Критическая проза декабристов
«Литературно – критические работы декабристов». Статья, состав, подготовка текста и примечания Л. Г. Фризмана, «Художественная литература», М. 1978, 374 стр.
К читателю достаточно многоликому и многочисленному (именно таков, как правило, читательский адресат издательства «Художественная литература») пришла первая из книг новой серии «Русская литературная критика». Ее название – «Литературно-критические работы декабристов».
Держа в руках не очень объемистый, добротно изданный томик (его формат напоминает журналы и альманахи декабристской поры), невольно задумываешься: почему новую серию открывает именно собрание литературно-критических и публицистических работ первых русских революционеров? Почему издательство не доверилось хронологии, не выпустило для начала, к примеру, книгу под названием «Русская литературная критика конца XVIII – первого десятилетия XIX века»?
Но чем больше размышляешь о целях, задачах, о своеобразии новой серии, тем более точным и оправданным представляется выбор.
В духовной жизни читателя, в науке и в литературе есть свои вечные темы, интерес к которым не увядает, а увеличивается год от года. И одна из них – движение декабристов, та культурно-историческая эпоха, которую называют «пушкинской порой». Именно с этим временем, ставшим объектом научного исследования и художественного воссоздания (зачастую одно тесно переплеталось с другим), связаны первые и блистательные шаги молодой советской науки о литературе.
Шли годы, специалисты и просто читатели, любящие отечественную словесность, получали в свое распоряжение все новые документы и факты, знакомились с новыми гипотезами, научными разысканиями. В художественной прозе зародился и получил беспрецедентную популярность биографический жанр. И здесь – от «Кюхли» Ю. Тынянова, книги первооткрывательской, от «Записок д’Аршиака» Л. Гроссмана до «Глотка свободы» Булата Окуджавы – декабристская и пушкинская тема стала своеобразным ферментом, ускорившим становление жанра, сложившегося в «сериалы», адресованные самому широкому читателю («Жизнь замечательных людей», «Пламенные революционеры»).
От художественных биографий шли в свою очередь импульсы, повышающие взыскательность читателя, побуждающие его самого, без посредничества повествователя-биографа, прикоснуться к первоисточникам, чтобы составить свое личное мнение о фактах и судьбах, давно ставших достоянием истории, но бессмертных в духовной жизни наследующих поколений.
Возможно, именно эта растущая год от года читательская активность стала одной из причин, побудивших издательство «Художественная литература» начать выпуск книг новой серии, и начать его со знакомства с литературно-критической и публицистической прозой рыцарей 14 декабря. «Широта взглядов и интересов декабристов, их гражданское отношение к литературе, прекрасное владение словом, сама их биография не могут не волновать и сегодняшнего читателя», — справедливо говорится в издательской аннотации.
Наиболее известные, сыгравшие значительную роль в литературном процессе первой трети прошлого столетия критические статьи писателей декабристского круга издавались и перепечатывались неоднократно. Однако, как отмечает составитель и комментатор рецензируемой книги Л. Фризман, все издания, предшествовавшие нынешнему, «имели более широкий профиль и, естественно, литературно-критическое наследие декабристов было представлено в них лишь наиболее выдающимися образцами» (стр. 307). Свою задачу в связи с этим составитель определяет как «первую попытку собрать воедино литературно-критические работы декабристов» (там же). Но достигнутый результат намного интереснее и значительнее этого замысла, сформулированного достаточно скромно и с большой долей авторского самоограничения. Получился не просто сборник литературно-критических статей (их было немало в издательской практике). Это книга критической прозы, целостное по стилю и пафосу самораскрытие поколения, отмеченного общностью миросозерцания и бытового поведения.
Именно так воспринимается тщательно отобранный Д. Фризманом материал. Он достаточно богат и разнообразен, порой уникален: некоторые критические статьи и заметки перепечатываются впервые с момента своего появления на страницах периодики конца 10-х – начала 20-х годов XIX века. В книге, открывающей читателю «критическое творчество» декабристов-литераторов, впервые извлечены из архива и опубликованы наброски Александра Бестужева под условным названием «Мысли и заметки». Высокая научная ценность материала, который предположительно датируется концом 20-х – началом 30-х годов, не подлежит сомнению: он интересен и нужен в первую очередь специалисту, изучающему эволюцию литературных взглядов и стилистики критической прозы одного из одареннейших авторов декабристского лагеря. «Мысли и заметки» А. Бестужева – веский фактический аргумент в споре с точкой зрения, противопоставляющей творческую позицию и художественную практику декабристов-литераторов до и посла 14 декабря 1825 года, усматривающей отступление от выстраданных, подкрепленных историческим деянием гражданских и эстетических принципов там, где имеет место их органичная и закономерная эволюция.
Вообще составительские акценты, расставленные Л. Фризманом, достаточно ясно выявляют его научную позицию в тех вопросах, которые в изучении истории русской литературы, в частности в истории русского романтизма, являются дискуссионными. Вполне оправданно стремление составителя привлечь внимание к забытому специалистами «Отрывку из путешествия по полуденной Франции» В. Кюхельбекера. Л. Фризман интерпретирует этот фрагмент, казалось бы, хорошо изученных, зацитированных «Европейских писем» как программный документ, раскрывающий романтическую сущность литературной позиции «архаиста» Кюхельбекера: «Кюхельбекер обращается к обоснованию одного из центральных тезисов декабристской критики – утверждению глубинной внутренней соотнесенности поэзии и романтизма» (стр. 15 – 16). Этот вывод подтверждается не только «Отрывком из путешествия по полуденной Франции», но и всей совокупностью образцов критической прозы декабристов и их литературных единомышленников, вошедших в рецензируемую книгу.
Особо следует сказать о переводных материалах – о «Письме к молодому поэту (Из Виланда)», перевод Кюхельбекера, и статье М. Арто «О духе поэзии XIX века», взятой А, Бестужевым из журнала «Revue Encyclopedique». Восстановление в правах этих литературных опытов, обоснование творческого характера переводов – заслуга Л. Фризмана. Самостоятельность и независимость эстетических позиций декабристов, обусловившие направление и авторские тенденции обработки и переделки иноязычного текста, – веское подтверждение необходимости присутствия переводных материалов в книге декабристской критической прозы.
К соображениям Л. Фризмана можно, на наш взгляд, добавить еще одно. Исторический рубеж 10-х и 20-х годов – литературная эпоха, для которой характерно сложное переплетение предромантических и романтических тенденций. Высокой мерой авторской субъективности, активным присутствием личностного начала пронизана любая отрасль литературной деятельности, творчество каждого отмеченного печатью дарования писателя – будь то признанные авторы, такие, как Жуковский, или начинающие литераторы А. Бестужев и Кюхельбекер. Переводческие принципы Жуковского и особенности переводной критической прозы будущих декабристов во многом сходны. «Он переводил особенно хорошо только то, что гармонировало с внутренней настроенностью его духа, и в этом отношении брал свое везде, где только находил его». Эти известные слова Белинского о Жуковском вполне приложимы к статьям, переведенным Кюхельбекером и Бестужевым, Для русского писателя первых десятилетий XIX века, когда отечественная литература предощущала, вынашивала и порождала романтизм, иноязычный автор был как бы родной душой, собеседником-другом, чьи мысли и чувства, конгениальные творческой личности переводчика, служили не только материалом для переработки, приближавшей иностранный текст к политической злобе дня и актуальным запросам отечественной словесности.
Напрашивается аналогия между автором иноязычного текста и условным слушателем романтической поэмы-исповеди либо адресатом столь распространенного в те времена жанра стихотворного дружеского послания. Не исключено, что это активизировало и усиливало импульсы, идущие от переводимого текста к оригинальному. Именно поэтому переводы, выделенные Л. Фризманом в раздел «Приложение», воспринимаются как органическая часть книги декабристской художественной прозы, как ее своеобразная глава.
Критические статьи, публицистические фрагменты, собранные под одной обложкой, читаются как увлекательное повествование о духовной жизни людей декабристского круга. Есть здесь свои центральные персонажи, такие, как А. Бестужев, Кюхельбекер, Рылеев, чья критическая проза представлена наиболее широко и многосторонне. Есть персонажи эпизодические, но необходимые для ощущения единства и многообразия литературно-критического творчества декабристов, для верного понимания той острой литературной и политической полемики, которая шла на страницах тогдашней периодики, В этом смысле в равной мере оправдано присутствие в книге многократно перепечатывавшейся и широко исследованной статьи Грибоедова «О разборе вольного перевода Бюргеровой баллады «Ленора» и полемических заметок и реплик О. Сомова, доступных до сих пор лишь узкому кругу специалистов. На полноту и объемность читательских представлений о критическом творчестве декабристов «работает» знакомство и с хрестоматийной статьей Рылеева «Несколько мыслей о поэзии», и с малоизвестными ответами Н. Бестужева на вопросы, предложенные в первой книжке «Благонамеренного».
Среди образцов декабристской критической прозы есть и такие, с отсутствием которых в книге трудно согласиться, например одна из глав незавершенного романа А. Бестужева «Вадимов» под названием «Выстрел». Этот миниатюрный эстетический трактат – один из интереснейших теоретических манифестов декабристского романтизма 30-х годов я одно из лучших литературных достижений Бестужева-критика. «Выстрел» столь же редко привлекал внимание специалистов и так же мало известен широкому читателю, как и «Отрывок из путешествия по полуденной Франции» Кюхельбекера. В этом полузабытом образце декабристской публицистики многое перекликается с тем, что сказано в «Рассуждении о необходимости иметь историю Отечественной войны 1812 года» Ф. Глинки, вошедшем в книгу. Возможно, отсутствие одной из поздних критических работ А. Бестужева особенно ощутимо именно потому, что оно нарушает избранную составителем установку: представить читателю литературно-критическую деятельность декабристов не как конгломерат отдельных текстов, но как нерасторжимое идейно-стилевое единство. Хотелось бы найти в книге извлечения из поныне не изданного полностью «Дневника» Кюхельбекера, образцы эпистолярной прозы декабристов-литераторов.
Трудности, связанные с тем, чтобы сохранить своеобразие новой серии, заявленное в книге «Литературно-критические работы декабристов», крайне велики. Эволюция русской литературы вела к изменению не только качественных, но и количественных характеристик критической прозы. Нелегко придется потенциальным составителям, которые обратятся к русской критике 40-х годов или второй половины прошлого века – от Белинского и Аполлона Григорьева до Шелгунова и Михайловского. Но доброе, многообещающее начало вселяет надежду на то, что новая серия обретет свое лицо, сохранит и приумножит то ценное, что найдено в первой книге.