Ленинской мыслью сверяя (С пленума Совета по литературной критике)

В дни, когда отмечается пятидесятилетняя годовщина со дня кончины корифея революции Владимира Ильича Ленина, советские люди сверяют ленинской мыслью все свершенное и свершаемое нашим народом. Пятьдесят лет живем мы без Ленина, неуклонно двигаясь путем, проложенным им.

Немало перемен произошло в мире за эти полвека. Возникла мощная мировая система социализма. В Советской стране создано развитое социалистическое общество, нарастает и приносит все больше побед борьба народов против колониализма и империализма. Основной исторический смысл этих перемен был предвиден и предначертан Лениным и созданным им учением – ленинизмом, определившим решающие закономерности общественного развития новой эпохи. Поэтому основное чувство, которое владеет нами сегодня, – это ощущение бессмертия ленинских идей, того дела, у истоков которого стоял он и созданная им партия большевиков. Ныне эта партия, руководствуясь ленинскими заветами, опираясь на учение Ленина, уверенно ведет советский народ к коммунизму. Дальнейшее теоретическое развитие классовых, интернационалистских принципов политики КПСС в современных международных условиях было дано в документах XXIV съезда КПСС, в выступлении тов. Л. И. Брежнева на Всемирном конгрессе миролюбивых сил, состоявшемся в октябре минувшего года в Москве.

Решая весь многогранный комплекс проблем, связанный с сегодняшним днем социального и культурного строительства, Коммунистическая партия, советский народ меряют современность высоким счетом ленинских идей и открытий.

Нынешняя наша жизнь – это неостановимое движение к светлому будущему, к коммунизму, а «наши представления о будущем исходят из научных принципов марксизма-ленинизма. Знание этих принципов, безграничная вера в революционные, творческие возможности людей труда наполняют нас оптимизмом» (Л. И. Брежнев).

Ленинские идеи бросили яркий свет и на развитие социалистической культуры, искусства, с первых дней своего существования открыто связавшего себя с народными идеалами, с борьбой за высший тип отношений между людьми – коммунистических отношений. Именно в трудах Ленина были выработаны основополагающие принципы социалистического искусства – партийность, классовость, народность, ставшие сущностью и душой художественного метода социалистического реализма. На XXIV съезде КПСС была отмечена «возрастающая роль литературы и искусства в создании духовного богатства социалистического общества».

Ленинские эстетические труды имеют принципиальное значение для развития современного литературоведения, литературно-критической мысли. Вооруженная марксистско-ленинским пониманием природы искусства, его места и роли в общественном развитии, критика способна не только дать точную оценку явлениям художественной культуры, но и сама принять активное участие в литературном процессе, в духовном прогрессе общества. Это было отмечено на XXIV съезде КПСС, об этом говорилось и в Постановлении ЦК КПСС «О литературно-художественной критике».

Ленинизм – надежный компас, позволяющий современникам уверенно ориентироваться в самых сложных проблемах нынешнего общественного развития. Ленинизм – это и та система критериев, поверяя которой путь развития искусства мы можем выделять плодотворные, перспективные его тенденции, преодолевать заблуждения, решать любые эстетические вопросы современности.

За последнее время, особенно после известного Постановления ЦК КПСС, наблюдается явное оживление литературно-критической мысли. Оно проявляется, в частности, в форме коллективных обсуждений актуальных проблем литературы. Проводятся совещания всесоюзные и региональные, в повестке дня которых – и общие, и более частные вопросы развития прозы, драматургии, поэзии, публицистики. Последним по времени среди таких коллективных обсуждений был пленум Совета по критике и литературоведению при Правлении Союза писателей СССР, на котором обсуждались состояние и задачи исторической и историко-революционной прозы.

Выбор для обсуждения именно этих произведений и связанных с ними проблем вполне закономерен.

Выступая в мировом художественном развитии как сила революционная, как совершенно новый эстетический феномен, социалистическое искусство, в первую очередь искусство советское, обогатило историческую прозу новым подходом к самому этому явлению – к истории. Сложилась – и действует, развивается – новая идейно-художественная традиция – традиция советского исторического романа. Что характерно для нее, чем выделяется она в мировом потоке исторической прозы?

Прежде всего – обостренным интересом к переломным, ключевым моментам народной истории.

Октябрь 1917 года не только положил начало решающему этапу в развитии человечества, не только высветлил дорогу в мир истинной свободы и справедливости. Социалистическая революция заставила и по-иному взглянуть на минувшие эпохи истории человечества. В трудах основоположников марксизма, в трудах Ленина была создана новая философия истории – историческое развитие предстало как трудный, но неодолимый путь народов к такой общественной системе, которая позволит человеку во всю мощь развернуть свои творческие способности. Ныне, в эпоху развитого социалистического общества, давняя мечта человечества становится реальностью, коммунистическое будущее – явью. Естественно в этих условиях! стремление окинуть взглядом пройденный путь, Побудительной причиной тому служит не только благодарная память потомков, воздающих должное тем, кто своей беззаветной жизнью способствовал приближению справедливого устройства человеческого общества; тут и напряженные попытки усвоить социально-нравственные уроки истории, взять из нее все ценное, не повторить ошибок. Иными словами, тут отношение к истории не как к застывшему грузу прошлого, но как к живой и движущейся традиции.

Разумеется, в деле исследования движущих сил истории веское слово принадлежит науке. Но человеческий, нравственный эквивалент истории извлекается искусством. Так было всегда, недаром именно художнику – гениальному Пушкину – принадлежат слова: «судьба человеческая, судьба народная».

Художник социалистического общества, вооруженный знанием законов общественного развития, берет эту судьбу в ее решающих, кульминационных моментах. Алексей Толстой в «Петре Первом» обратился к переломной эпохе в истории Российского государства. Рядом с этим романом появились произведения о Разине и Пугачеве – героях русской крестьянской вольницы.

А со временем в советской исторической прозе выделилась историко-революционная тема: внимание писателей оказалось привлечено к событиям и деятелям всех трех этапов русского освободительного движения.

Особое место в кругу этих книг занимают произведения о Ленине. Лениниана – обширный и полноводный поток современной нашей литературы.

Другой новаторской чертой советской исторической прозы является ее классовый, с позиций исторического материализма, подход к прошлому. Зоркий художнический взгляд выделяет в нем прогрессивные тенденции, истинных героев; писатель ищет в истории и поэтизирует неумирающее народное свободолюбие, не закрывая глаза и на косные, тормозящие развитие народного духа, тенденции.

Выделение произведений на историческую тему в современной литературе совершенно естественно: у них своя проблематика, свой герой, особенности художественного отображения мира, свои достижения, наконец, свои проблемы. В то же время ни в коем случае не следует забывать, что эти книги неотделимо входят в литературный процесс, взятый в его целостности. Иначе и быть не может – не только потому, что перу одного и того же автора весьма часто принадлежат вещи как исторические, так и современные, но и – это еще существеннее – потому, что даже чистые «историки» пишут сюжеты минувших времен как современность. Литература едина, состояние современной исторической прозы – еще одно, весьма выразительное тому подтверждение.

Если обратиться к критике, то очевидно, что наиболее содержательными получаются исследования, в которых историческая литература берется в контексте всей художественной жизни времени. Такой широкой, концептуальной постановкой проблемы отличался и минувший пленум, на котором было сделано два обстоятельных доклада, в прениях выступили двадцать семь ораторов.

Открыл заседание вступительным словом председатель Совета по критике и литературоведению при Правлении СП СССР В. Озеров. Историческая тема в советской литературе, сказал он, родилась не сегодня, да и не вчера. Еще сорок с лишним лет назад Горький заявил о невиданном феномене – рождении советского исторического романа. Возник он не случайно. Социалистическая революция, пробудившая к сознательному историческому творчеству многомиллионные народные массы, оказала решающее влияние и на ход художественного развития народа. В литературу пришел новый герой – трудовой народ, человек труда. Стремясь воссоздать облик этой новой, невиданной в истории личности, художники закономерно обратились и к ее прошлому: надо было понять исторические – нравственные и социальные истоки народного подвига. Широкая панорама прошлого, взятого в его наиболее значительных моментах, понадобилась литературе для того, чтобы раскрыть ведущую историческую роль народа, показать его как творца и двигателя истории.

Вдохновленные именно этой идеей, приступали к созданию нового исторического романа советские художники. С течением времени он раскрывал все новые свои грани; жизнь, общественное развитие ставили перед художниками новые задачи. Сегодня они становятся исключительно актуальными. Современное общество – общество развитого социализма – стремится обрести широкие исторические горизонты мышления: человек испытывает потребность оглянуться назад, чтобы всесторонне проследить закономерности и отдельные этапы исторического пути, который привел его к наивысшему итогу – победе самого справедливого и прогрессивного строя. Именно это стремление, эта потребность побуждают литературу, представителей самых разных ее поколений, все шире и активнее обращаться к художественному освоению истории.

Возможности для этого раскрываются безграничные. Партия, вдохновленная ленинскими идеями, создала в обществе такую духовную атмосферу, где нет места «запретным» зонам и фигурам, о которых нельзя было бы писать. Все зависит от верности позиции автора, понимания им общих перспектив общественного развития. Без чувства такой перспективы немыслим художник социалистического реализма.

Развитие – вширь и вглубь – исторической прозы порождает ряд проблем, активно дебатирующихся ныне в критике. Споры идут вокруг самих границ жанра: всегда ли надо разграничивать понятие «исторический роман» и «историко-революционный роман», входят ли в круг исторических произведения о годах становления Советского государства, Отечественной войны и т. д. Обсуждаются, далее, проблемы традиций исторической литературы, их движения. У многих практиков и теоретиков жанра возникла потребность сосредоточиться на сложной диалектике таких социально-нравственных, философских категорий, как классовое, национальное, государственное, личностное. Проблемы эти возникали и раньше. Но опять-таки в нынешнее время они обогащаются новым содержанием. Все чаще в современной литературе (и спорах о ней) звучит вопрос: что дает история не только для общего прогресса, но и для личности, как проявляются в ходе ее добро и зло? Иными словами, речь идет о философии истории, ее социальном и нравственном содержании.

Этим и определяется стержень современных дискуссий: в центре внимания литературной мысли оказываются проблемы концептуального характера – о четкости классового подхода к жизненным и литературным явлениям.

Исторический роман деятельно участвует в идеологических битвах современности.

Минувшие годы, продолжает оратор, прошли под знаком укрепления наших основополагающих идейных принципов. На XXIV съезде КПСС о них было заявлено с исчерпывающей ясностью; на нем подверглись серьезной критике крайности в освещении некоторыми писателями советского периода. Решительно отвергла наша общественность «теории» дегероизации и абстрактного гуманизма, отвергла как либерально-бесхребетную трактовку деятелей минувших веков, так и попытки идеализировать фигуры реакционные, приукрасить и даже поддержать тенденции, отстаивающие косность, социально-бытовые пережитки, национальную ограниченность.

Для советской литературы – литературы, создающейся на 75-ти языках, – чрезвычайно важны выдвинутые тов. Л. И. Брежневым положения о советском народе как новой исторической общности людей, об общенациональной гордости советского человека.

Фундаментальные идейные проблемы исторического романа и в литературной практике, и в критических дискуссиях, естественно, обретают эстетическую окраску; правда историческая и правда художественная, документальная основа исторического повествования, границы художественного вымысла, разнообразные творческие решения – все это предмет современных суждений и споров о литературе.

Сделано ею немало, и прибедняться нам не к чему. Появились книги, посвященные прогрессивным деятелям различных времен и народов, важнейшим событиям истории – народным восстаниям против социального и национального гнета, подвигам пламенных революционеров.

В этом литературном кругу особое место занимают художественные произведения о Владимире Ильиче Ленине. Лениниана – давняя традиция советской литературы; общепризнаны ее вершины: очерк Горького, поэма Маяковского, драматургическая трилогия Погодина. В наше время происходит интенсивное идейно-художественное обогащение Ленинианы – художники стремятся всесторонне запечатлеть образ величайшего человека на земле, извлечь из его жизни, героического труда на благо трудящихся всего мира непреходящий нравственный опыт, освещающий людям нынешнего дня дорогу в грядущее. Возрос писательский интерес к истории большевизма, ко всей совокупности решавшихся им проблем: стратегия и тактика борьбы, сочетание задач революционного разрушения старой государственной машины и созидания нового мира и т. д. Стоит пристальнее приглядеться к произведениям, рассказывающим о том, как под влиянием большевиков еще в условиях царизма в трудовом народе вызревала мысль об освоении неисчислимых природных богатств, таких, какие таят, к примеру, недра Сибири.

Достижения, однако, не дают оснований самодовольно созерцать сделанное. Творческие резервы мобилизованы нами еще не в полной мере. Современные произведения на историческую тему не выдерживают конкуренции по силе художественной выразительности с классическими образцами – «Петром Первым», «Тихим Доном», «Путем Абая»… Приходится говорить еще и об идейно-эстетических слабостях, и о нередко встречающемся художественном браке. Жизнь предъявляет особый счет к критике. Не забывая о том, что в последнее время появилось немало боевых, принципиальных выступлений, в которых отстаивались принципы историзма и интернационализма, надо все же признать: до крупных обобщений критика пока не поднялась.

Предстоит рассмотреть наше литературное «хозяйство» спокойно, взыскательно, заботливо. Наша задача – помочь писателям еще глубже проникнуть в сферу истории и поднять мастерство исторического письма; сосредоточить внимание критики на наиболее важных проблемах исторической литературы.

ЛЕНИН. РЕВОЛЮЦИЯ. ИСКУССТВО

Великая Октябрьская социалистическая революция круто повернула ход мировой истории, положила начало новому этапу в развитии человечества. Она зримо подтвердила основополагающее положение марксизма о решающей роли народа как творца истории. Она, наконец, сформировала новый тип личности, человека – борца, созидателя, хозяина своей судьбы.

Высокий образец революционера, борца, Человека с большой буквы являет собой фигура великого Ленина – вождя революции, создателя первого в мире социалистического государства, основателя Коммунистической партии, под руководством которой наш народ построил развитое социалистическое общество и сейчас уверенно движется к коммунизму.

Учение Ленина, его личность оказали глубокое, всеобъемлющее влияние и на развитие художественной мысли. Речь прежде всего идет о философии истории – ленинские работы вооружают художника точным пониманием процессов, происходящих в обществе. Речь далее идет о месте и роли художника и его творчества в жизни страны; многие поколения вдохновляются ленинским учением об искусстве как части общенародного дела.

Наконец, сам образ вождя служил и служит мощным вдохновляющим импульсом творчества. Вот уже в течение полувека – начиная с классических произведений Горького и Маяковского – советская литература стремится в яркой художественной форме запечатлеть образ Ленина. Этапы революционной борьбы, большевизм как могучая двигательная сила общественного развития давно уже стали важной темой социалистического искусства. Но не просто темой – обращение к образу Ленина, его деяниям побуждает художников к интенсивным эстетическим поискам.

Художественные и теоретические проблемы Ленинианы, которые неразделимо связаны с процессами, происходящими как в сфере исторического романа, так и во всей нынешней советской многонациональной литературе, вполне закономерно заняли видное место в работе пленума Совета по критике.

Именно к этим проблемам обращается, начиная свой доклад «Историко-революционное повествование и современный литературный процесс», В. Баранов.

Огромное значение, говорит оратор, для путей развития историко-революционного повествования, для всей советской многонациональной литературы, имеют произведения на ленинскую тему. До сих пор ориентиром для советских писателей, разрабатывающих самую разнообразную жизненную проблематику, служат ставшие классическими произведения М. Горького, В. Маяковского, Н. Погодина.

Как и в других областях, в Лениниане в последние полтора десятилетия идут идейно-эстетические поиски такой широты и интенсивности, каких еще не знала наша литература. Глубиной идейного замысла, подлинной интеллектуальной насыщенностью отличается тетралогия старейшей советской писательницы М. Шагинян, удостоенная Ленинской премии.

Широтой и богатством проблематики обусловлено и многообразие образно-стилевых средств, используемых писателями, что является еще одним доказательством огромных возможностей социалистического реализма как инструмента поэтического исследования действительности. Еще в начале 60-х годов на путь углубленного психологического анализа внутреннего мира Ленина встал Э. Казакевич («Синяя тетрадь»). В. Катаев создает раскованное в жанровом отношении произведение, напоминающее лирический дневник («Маленькая железная дверь в стене»). Строгой документальности придерживаются Г. Фиш («После июля в семнадцатом») и Е. Драбкина («Черные сухари» и «Зимний перевал»). С другой стороны, появляются произведения, авторы которых смело опираются на художественный вымысел (повести М. Прилежаевой «Удивительный год» и «Три недели покоя», романы А. Коптелова «Большой зачин», «Возгорится пламя» и «Точка опоры»- недавно опубликована в «Сибирских огнях»; С. Дангулова «Дипломаты», Е. Люфанова «Самый короткий путь» и др.).

Коллективными усилиями писатели создали выразительный и величественный образ вождя трудящихся, показали всемирно-историческое значение дел организованной им партии.

Рассматривая проблемы Ленинианы, мы думаем и о тех задачах, которые еще предстоит решать нашим художникам. Главное – идти в глубь ленинского характера, ленинской мысли, взятых в системе богатейших связей с эпохой.

Более подробно пока воссозданы дооктябрьские этапы биографии вождя революции. Меньше внимания уделено Ленину – организатору, практику и теоретику социалистического строительства, Ленину, с удивительной бережностью и тщанием обобщавшему крупицы народного опыта, которые накапливались «внизу»: в рабочем поселке, в деревне, в красноармейской казарме.

Срок творческих свершений Ленина на поприще государственного и хозяйственного строительства был недолог по времени и безграничен по масштабам сделанного. Тем важнее показать теорию и практику конкретного ленинского руководства страной, основанного на безграничной вере в возможности народных масс, рассказать о ленинской деловитости, деловитости нового типа, его способности, вырабатывая решение, тщательно учитывать «мелочи», все особенности общественных явлений.

Широкий круг произведений на ленинскую тему – произведений многообразных и по жизненному материалу, и по стилю – объединяются одной проблемой – «Личность и революция». Проблемой, которую вся советская литература разрабатывает уже шестой десяток лет. Это естественно – ведь наша литература познает характер человека, рожденного Октябрем, взращенного им. Трудно поэтому переоценить роль произведений на ленинскую тему для развития всего социалистического искусства. Но особенное значение они имеют, понятно, для художественного исследования истории большевизма, социал-демократического и революционного движения в России и во всем мире. К жанру историко-революционного повествования, говорит докладчик, принадлежат документально-художественные книги о С. Халтурине, В. Фигнер, Н. Федосееве, А. Ульянове, В. Шанцере, П. Заломове, М. Фрунзе, А. Цюрупе, В. Ногине, В. Кингисеппе, И. Арманд, М. Андреевой, А. Коллонтай, Боливаре, Г. Димитрове, К. Либкнехте, Э. Тельмане, Сэн Катаяме. В этом ряду свое заметнее место занимают книги Г. Серебряковой, посвященные Карлу Марксу и Фридриху Энгельсу.

В особую группу выстраиваются произведения о мастерах культуры, связанных с освободительным движением своей эпохи, – Горьком, Маяковском, Есенине, Т. Шевченко, Л. Украинке, И. Франко и др. Далеко не все из этих произведений можно назвать художественными удачами – попадаются книги и просто слабые, написанные серым, невыразительным языком, порой построенные на раскавыченных цитатах (таковы, например, книги В. Лебедева о Горьком).

Справедливо критикуя подобного рода слабости и неудачи, не следует в то же время упускать из виду главного – стремления художников воссоздать образ революционера, выявить нравственный потенциал его личности, духовный смысл и значение его жизни для грядущих поколений. Быть может, именно этот общий пафос художественных исканий литературы оказал столь сильное воздействие на писателей, которых в свое время относили к плеяде «молодых». Герой «молодежной повести» 60-х годов был целиком поглощен страстями сегодняшнего дня, а в рассуждениях об истоках тех или иных явлений не забирался дальше конца 30-х годов.

Проходит, однако, несколько лет, и «молодая проза», как бы стремясь наверстать упущенное, обращается к истории и ищет в ней фигуры истинных, больших героев-революционеров. Одна за другой появляются книги А. Гладилина «Евангелие от Робеспьера», В. Аксенова «Любовь к электричеству» (о Красине), В. Войновича «Степень доверия» (о Вере Фигнер), В. Гусева «Горизонты свободы» (о Боливаре). Не все в этих произведениях бесспорно, однако направление поисков писателей, считает оратор, плодотворно.

Обращаясь к революционному прошлому народа, искусство не просто восстанавливает его важные моменты, не просто воссоздает облик героев былых эпох – оно предлагает художественное решение проблемы нравственных ценностей истории.

В лице революционера литература выдвигает тип активной личности, перестраивающей общественное бытие. Она ищет глубинные связи между действиями героя-революционера и пробуждением народного самосознания: ведь именно в процессе коренных общественных преобразований укреплялся взгляд на человека как на существо социальное. Об этом повествует Фарит Исангулов, автор интересного романа «Ржаной колос», посвященного событиям гражданской войны в Башкирии. Один из героев его, по имени Файзулла, размышляет таким образом: «До сих пор под ростом человека он (Файзулла) разумел то лее самое, что бывает и у ржи: увеличение в длину и прибавление в днях. Оказывается, обогащение души – это еще более значительный и мудреный рост. Этот рост дает наслаждение всему существу – как будто в полутемном доме прорубили новенькое, большое, светлое окно».

Обращаясь к революционным событиям прошлого, литература стремится постичь диалектику личностных и общественных связей человека. Ее интересует не только то, как революционер переделывал жизнь, но и то, как жизнь «делала» и «переделывала» его, как он сам лепил свой характер.

Авторы произведений на историко-революционную тему подчеркивают огромную роль интеллектуально волевого фактора в духовной структуре личности. Такой, истинно гуманистический взгляд на человека решительно противостоит различного рода «теориям» и «концепциям», согласно которым на первый план человеческого развития выдвигается начало подсознательно-интуитивное, неконтролируемое, инстинктивное. Случается, правда, замечает докладчик, в произведениях – особенно последних лет – излишне пристальное внимание сосредоточивается на тех формах жизненных связей, которые человек не выбирает сознательно, но наследует в готовом виде. Например, семейно-родовые связи, проблема, так сказать, «корней», «истоков»… Разумеется, для художника нет запретных тем, он исследует социально-психологическую сущность человека во всей ее полноте и сложности. И проблема «истоков» – это тоже реальная проблема. Однако зрелость писательской позиции проявляется в том, что автор умеет найти определяющие характеристики личности. Для личности же революционера характерно как раз созидательное стремление к переустройству мира на началах добра и справедливости. И порой во имя высшей цели разрываются родственные связи.

Взять хоть героев трифоновского «Нетерпения». Желябов говорит Перовской: «…Дворник из дворян… Семен из дворян, Мария Николаевна то же самое, Михайло – сын фельдфебеля, Тигрыч – военного фельдшера, Кот-Мурлыка, Фигнер, Корба, Суханов – все из дворян. Баска, Кибальчич – дети священников…» И вот эти-то люди нашли в себе силы порвать семейные связи, отрешиться от родственных чувств, ибо ими двигало иное, благороднейшее и высокое побуждение – стремление к счастью народному. Ради него они сознательно пошли на смерть. Такие люди, как Желябов, признавали высший тип связей меж людьми – те, что основаны на органическом единстве идей, убеждений, идеалов, отражающих интересы и социальный опыт трудового народа независимо от происхождения, национальности, цвета кожи.

Ю. Трифонову в своем романе удалось сильно показать революционную окрыленность героев-народовольцев, их бескорыстие и величие их подвига. Об опыте этого и ряда других писателей, создавших в последнее время произведения о деятелях русского революционного движения, приходится, полагает докладчик, говорить особенно подробно, ибо возникают еще порой в современной литературной жизни случаи искажения исторической правды, нарушения социально-классового подхода к действительности. Скажем, не так еще давно некоторые критики, становясь по существу на путь ревизии ленинской концепции освободительного движения, объявляли декабристов людьми, чуждыми истинным интересам русского народа. Эти взгляды и суждения подверглись справедливой критике общественности.

ХАРАКТЕРЫ. КОНФЛИКТЫ. ПОИСКИ

Воспитательное значение произведений на историко-революционную тему заключается не только в том, что в них читатель находит героев, достойных подражания, но и в том, что он как бы становится соучастником сложнейших драматических событий и должен развязывать по ходу действия узлы запутанных нравственных коллизий. А эти коллизии порою ведут в свою очередь к еще более широким, кардинальным социально-философским проблемам.

В подтверждение этой мысли можно привести немало примеров из современной литературной практики; докладчик крупно выделяет один из них – «Соленую Падь» С. Залыгина.

Произведение это имело, как известно, широкую прессу, подверглось обстоятельному и вдумчивому анализу. Однако, полагает В. Баранов, в ходе его некоторые акценты были расставлены не вполне точно. Скажем, общим местом в критике стало противопоставление двух героев романа – Брусенкова и Мещерякова. Правомерно ли оно? Безусловно, читательские симпатии на стороне последнего, Брусенков же вызывает безусловно отрицательные эмоции. Но, попадая во власть человеческого обаяния Мещерякова, читатели, а подчас и критики, перестают замечать, что герой совершает поступки, вовсе не всегда бесспорные. Порой – ошибочные, а иногда даже и вредные. Вспомним: начинает он с того, что силой данных ему полномочий единолично отменяет (пусть и несправедливое, навязанное Брусенковым, но принятое все-таки коллективно) решение народного суда. Далее, затевает ненужное сражение за Моряшиху, потом пускается в загул в доме прасола. И это накануне решающего сражения! Не случайно такие коммунисты, как Довгаль или Петрович, вступают с командармом в острейший, на грани кровопролития, конфликт.

В этой связи и постоянный оппонент Мещерякова – Брусенков вовсе не выглядит просто как интриган, руководствующийся мелочными соображениями. Двух этих героев нельзя столь определенно и однозначно противопоставлять друг другу. Будучи во многом действительно противоположными, брусенковская и мещеряковская концепции жизни и действия довольно тесно связаны друг с другом. Обнаруживается диалектическая закономерность: самовластие Брусенкова всякий раз и немедленно проявляется именно тогда, когда Мещеряков- личность исторически прогрессивная, но вовсе не «голубая» – дает ему для этого малейший повод.

Понять диалектику взаимоотношений героев «Соленой Пади» важно не только для того, чтобы точно оценить именно это произведение. Книга ведь написана о трудных путях становления социалистической демократии, об ответственности народных руководителей, о нравственных принципах революционной борьбы. А эти проблемы выходят, естественно, за пределы одного только литературного произведения, сколь бы крупно и талантливо оно ни было, – речь идет вообще о понимании путей и перспектив развития коммунистической нравственности. Поэтому и обращается к ним столь настойчиво литература. Идет интенсивный художественный поиск, художники опробуют все новые формы и жанры, позволяющие наиболее полно и объемно запечатлеть облик революционера – истинного героя эпохи.

К анализу эстетических проблем историко-революционного романа и переходит докладчик. Как характерную его художественную особенность он выделяет взаимопроникновение истории и современности в рамках одного и того же произведения.

В прозе 20 – 30-х годов наблюдался своего рода параллелизм: историческая, историко-революционная и современная тема шли рядом, постепенно сближаясь друг с другом и все же сохраняя между собой довольно четкие границы (от «Одеты камнем» О. Форш, к «Пархоменко» Вс. Иванова, от «Цемента» Ф. Гладкова к повестям Ю. Крымова). Причем герои дня нынешнего (тогдашнего нынешнего дня), как правило, были настолько одержимы своим делом (в этом ясно выразился характер эпохи, запечатленный в названии известной погодинской пьесы «Темп»), что назад, в свое историческое прошлое, чаще всего они не оглядывались.

С ходом времени, с развитием общества, с обогащением социального сознания человека все более ощущалась потребность сопоставить день нынешний и день минувший, обозреть настоящее в широкой исторической перспективе. В этом смысле ответом на запросы времени стал роман Л. Леонова «Русский лес», появившийся в 1953 году. Художественное мышление писателя вобрало в себя исторический опыт народа, победившего в жестокой схватке фашизм, оно синтезировало в романной форме процессы жизни Советской страны в предвоенные годы и русского общества рубежа XIX- XX веков. Прошлое и настоящее выступают здесь как равновеликие категории. Постоянно взаимодействуя, они образуют сложную композиционную структуру, помогающую лучше понять логику движения истории.

В своем роде «Русский лес» стал ориентиром художественных поисков писателей самых разных индивидуальностей. Происходит включение истории в структуру романа о современности, В различной степени и форме этот процесс находит свое выражение – в таких значительных произведениях, как «Вечный зов» А. Иванова, «Межа» А. Ананьева, «Поэма о лесах» Е. Пермитина, «Философский камень» С. Сартакова, «В стране синеокой» Н. Шундика, «Вечер. Окна. Люди» В. Кетлинской, «Тронка» и «Циклон» О. Гончара, «Диво» и «Первомост» П. Загребельного, «Снежные зимы» и «Сердце на ладони» И. Шахмякина. Эти же особенности отличают и ряд поэтических произведений, например»Братскую ГЭС» Е. Евтушенко.

Иными словами, историко-революционное повествование явственно расширяет свои жанровые границы, элементы его проникают в повествование на современную тему, и напротив, в иных произведениях современностью дышит история (при этом, замечает докладчик, тематические границы жанра все же существуют и размывание их грозило бы лишить содержания самое понятие «историко-революционное повествование». Оратор предлагает следующие хронологические рамки жанра: три этапа революционно-освободительного движения в России – победа социалистической революции – утверждение нового общественного строя).

Взаимопроникновением истории и наших дней, продолжает В. Баранов, характеризуются и особенности творческого сознания современных художников. В самом деле, до войны историческая тематика чаще всего оставалась сферой, в которой трудились либо художники, целиком себя ей посвятившие (Г, Шторм, Ю. Тынянов, В. Ян, С. Бородин), либо те, кто здесь свой писательский талант выявлял ярче, нежели в произведениях на современную тему (А. Чапыгин, И. Новиков. О. Форш).

Ныне историческую прозу пишут и те, кто, кажется, прочно связал себя в читательском сознании с картинами современной жизни. Скажем, В. Шукшин, настойчиво исследующий типы современной деревни, обращается к образу Степана Разина. М. Колесников – автор книги о Фрунзе «Все ураганы в лицо», и ему же принадлежат произведения о современном рабочем классе. Интерес к прошлому обнаруживают и такие разные писатели, как В. Панова и В. Кетлинская, М. Шагинян и Г. Гулиа, Я. Смеляков и С. Наровчатов, О. Гончар и П. Загребельный, Г. Абашидзе и И. Друцэ, Ю. Марцинкявичюс и М. Карим…

Можно привести примеры и обратного характера – к С. Залыгину привыкли относиться как к исследователю поворотных моментов истории социалистического общества – гражданская война, коллективизация. А он пишет «Южно-Американский Вариант», произведение сколь дискуссионное, столь и остросовременное…

Подобного рода процессы, характеризующие нынешнюю литературную ситуацию, по-видимому, требуют особой чуткости от литературной критики, заставляют в еще большей мере учитывать индивидуальность художника в целом, те скрытые закономерности, что определяют его творчество.

Критика по-разному отнеслась к роману В. Шукшина «Я пришел дать вам волю». Но дело даже не в разноречивости оценок, а в подходе к образу центрального персонажа – Степана Разина. Его можно лучше понять в сопоставлении с героями рассказов того же В. Шукшина на современную тему – например, «Змеиного яда». И напротив, психология этих персонажей высветляется в сопоставлении с созданным писателем образом Разина.

Точно так же можно прощупать внутренние связи между «городскими повестями» Ю. Трифонова и его же романом «Нетерпение».

Движение историко-революционного жанра, стремление поверить историю современностью проявляются на самых различных эстетических «уровнях». Порой связь исторических времен ощущается подспудно, порой выходит на поверхность повествования, когда писатель стремится связать прошлое с вполне конкретными, притом важнейшими, проблемами и процессами современности.

В этом отношении показателен роман Г. Маркова «Сибирь». В нем с небывалой для жанра исторического повествования остротой рассматривается одна из серьезнейших проблем наших дней – раскрытие тайн природы, разумное использование ее богатств на благо людям. Судьба героя книги, Ивана Акимова, еще в предреволюционные годы исследовавшего необъятные просторы Сибири, оказывается удивительно созвучной думам и деяниям человека второй половины нашего столетия.

Г. Марков, прекрасный знаток Сибири, ее просторов, народных традиций и обычаев, использует в своем историко-революционном повествовании богатый опыт, накопленный во время работы над социальным и семейно-бытовым романом. В этом смысле «Сибирь» – произведение новаторское, расширяющее возможности жанра.

Смело и оправданно связывая – исторически, художественно, психологически – события минувших и нынешних дней, автор, однако, по мысли докладчика, мог бы обстоятельнее рассказать о революционной деятельности своего героя. Более подробные ее картины могли бы обогатить роман, его направленную в будущее мысль. Впрочем, книга не завершена, впереди новые главы, и, быть может, в них еще появятся такого рода эпизоды.

Законная гордость достигнутым, продолжает докладчик, не может скрыть от нас и некоторых трудностей развития жанра, просчетов, возникающих в процессе идейно-художественных поисков. В некоторых книгах связь времен утрачивается и читателю предлагают лишь более или менее занимательные картинки минувшего.

Совсем недавно вышел роман Д. Петрова-Бирюка «Иван Турчанинов». Замечательна и интересна судьба этого человека: потомок донских казаков, блестящий офицер, он оказался в Америке, где командовал во время Гражданской войны крупными соединениями северян. Теоретик военного искусства, писатель, живописец-портретист, музыкант, Турчанинов был прежде всего социалистом-интернационалистом, ненавидевшим всякое угнетение человека. Борьба за освобождение негров стала смыслом его жизни, его подвигом.

Ясно, сколь богатые возможности дает художнику эта яркая фигура. Ясно и то, как актуально роман мог бы прозвучать в наши дни: ведь дискриминация негров и до сих пор является трагедией и позором самой развитой страны буржуазного мира.

Что же получилось на самом деле? Из книги Д. Петрова-Бирюка мы узнаем немало фактов биографии И. Турчанинова, но нет в ней главного – чувства личной причастности художника, ощущения им современности рассказываемой истории. К тому же автору изменяет порой вкус, в книге встречаются расхожие штампы беллетристического повествования.

Возникают и крайности обратного характера – искусственное подтягивание прошлого к современности, к нынешнему уровню сознания народа. Так, в романе А. Алдан-Семенова «Красные и белые» едва ли не основное желание забитых, испытывающих лютую ненависть к своему помещику крестьян состоит в том, чтобы превратить поместье в музей. Неужто иных забот не было у них?

В ходе движения жанра, расширения его границ возникают и другие проблемы. Одна из них – мера условности, художественного преувеличения. Вообще-то условные, метафорические формы все более и более привлекают ныне внимание прозаиков – можно сослаться на опыт В. Катаева, А. Битова, В. Астафьева (в «Пастухе и пастушке»). Ничего поэтому нет удивительного и в том, что эта тенденция обнаружила себя и в произведениях историко-революционного жанра. Взять, к примеру, повесть Б. Окуджавы «Глоток свободы». Написана она очень своеобразно: в центре книги фигура маленького человека, переживания которого выстраиваются в некую психологическую модель и занимают романиста более всего. Связаны эти переживания с декабризмом, с Пестелем, но это, кажется, не столь уж для автора и важно. На месте Пестеля мог оказаться любой другой свободолюбец – скажем, Петрашевский или Желябов.

В избранной им художественной манере Б. Окуджава строит свой рассказ точно и психологически убедительно. Но следует, видимо, все-таки признать, что обращение к исторической фигуре требует от автора большей верности фактам, ставит его воображению определенные границы. Б. Окуджава эти границы переступил. Не тем ли, кстати, объясняется и нарушение в его повести исторической достоверности, на что обратил внимание автор обстоятельной монографии о Пестеле историк Н. Лебедев?

Историческая точность, а с другой стороны, ощущение современного смысла событий минувших времен непременное условие плодотворного развития историко-революционного романа. Об этом немало и результативно размышляет текущая критика. Однако за глобальными проблемами, полагает докладчик, критика в последнее время нередко упускает из внимания вопросы писательского мастерства – те «частности», без которых не существует художественного произведения.

Естественно и правомерно стремление писателей запечатлеть в повествовании события яркие, драматические, волнующие читателя. Однако порой драматизм обстоятельств подменяет, приглушает драму идей.

В. Баранов приводит некоторые примеры. Скажем, в романе А. Ананьева «Межа» – произведении интересном, обладающем остросоциальным смыслом, – есть такой эпизод: на Николая Богатенкова, героя повествования, валится горящее бревно, к тому же во время пожара гибнет его диссертация. В принципе подобного рода сюжетный ход вполне правомерен. Однако уж слишком большую идейную ношу возлагает на это событие автор: оно по существу оказывается завершающим аргументом, способным убедить героя в ложности его концепций развития села.

Увлечение «демоническими» страстями чревато победой дешевых мелодраматических эффектов над подлинной правдой характеров, – продолжает оратор. Так и случилось в книге И. Мяло «Раскол», в которой роман революционного матроса Сергея Кубая и княгини Лиды воссоздается с явным нарушением элементарных норм художественного вкуса.

Это, разумеется, крайний случай, но и во вполне добротной литературе излишне большая ставка на сюжетную занимательность оборачивается недостатком психологической глубины, В последнее время заметное развитие получила «детективная» разновидность историко-революционного романа. Особенную популярность, пожалуй, приобрел цикл произведений Ю. Семенова. Читаются его книги, скажем «Бриллианты для диктатуры пролетариата», с интересом, однако «давление» интриги приводит к тому, что идея мельчится, образ революционера и революционной эпохи утрачивает подлинный масштаб.

Художественные пути современного историко-революционного романа, заключает докладчик, сложны и многообразны.

Прекрасный образ революционера-ленинца, активного деятеля истории, борца за счастье народное создается писателями различных поколений, различных творческих индивидуальностей, и мы уже сейчас вправе говорить о целом ряде крупных достижений. Они, эти достижения, являют собой надежную основу дальнейшей творческой работы.

ЖИВЕЕ ВСЕХ ЖИВЫХ

В докладе на совместном торжественном заседании ЦК КПСС, Верховного Совета СССР и Верховного Совета РСФСР, посвященном 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина, тов. Л. И. Брежнев сказал: «Настолько громаден был масштаб мысли и деяний Ленина, настолько глубоко сумел он понять и выразить назревшие потребности своей эпохи, что и ныне ленинские идеи представляют собою могучее оружие в руках борцов за счастье народов. Нет такого уголка на земном шаре, где имя Ленина не звучало бы как пламенный призыв к борьбе с гнетом, бесправием, эксплуатацией, как символ боевого единства, как залог победы в исторической битве за торжество коммунистических идеалов».

Жизнь и личность Ленина – ярчайший пример высокой революционной нравственности, беззаветного служения коммунистическому идеалу. Понятно поэтому, сколь серьезна ответственность, которую берет на себя художник, обращаясь к образу вождя и гениального мыслителя. Донести до современника жизнь Ленина, воплотить ее в художественном слове, – мыслима ли задача более сложная, но и более заманчивая для искусства?

Литературная Лениниана пополняется все новыми произведениями, появляющимися на разных языках народов нашей страны, критическая мысль упорно работает над исследованием эстетической проблематики этой области литературы, органически смыкающейся с произведениями историко-революционного жанра. Естественно, произведения на ленинскую тему, произведения, посвященные революционерам – боевым соратникам вождя коммунистической партии, привлекли широкое внимание участников заседания Совета по критике. Особый интерес представляют рассказы самих писателей, в книгах которых возникает образ вождя.

На трибуне – А. Коптелов. Совместными усилиями, говорит он, литературная Лениниана накопила уже немалый опыт. Но сейчас вспоминаются далекие уже годы, когда писатели моего поколения только подступали к ленинской теме. Тогда многое приходилось собирать по крупицам, выполняя в известной мере и работу историков.

Иногда читатели, особенно юные, спрашивают: «Скажите, как вы пишете – по истории или «из головы»?») Отвечаю на этот вопрос так: и по истории и «из головы». По истории – потому что речь идет о великом человеке, учение и деяния которого преобразили судьбы целых народов, оказали огромное влияние на ход мировой истории в XX веке. Когда художник обращается к явлению такого масштаба, отклонение от исторической реальности непозволительно. В основу любого образа, любого эпизода должны быть положены реальные события. Роман ли, повесть, рассказ должны «работать» на них, как часовой механизм работает на рубиновых камнях.

Помнится, Луначарский говорил, как страшно ему бывало печатать воспоминания о Ленине, – он боялся быть неточным в передаче ленинского слова, жеста, даже взгляда. И это – человек, долгие годы проработавший рядом с Лениным, обладавший удивительной памятью. Что уж говорить о нас грешных – тех, кому с Лениным встречаться не посчастливилось.

Путь раскавыченных цитат, конечно, самый легкий, но, видимо, неплодотворный. Приходится воссоздавать голос великого человека, вкладывать в его уста слова, которых на самом деле он не произносил, восстанавливать ход его мыслей. Трудное дело, большая ответственность. Вот тут-то и возникает эта самая проблема – сочинения «из головы». История не все сохранила нам. Никакое произведение невозможно без участия писательского воображения. Художник основывается на факте, но идет дальше него, вскрывает его внутреннее содержание, домысливает его в соответствии с логикой образа.

Все это как будто бы элементарно, но сложность этой кажущейся простоты ощущаешь, садясь за письменный стол. С большой робостью принимался я, вспоминает писатель, за роман, посвященный сибирскому периоду жизни и деятельности Ленина. Сибирскую-то деревню я знаю хорошо, и, думалось мне, это знание поможет воссоздать обстановку, сложившуюся там в годы ссылки Ленина. Это была, наверное, наиболее легкая (если вообще применительно к писательскому делу можно говорить о легкости) часть работы над романом. Но оставалась самая ответственная часть работы – правдивое воссоздание облика Ленина.

Оценивать сделанное – не моя задача. Позволю себе только вспомнить, как создавались некоторые эпизоды повествования. Может быть, это и будет мой ответ на проблему документальности и вымысла в Лениниане.

Поезда в ту пору, которая изображается в романе, ходили медленно: дорога до Красноярска заняла у Владимира Ильича десять дней. Из Самары он ехал в одном вагоне с доктором Крутовским, народником. Вспоминает об этом путешествии сам Крутовский, но до обидного лаконично: «…Проводя время в спорах, много читая, распивая чай и на остановках гуляя по перрону, мы ехали до Красноярска».

Как спорили? О чем спорили? Все это предстояло домыслить, восстановить, исходя из политических, экономических, философских воззрений собеседников, исходя из общих явлений и событий времени и даже учитывая, какой пейзаж мог промелькнуть за окном и привлечь внимание.

Бывает и иначе – когда писателю приходится докапываться до истины, нарушенной в исторических трудах (тем самым никоим образом не бросается тень на труд историков, специалистов, накопивших весьма ценные материалы о ленинской жизни и деятельности).

Известна такая история, В 1924 году, сразу после кончины В. И. Ленина, в Шушенское приехал некий журналист. Кто-то из тамошних крестьян сказал ему, что сюда, в ссылку, Владимира Ильича привезли два жандарма. Так он и записал, так и напечатал в «Сибирских огнях». И хоть тираж журнала был тогда невелик, «два жандарма» прочно утвердились в исторической литературе (не помогла даже публикация соответствующих документов, появившаяся в конце 20-х годов в журнале «Пролетарская революция», не помогло и разъяснение доктора Крутовского в тех же «Сибирских огнях»). Между тем никаких «двух жандармов» не было – Владимир Ильич Ленин ехал в ссылку за свой счет, сам покупал билет и предъявлял свидетельство в полицию.

Тут, впрочем, дело довольно ясное. Но вот иной случай. Окончив роман, я показал его специалистам-историкам. Они сделали немало замечаний, за что огромное им спасибо и низкий поклон. Но по поводу одного эпизода наши суждения разошлись.

Текст романа: «Вот едут Владимир Ильич, Мария Александровна и Маняша, которой шел тогда девятый год. По улице мчатся на тройке студенты и разбрасывают листовки».

Мне возразили, что воспоминаниями этот эпизод не подтверждается. Единственно, кто писал об отъезде из Казани, – Мария Ильинична, но тогда ей шел девятый год. В одном документе она писала: «Нас проводил полицейский пристав до околицы», а в другом: «Нас проводил какой-то полицейский чин». О листовках ничего не было сказано.

Но жандармы-то доносили, что листовки бросали! Эти донесения сохранились, как сохранились и сами листовки, начинавшиеся словами: «Прощай, Казань!.. Прощай, университет!..» Так что, я считаю, писатель вправе был включить подобный эпизод в повествование: он помогает передать историческую правду о революционном движении казанского студенчества.

Этот, вполне частный, случай, продолжает А. Коптелов, имеет, однако, достаточно широкий смысл – доказывает необходимость обращения к первоисточникам при работе над исторической темой.

Известно, например, что выход в свет первого номера «Искры», открывавшегося передовой статьей, написанной В. И. Лениным, несколько задержался. Об этом говорится во всех исторических трудах. Но почему так произошло, не ясно. Между тем дело обстояло следующим образом. Вот идет с машины первый – такой долгожданный! – номер боевой газеты русских марксистов-революционеров. Огромная радость для Владимира Ильича. И вдруг, перечитывая свою передовую, он обнаруживает, во-первых, ошибку, допущенную наборщиком, а затем и пропуск второй и пятой строк. Понятно, статью пришлось перебирать, и выпуск номера задержался. Но узнать об этих конкретных – и потому столь важных для художника – подробностях можно, лишь перелистав комплекты «Искры» и разыскав оригинал ее первого номера.

Читайте первоисточники! Они незаменимы для исторического романиста, а тем более для писателя, взявшегося за ленинскую тему.