Л. В. Егорова. Английская Библия в культурной перспективе; Л. В. Егорова. «О героическом энтузиазме», или Рождение метафизического стиля

Две книги, выпущенные в прошедшем году Л. Егоровой, тесно связаны между собой. История освоения Библии культурным сознанием Британии через переводы Писания, рассказанная подробно, со вкусом к деталям, дополняется и продолжается историей рождения метафизического стиля в английской поэзии и прозе начала XVII века.

«Английская Библия в культурной перспективе» — книга уникальная во многих отношениях. Начать с того, что Л. Егорова обращается к предмету, столь важному для отечественной англистики, сколь мало известному. Памятен острый интерес, вызванный несколько лет назад переводом книги Кристофера Хилла «Английская Библия и революция XVII века» (М., 1998), где анализируется роль Библии короля Якова в политических дискуссиях английской революции, но не дается представление о качестве текста. Между тем значение английской Библии в истории английской литературы трудно переоценить. Л. Егорова показывает, что сам процесс формирования английского литературного языка неразрывно связан с историей библейских переводов, с опытом усвоения языкового и художественного материала Писания.

В книге реконструируется и осмысливается практически вся история переводов Библии в Британии от первых веков христианства до XVII века. Автор начинает с ирландских рукописей Вульгаты, метрических парафраз библейских повествований и межстрочных глосс к латинским текстам, которые, строго говоря, не являются переводами, и затем последовательно обращается ко всем известным попыткам создания англосаксонской версии Священного Писания. В движении от максимально близкого Вульгате подстрочника к переводу Л. Егорова выделяет первые проявления «естественного — не калькированного звучания английского» (с. 32). Этот процесс, означающий постепенную культурную адаптацию текста, начался уже в древнеанглийский период и, по мысли автора работы, был тесно связан с взаимодействием древнееврейского, греческого и латыни в их влиянии на английский на разных стадиях его развития. Во времена Реформации ориентация на латынь Вульгаты или же древнееврейский и греческий тексты определялась различием католического и протестантского подходов. Для католиков латынь Вульгаты была освящена многовековой практикой церкви, протестанты же с их идеей возвращения к представлениям первых веков христианства во главу угла ставили оригинальный ветхозаветный текст. У. Тиндейл, переводивший на английский с греческого Новый Завет и масоретский текст, пришел к выводу, что английский язык больше подходит для перевода Писания, нежели латынь, поскольку лучше согласуется и с древнееврейским, и с греческим.

О формирующихся конфессиональных противоречиях создается представление в описании развернувшейся в XVI веке полемики о подходах к переводу Библии. Л. Егорова останавливается на двух таких эпизодах: споре сэра Томаса Мора с Тиндейлом и различиях между протестантской Женевской Библией и Дуэ-Реймским переводом, созданным в ходе контрреформации. В «Диалоге о ересях» (1529) Мор выражал свое неприятие протестантских принципов sola fide и sola scriptura и резко критиковал порывающий с церковной традицией перевод Тиндейлом целого ряда ключевых понятий, таких как «конгрегация / «церковь», «любовь / милосердие», «старейшина / священник». Продуктивными для высокого английского оказываются как находки Тиндейла (сочетание «домашности», разговорности языка с торжественностью стиля в его переводе), так и ориентированный на латынь синтаксис Мора.

В красочных деталях воспроизводится история создания Библии короля Якова, которая стала вершиной переводческих усилий этой эпохи. По мысли автора книги, авторизованная версия являет совершенную красоту выражения, источник которой — в заботе о максимальном сохранении спектра значений, в глубинном внимании к образному ряду библейского текста. Для переводчиков с их стремлением к точности нет неважного, простая замена наречия «not» наречием «no» в переводе Первого послания к коринфянам (1 Кор. 13:5) рождает существенный сдвиг смысла: «»Not» теснее примыкает к глаголу: любовь не мыслит злого… «No» соотносится и с последующим словом, дополняя предыдущее значение еще одним: любовь никого и ничто не считает злым» (с. 83).

При очевидной сложности и обилии материала повествование в книге отнюдь не перегружено историческими сведениями и отсылками. Для автора во всех случаях на первом месте стоит текст, в который должен вслушаться читатель. «Вчитывание-вслушивание» очень важно для Л. Егоровой, фактически, оно определяет ее подход к материалу, о чем и сказано во вступлении: «Для меня чтение — вслушивание в слово» (с. 6). Процесс «вслушивания» предполагает индивидуальность восприятия, автор книги выступает как читатель, обладающий особой тонкостью слуха, постоянно подчеркивающий: «на мой слух…» (с. 32). Нам предлагается чутко прислушаться к слогу давно ушедших переводчиков Библии, оценить его свежесть и естественность или, наоборот, искусность, уловить нюансы смыслов, возникающих в различных переводах библейских эпизодов: экзегеза, которая неотделима от перевода Священного Писания, в книге тоже постигается через «вслушивание» в слово. Так, Библия короля Якова, которая создавалась с установкой на публичное произнесение, «услышана» в книге как «речь древнееврейского пророка — неспешная, округлая, с характерными сложносочиненными предложениями» (с. 82).

Автора книги можно было бы упрекнуть в чрезмерном доверии к читателю: она как будто искренне верит, что читателю удастся без ее помощи оценить в полной мере четыре варианта стиха из книги Бытия (Быт. 4:5), приведенные на древнееврейском, греческом Септуагинты, латыни Вульгаты и древнеанглийском короля Альфреда, или понять историю Вавилонской башни в изложении Эльфрика. Но некомментированные отрывки дают чувство прикосновения к аутентичному тексту и вполне соответствуют общему импрессионистическому подходу, который, бесспорно, составляет одно из главных достоинств этого необычного научного труда.

Вторая книга, «»О героическом энтузиазме», или Рождение метафизического стиля», написана в более строгом научном стиле и с большим правом может быть определена как монография. История освоения библейского текста национальным культурным сознанием находит свое впечатляющее завершение у поэтов-метафизиков во главе с Джоном Донном. В этой книге Л. Егорова обращается к проблеме формирования метафизической поэзии. Продолжая тему становления английского литературного языка и национальной литературы, главным героем она избирает Филипа Сидни, которому Джордано Бруно посвятил свою книгу «О героическом энтузиазме». Именно Сидни, как показано в первой главе, преобразовал английскую версификацию, так что «метрическую «колченогость» сменили разнообразные «походки»» (с. 4). Автором приводятся его размышления над возможностями английского поэтического языка. «Эклоги» «Старой Аркадии», к которым достаточно редко обращаются литературоведы, подробно анализируются в книге как источник, дающий отчетливое представление о путях становления поэтического языка, обозначенных Сидни.

Принадлежащие поэту переложения псалмов Л. Егорова полагает важнейшим поэтическим событием в истории формирования метафизической поэзии. Автор работы помещает псалмы в переложении Сидни в контекст его творческих поисков, связанных с освоением формального совершенства европейской поэзии. По контрасту со «Старой Аркадией», переложения псалмов, продолжающие метрический эксперимент, являют новую степень поэтической зрелости. Ракурс, избранный в книге, позволяет показать наглядно ощущавшуюся поэтом разницу между светской и религиозной поэзией.

В интереснейшем разделе, посвященном совершенствованию поэтических переложений псалмов графиней Пембрук, обнаруживает себя одна особенность, свойственная обеим книгам, а именно — чрезвычайно бережное отношение к материалу, желание сохранить в неприкосновенности его внутреннюю целостность, живую сущность. Во второй книге Л. Егорова тоже всегда идет от текста, от реальности литературного события. Движение мысли проявлено в слове поэзии. Филигранный анализ постепенного изменения качества псалмов графини Пембрук дает необычайно внятное представление о самом процессе формирования стиля метафизической поэзии, о том, как рождался язык, который обрел такую степень совершенства под пером Джорджа Герберта. В обнаружении истоков гербертовской поэзии в творчестве Сидни и графини Пембрук Л. Егоровой удается быть куда более убедительной, нежели это удалось в свое время Л. Мартцу.

Тщательно прописывая стилистические связи между Сидни и Донном, Л. Егорова уточняет понятие «метафизический стиль», не раз комментированное за последние годы, но не ставшее менее сложным для понимания. Делая Сидни центральной фигурой в истории формирования метафизической поэзии, автор книги смещает традиционное представление о поэзии английского Ренессанса. Предлагаемая ею картина включает еще две не всегда учитываемые фигуры. Вслед за Мартцем Л. Егорова уделяет большое внимание поэзии Р. Саутвелла и, надо сказать, весьма убедительна в своих рассуждениях. Вслед за Т. С. Элиотом как важный фактор в развитии метафизического стиля она рассматривает прозу Л. Эндрюса. Собственно, именно этот ход мысли, по всей видимости, и заставил Л. Егорову говорить о стиле, а не о метафизической поэзии, как принято, если речь идет о XVII веке. Во времена Якова I сложный стиль поэзии и прозы имел одно название — strong lines. Именно это единство, нашедшее наиболее полное воплощение в творчестве Джона Донна, и подчеркивается понятием «стиль». В книге, однако, об этом не сказано достаточно внятно. Слабым местом в остальном очень интересной работы представляется «Вступление», в котором метафизический стиль определяется механистически, как простой набор черт, а литературная эпоха характеризуется достаточно поверхностно через изъятый из контекста цитатный ряд. Впрочем, эти огрехи полностью искупаются в основном тексте.

Хочется надеяться, что изданные в Вологде книги Л. Егоровой не пройдут незамеченными: они заслуживают самого пристального внимания.

О. ПОЛОВИНКИНА

г. Владимир