Бегство из литературного заповедника. О романе Всеволода Бенигсена «ГенАцид»

…Вполне возможно, что со временем изменение параметров экосистемы может зайти так далеко, что эндемическое существо по имени «русская литература» лишится возможности жить в естественных природных условиях, и для продления его существования понадобятся территории со специальными условиями, вроде национальных парков или заповедников.

Владимир Мартынов, «Пестрые прутья Иакова».

Прошло уже два года с момента выхода романа Всеволода Бенигсена «ГенАцид», однако, несмотря на живой читательский интерес и выдвижение на престижные литературные премии, произведение это странным образом остается вне зоны внимания литературной критики. Роман собрал лишь несколько скупых рецензий в прессе и удостоился едва ли не единственного упоминания в обзорной «толстожурнальной» статье А. Кисель¹.

«ГенАцид» определяли как книгу «о прививке российской словесности русскому народу в отдельно взятой деревне»²; «роман про то, что народ так оскотинился, что никакая литература его уже не исправит, а только, наоборот, испортит»³; даже как «какую-то черную притчу-фантазию о русской жизни <…> и как иносказание о «книжных» истоках революции и террора»⁴.

Так что же это за зверь такой — ГЕНАЦИД — Государственная Единая Национальная Идея по сохранению литературного наследия, внедрение которой в «народные массы» заставило жителей захолустной деревеньки Большие Ущеры спешно заучивать наизусть произведения русской классики? Пародийная модель неудачного культурного эксперимента? Сатирическое осмеяние современной речевой действительности? Оттаптывание ее «больных мозолей» средствами изящной словесности? Трагический опыт «литературного заповедника»?

«Баратынский, хератынский — учи, и все»

Формально в «ГенАциде» описаны идеальные (если не сказать — стерильные!) условия «приближения писателя к народу» и становления традиции «изустной охраны» литературных памятников.

Замысел, вроде бы, замечательный: объединить людей не по географическому, национальному, идеологическому или экономическому принципам, а по ТЕКСТОВОМУ. Создать единое литературное пространство сначала в масштабах отдельного населенного пункта, а затем и целого государства. Использовать Слово как клей для соединения распавшихся фрагментов мозаики речевой действительности. Красота, да и только! А в качестве испытательного полигона — небольшая деревня российской глубинки: ни тебе информационной интоксикации, ни гнета Интернет-тенет. Большие Ущеры — чем не «литературный заповедник»?

Казалось бы, все задумано верно и все задуманное должно исполниться. Но вот незадача: изобретенная как средство общения Идея становится средством разобщения. «Указ президента не обсуждается. Баратынский, хератынский — учи, и все». Так литература из объекта уважения и наслаждения превращается в орудие насилия и предмет глумления.

Роман Бенигсена всеми красками художественности расцвечивает очевидный факт: идея «в приказном порядке сердца искусством облагораживать» заведомо обречена. Все насильственное и искусственное априори дискредитирует литературу, превращая в эрзац даже самые лучшие и подлинные ее образцы.

Едва был опубликован «президентский указ за номером № 1458 о мерах по обеспечению безопасности российского литературного наследия», как тут же начинается мелочное сведение счетов милиционера и библиотекаря с «провинившимися» односельчанами путем распределения между ними самых сложных текстов.

Затем, как грибы после дождя, в деревеньке появляются литературные группировки: «заики» и «рифмачи» (те, кому для заучивания достались соответственно проза или стихи); «оценщики» и «кусочники» (получившие целостные тексты или отдельные фрагменты); «сонники» и «гвозди» (чтецы-халтурщики и талантливые декламаторы).

Но самое опасное заключается в том, что прививаемая насильно культура становится враждебна человеку. Пословица «Язык мой — враг мой» обретает буквальный смысл.

Враждебность и пренебрежение к речевой культуре сквозит уже в самих жаргонизмах, изобретаемых большеущерцами для именования неожиданно свалившихся на них литературных реалий:

1. Кисель А. Память человечества // Октябрь. 2009. № 9. [↩]
2. Кучерская М. Их всех тошнит // Ведомости. 2009. 25 июня. [↩]
3. Данилкин Л. Хорошая комедия с плохим концом // Афиша. 2009. 8 июня. [↩]
4. Мирошкин А. Вот и дочитались. О сельском библиотекаре и русском бунте // НГ Ex libris. 2009. 27 августа.[↩]