидеть в творчестве В. Шукшина синтез характера и эпохи, истории, в отличие от тех критиков, которые разглядели в писателе всего лишь мастера рассказа-анекдота, рассказа-сценки, бытовых зарисовок. В противовес такому умалению Шукшина-прозаика И. Золотусский справедливо утверждал: «Проза его – это преодоление быта во имя познания невидимого в человеке – невидимого и неслышимого. Она начинается в быте, но тянется к горным снегам» (XV, стр. 159).
Если уж зашла речь о В. Шукшине, то нельзя не упомянуть здесь один из интереснейших литературных портретов шестнадцатого сборника – «Антимиры Василия Шукшина» Г. Белой. Импонирует в этой работе уже принцип подхода к изучению незаурядного явления нашей современной прозы: «Шукшин – художник сложный и действительно трудный для понимания. В его творчестве есть много слоев, и блажен тот, кто думает, будто ему удалось сразу же дойти до дна» (XVI, стр. 269).
Статья привлекает и своей теоретико-литературной насыщенностью. Автор опирается на теоретические положения М. Бахтина, Д. Лихачева, проводит тонкие параллели между творчеством В. Шукшина, Ф. Достоевского и М. Зощенко. Вместе с этим статья острополемична.
Так, Г. Белая убедительно оспаривает некоторые утверждения Л. Аннинского, и в частности его тезис о стремлении В. Шукшина защитить в некоторых своих рассказах неправого, выдвигая в противовес свое объяснение и героев, и стиля В. Шукшина: «Эта шукшинская игра словесными клише сродни скоморошьему балагурству, его «пританцовывающей» стилистике, так же как вопросы старика и реплики старухи сродни самой роли балагура: ему подбрасывается «горючий материал», отчего он, как заметил Д. Лихачев, «становится как бы актером в театре, где играют и сами зрители, подыгрывают во всяком случае» (XVI, стр. 274).
Такое сближение рассказов В. Шукшина с народным искусством скоморохов – ключ к пониманию творчества писателя, определяющий один из главных «слоев» Шукшина-прозаика. Насколько мне известно, впервые он был намечен в работе М. Ваняшовой «Жанровое своеобразие рассказов В. Шукшина», опубликованной в недоступном широкому читателю издании. Исследовательница тогда писала: «Своеобразие творчества Шукшина останется загадкой, если не увидеть органической связи характеров его рассказов с народным искусством скоморохов. Смехотворчество, скоморошество всегда скрыто присутствуют в шукшинской прозе. По закону наоборотности и сам скоморох часто является в маске дурачка» 2.
Ныне, кажется, прошло то время, когда к рассказам Шукшина иные критики относились не слишком серьезно. Теперь действительно стало очевидным, как пишет И. Крамов в статье «Достоинство рассказа», «что его небольшие рассказы гораздо больше дают для понимания окружающего мира, чем может дать иной роман. В этом отношении творчество Шукшина как бы заново открывало возможности «малой прозы» (XVI, стр. 150).
Возвращаясь к обзору дискуссий и обсуждений, напомню, что в шестнадцатой книге опубликованы материалы обсуждения книги В. Астафьева «Царь-рыба». Страницы эти, естественно, многими своими точками соприкасаются с дискуссией «Черты литературы последних лет». Если вспомнить, например, утверждения Е. Сидорова и Л. Новиченко о синтезе двух тенденций в современной литературе – традиционной повествовательной эпики и лирического наполнения прозы, – то прослеживается он и в творчестве В. Астафьева, в частности в его повествовании «Царь-рыба». Л. Якименко в своем выступлении тогда отметил, что книга В. Астафьева «воспринимается как социальное явление»; другой участник беседы, Ким Шилин, увидел в произведении «комплекс притч, в которых страстно и талантливо проводится идея острой необходимости возврата человека к единству с природой» (XVI, стр. 310).
Наконец, и В. Астафьев в заключение говорил о том же единстве двух начал: «Ведь я писал о том, что для меня было личным, кровным, а оказалось, мою тревогу, мою боль разделяют многие и многие…
Начал я с главы «Капля», а она потянула на философское осмысление всего материала, повела за собой остальные главы» (XVI, стр. 326 – 327).
Иначе говоря, личное, кровное, субъективное способно завоевать тысячи и тысячи умов и сердец. Весь вопрос в том, каков масштаб и общественная значимость дум и чувствований художника.
В этом смысле трудно разделить пафос статьи Ю. Андреева, открывшей на страницах «Литературной газеты» дискуссию «Нравственность: личность и общество», материалы которой вошли в семнадцатый сборник «Литература и современность».
Утверждение Ю. Андреева об «ошибках писателей», которые «стремятся рассмотреть нравственные искания лишь тех людей, которые рассуждают, раздумывают, рефлектируют, но не действуют» (XVII, стр. 265), представляется излишне категоричным, и на память невольно приходят два известных классических героя – Обломов и Штольц.
Убедительно и точно прозвучало на этот счет возражение С. Штут уже в заглавии ее статьи – «…И слово есть дело». Резонной представляется и аргументация Н. Ивановой: «Но ведь главное – не просто активность, а то, на что она направлена, то есть точка приложения этой активности, ее конечный итог и смысл. Активность – в том числе и социальная – есть лишь средство, а не цель, и необходимо – при всей любви к активным личностям – отдавать себе в этом отчет» (XVII, стр. 292).
Пути и судьбы различных жанров исследуются в последних книгах серии «Литература и современность» с особым вниманием. В сущности, ни один из жанров не забыт, но особого интереса удостоены роман и повесть. И в этом ряду необходимо назвать не только статьи В. Ковского, беседы Б. Бурсова, Ю. Суровцева, обращенные к жизни романа в современной литературе, но и некоторые портреты писателей, рецензии на книги наших романистов.
Статья И. Гринберга посвящена, казалось бы, частному факту – выходу «Избранного» А. Ананьева, но не случайно статья названа «Энергия романа». И. Гринберг в небольшой статье смог определить важнейшие особенности Ананьева-романиста, выявить место писателя в современной эпической прозе. Примерно то же самое можно сказать о рецензии В. Оскоцкого на роман Ю. Бондарева «Берег» и некоторых других материалах последних книг серии «Литература и современность».
Многие злободневные проблемы развития современного советского романа затронуты в беседе Б. Бурсова; даже их перечисление убедит в этом читателя: классические традиции и советский роман в последние десятилетия, соотношение социологического анализа и лиризма в деревенской прозе, сущность современного и исторического романа.
Думается, что Б. Бурсов точно оценивает социологическое и лирическое начала в современном романе, отнюдь не противопоставляя одно другому, что еще довольно часто встречается в текущей критике. Нередко и сами писатели настойчиво открещиваются от лиризма. Так, И. Науменко, делясь своими мыслями о творчестве, завершает разговор следующим пассажем: «В критических статьях еще и теперь меня иногда называют приверженцем лирической прозы, – вероятно, по инерции. Думаю, что это было справедливо только для моих первых рассказов, да и то не для всех. Повести, романы заставляют вживаться в психологию самых разнообразных людей, вживаться в образ, а средствами лирической прозы эту задачу не решить» (XVII, стр. 260).
Полагаю, что ничего не меняет в этом утверждении извинительное добавление писателя: «С другой стороны, лирика, юмор, эмоциональное оценочное слово не противопоказаны самой беспристрастной, «объективированной» прозе» (там же).
Постоянные соотнесения современных проблем развития романа с классическими традициями позволяют Б. Бурсову найти верные решения довольно сложных и спорных проблем сегодняшней романистики, к которым можно отнести и проблему соотношения социального анализа и лирической стихии. «…Достоевский видел в романисте две ипостаси, – пишет известный ученый. – Он называл романиста поэтом (лирическое начало, психологизм) и в то же время романистом как таковым, имея в виду, что роман есть еще и постройка, художественное доказательство, образный аналог текущей и исторической действительности» (XVII, стр. 94).
Ю. Суровцев в своих размышлениях о современном романе касается весьма распространенного, но явно недостаточно определенного понятия – «романное мышление», «романное начало». Прежде всего он напоминает, что такое мышление, такое начало может быть свойственно не только роману. Больше того, современный роман воспринял многое у драмы и лирики, что, несомненно, столь же активно участвует в формировании романного начала.
Наконец, Ю. Суровцев отмечает и некоторые особенности широко распространенного сегодня романа «панорамно-эпопейного плана», которые не всегда способствуют усилению романного мышления. Такие произведения охватывают огромный временной отрезок, сюжет часто доводится до сегодняшнего дня, однако автор, «занятый «связыванием» различных времен сюжетными нитями, что протянулись на десятилетия… невольно или вольно преувеличивает роль вчерашнего (и плохого, и хорошего в нашем вчера) как объяснителя сегодняшних дней, положительного и отрицательного в них – это случилось, по моему убеждению, в «Вечном зове» А. Иванова» (XVII, стр. 115).
Наверное, в этом ряду можно бы назвать и некоторые другие произведения, по праву относящиеся. к достижениям нашей романистики и все же несвободные от этой слабости. Словом, Ю. Суровцев хотя и не дает определения понятия «романное начало», но во многом проясняет его своими размышлениями и оценками.
Интересными и основанными на большом литературном материале современности представляются работы В. Ковского о сегодняшних романе и повести. Кажется, нигде в статьях «Живая жизнь романа» (XVI), «Мысли и сердце» (XVII) речь не заходит специально о романном мышлении, но и эти статьи успешно работают на раскрытие сложного и становящегося ныне модным понятия.
В. Ковский, как и многие другие авторы сборников «Литература и современность», видит в субъективно-лирической стихии одну из продуктивных тенденций современного романа. Обращение к произведениям таких писателей, как С. Залыгин, Ю. Бондарев, Д. Гранин, Б. Васильев, В. Липатов, убеждает его в этом: «С точки зрения перспектив развития жанра это взаимодействие, столкновение, а подчас и борение в романе лирико-драматических и эпических тенденций эстетически плодотворно, ибо из него в дальнейшем, вероятно, и вырастет новое жанровое качество» (VI, стр. 129).
Широкий охват разнообразного литературного материала современности, а главное, внимательное исследование его помогают В. Ковскому нащупывать едва определившиеся линии развития современной прозы. Таковы его размышления о художественном лаконизме «короткого романа» в эстонской литературе, о литовском романе «внутреннего монолога», о влиянии «мифологического мышления» на произведения прозы народов Севера, о тяге к иносказанию и «экспериментальному сюжету» в творчестве некоторых современных прозаиков.
Очень важен методологический и одновременно сугубо практический вывод, к которому приходит критик при этом: каждое явление даже внутри одного жанра требует своего подхода, своего аналитического инструментария при рассмотрении в исследовании современности. Неверно, пишет В. Ковский, «побивать», скажем, «Южноамериканский вариант»»Соленой Падью» или «Комиссией» (XVI, стр. 106).
Прочитана статья до конца, и невольно возникает вопрос: правомерно ли в таком случае сравнение того же «Южноамериканского варианта» с «Берегом» (оно невольно дается в статье), ибо анализ того и другого произведения следуют друг за другом и, разумеется, связаны между собой?
Говоря об исследовании современного романа и повести в сборниках «Литература и современность», следовало бы остановиться и на многих других материалах, не только содержащих интересные наблюдения над жанровыми особенностями, но раскрывающих неповторимые черты индивидуальных стилей и манер наших современных мастеров прозы. В этом ряду я бы назвал две статьи о В. Распутине, принадлежащие перу С. Залыгина и Е. Стариковой, статьи Л. Аннинского о романах Н. Думбадзе, Б. Панкина о прозе Ю. Трифонова и некоторые другие.
Однако следует сказать несколько слов и об исследовании других жанров, хотя им и отведено заметно меньше места, чем анализу прозы. Наименее представительным оказался в последних трех сборниках разговор о драматургии. Составители ограничились всего лишь одной статьей Н. Крымовой о пьесах Гунара Приеде.
Рубрика о поэзии богаче и отличается большим разнообразием материалов. Здесь и проблемная статья, и обзор, и рецензия, и диалог, и литературный портрет, и писательское слово. Довольно широк охват поэтических поколений и имен, достаточно высока, за некоторым исключением, мера требовательности критических выступлений, и, что немаловажно, материалы о поэзии с большим интересом читаются.
Ал. Михайлов дал своей статье, помещенной в шестнадцатом сборнике, несколько суховатое и подчеркнуто аналитичное название – «Тезисы о поэзии (Итоги, тенденции, перспективы)». При чтении ощущается некоторая фрагментарность работы, точнее, создается впечатление, что перед тобой конспект объемной работы. Это всегда связано с какими-то потерями эмоционального характера. Однако статья дает достаточно полное представление об итогах развития, важнейших тенденциях и перспективах развития современной поэзии.
И совершенно естественно, что в своих основных положениях работа эта перекликается и со статьями теоретического характера, и в особенности со статьями о тенденциях развития прозы. Да, есть проза, поэзия, драматургия, критика, но литература-то одна и тенденции ее развития отвечают тенденциям нашей действительности, тенденциям общества зрелого социализма, главным завоеванием которого является, как то провозглашалось с трибуны XXV съезда КПСС, наш советский человек.
«Если позволить себе довольно условное общее сравнение, – пишет в связи с этим Ал. Михайлов, – то лирика сегодня добрее к человеку, чем пятнадцать и двадцать лет назад. Нравственный максимализм поэзии конца 50-х и начала 60-х годов не допускал расслабляющей душу жалости, он возник на почве стремительного роста общественного самосознания. Просто доброта казалась тогда сентиментальной причудой. «Добро должно быть с кулаками!» – вот каково было содержание этого чувства, отвечавшее потребностям времени» (XVI, стр. 178).
Чрезвычайно серьезные проблемы современного литературного процесса подняты в диалоге поэта Василия Федорова и критика Александра Михайлова на страницах пятнадцатого сборника «Литература и современность».
Из нескольких поднятых в беседе проблем я бы выделил проблему национальной самобытности, роли фольклорных традиций в поэтическом творчестве. Ал. Михайлов подходит к решению этой проблемы широко, учитывая диалектическое единство национального и интернационального. Он отдает должное тем поэтам нашим, в творчестве которых постоянно ощущается биение пульса устного народного творчества, соки этого народного слоя культуры щедро питают их поэзию. По мнению критика, есть и другая группа даровитых поэтов – чувствующих себя легко и свободно в сфере современной мировой культуры.
И те и другие достойны уважения и похвал, есть на счету и тех и других серьезные творческие удачи. И все-таки высочайшие цели и задачи поэзии он видит в ином. «Думаю, – пишет Ал. Михайлов, – что в органическом соединении этих двух вариантов проявления творческой личности и скрывается тот идеал, который мы все ищем» (XV, стр. 254).
Полагаю, что не случайно проблема «литература и фольклор» выдвинута на первый план в нескольких материалах о поэзии (например, в статьях Е. Осетрова «Песенный мир Исаковского» и В. Кочеткова «Горизонты народной жизни» – о творчестве Егора Исаева).
Что же касается обзора современной грузинской поэзии Г. Асатиани, то работа эта сама вся пронизана народным грузинским юмором, несколько витиеватым острословием. В обзоре речь идет всего лишь о пяти поэтах 70-х годов – Б. Харанаули, И. Орджоникидзе, Л. Стуруа, Г. Петриашвили, Д. Цередиани, – однако читатель выносит из небольшого по объему материала живые впечатления о яркой самобытности не только названных поэтов, но также и всей сегодняшней грузинской поэзии.
Помогает этому сама манера изложения, остроэмоциональная, с широким привлечением жизненных примеров, постоянно проводимыми параллелями между действительностью и поэзией. Автору близка вместе с этим сверхзадача искусства, которая ему видится «в союзе поэзии с жизнью, в согласии «крыльев» с «корнями» (XVII, стр. 148).
Есть такое согласие в выступлении Г. Асатиани, хотя, быть может, в иных оценках он излишне щедр: что ж, нередко ныне случается, что выступления о поэзии грешат этой слабостью.
Когда, однако, такая слабость переходит все границы, то явление это достойно и более строгой оценки. Речь идет о статье Ю. Прокушева «Память века (О поэзии В. Федорова)», которая помещена на страницах семнадцатого сборника «Литература и современность».
Сразу оговорюсь, что творчество В. Федорова представляется мне заметным явлением современной поэзии, достойным высокой оценки. В статье есть точные наблюдения, немало тонких характеристик, но, право же, все это тонет в массе комплиментарных сравнений и аналогий. Творчество В. Федорова косвенно сравнивается со «Словом о полку Игореве», поэзией Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Блока, Маяковского. Нередки и прямые оценивающие параллели: «…В высшей степени требователен, а порой и беспощаден к себе в стихах, как Есенин» (XVII, стр. 209); «Его стихи и поэмы по силе драматизма, образности, эмоциональной напряженности более всего созвучны эпическому дыханию шолоховской прозы» (XVII, стр. 212).
Вряд ли сверххвалебные статьи могут удовлетворить читателя, а тем более – писателя. Во всяком случае, в упомянутом уже диалоге В. Федорова и Ал. Михайлова подобные явления в критике поэт оценивал недвусмысленно. На вопрос, что ему больше всего не нравится в современной критике, В. Федоров ответил: «Желание объявить своего любимого поэта самым лучшим. Отсюда неизбежная потеря объективности, смещение перспективы литературного процесса» (XV, стр. 257).
Что ж, остается сказать несколько слов еще об одном жанре литературы – критике. Полагаю, впрочем, что и весь-то обзор, касается он прозы или поэзии, в равной мере характеризует и уровень современной критики. Между тем пятнадцатый сборник содержит статью А. Бочарова «Огонь критической мысли», и об этой работе нельзя не сказать несколько слов.
Здесь мы находим прежде всего объективную и трезвую оценку современной критической мысли, которая действительно немало сделала в освоении сегодняшнего литературного процесса. Достаточно назвать утвердившееся сегодня положение о равноправии многих стилевых тенденций, об органической связи их со своим временем.
А. Бочаров ведет речь не просто о проблемах сегодняшней критики, а в связи с индивидуальной манерой отдельных представителей критического цеха. Довольно подробно характеризуются работы И. Дедкова, Е. Сидорова, называется немало имен успешно работающих критиков, пришедших в литературу ранее названных уже авторов, – Ю. Суровцев, Ф. Кузнецов, А. Марченко, Л. Аннинский, Вл. Гусев и др.
Не обошел автор обзора и характерной для многих критиков сегодняшнего дня слабости: неспособность объять самый широкий материал современной литературы от М. Шолохова до У. Фолкнера.
При чтении последних трех, как и других, выпусков серии «Литература и современность» читатель отметит, разумеется, и некоторые другие слабости критики. Об этом пишет Ф. Кузнецов в статье «Здравствуй, племя младое!..», посвященной современной молодой прозе в свете постановления ЦК КПСС «О работе с творческой молодежью».
Ф. Кузнецов говорит об ориентации многих авторов на устоявшиеся в литературе имена. Справедливо критикуется в этой же статье и еще одна нежелательная тенденция: «Ослаблены публицистические начала и в современной молодой критике, эстетически образованной, знающей, умеющей тонко анализировать произведение, но, как правило, лишь в узком литературном ряду. Не отсюда ли и неспособность этой критики концептуально осмыслить те процессы, которые идут в современной молодой прозе и поэзии?!» (XVI, стр. 83).
В целом же мне представляется правильным и достаточно аргументированным вывод в том, что сборники «Литература и современность» – их методологический профессиональный уровень – достаточно высоки, они отражают серьезные свершения современной советской литературы, достигнутые между двумя съездами нашей партии.
Ныне, после XXVI съезда КПСС, который наметил новые перспективы развития нашего общества, литературы и искусства социалистического реализма, наступил новый этап в художественном освоении современности. В решении этих проблем должное место, несомненно, займут и будущие выпуски сборников «Литература и современность».
г. Омск
Статья в PDF
Полный текст статьи в формате PDF доступен в составе номера №6, 1981