Коротышки

Эдуард ШУЛЬМАН

Коротышки

 

ВМЕСТО ЭПИГРАФА

– Уметь развлекать, – говорит Казанова, – значит валять дурака с умом и знанием дела.

 

ВПЕРЕД И ВЫШЕ

Близкая знакомая укоряла Венедикта Ерофеева за нехороший поступок: то ли зачитал книжку, то ли не вернул долг…

– Да-да, – вздохнул Веничка, – все точно. Вы, алмазы, потонете, а мы, говно, поплывем.

 

ВЧЕРА И СЕГОДНЯ

Столичная пресса вынесла на первую полосу – аршинными буквами – ЖОПА.

То ли дело недавние и далекие безгласные годы! Даже «зад» – через многоточие:

«У великого Аддисона на з (многоточие)… висела сумка, оставлявшая ссадины при каждом толчке»(Лоренс Стерн, «Сентиментальное путешествие». М., 1968).

 

ДЛЯ ЯСНОСТИ

В книге Бориса Слуцкого «Записки о войне» есть небольшой очерк «Попы».

А там, извините, про что?

Нынешние редакторы (СПб., 2000) сильно призадумались да от греха подальше поставили жирное ударение на последнем слоге.

 

 

ВЕСЕЛЫЙ ДОМ

Маяковский и Брики вывесили плакат: «Никого не принимаем!» Однако не помогало – народ валом валил: завтракали, обедали, ужинали…

– По сравнению с тем, что здесь творится, – сказал Маяковский, – бордель – прямо церковь. Туда хоть днем не ходят. А к нам – круглые сутки. И все – бесплатно.

 

ЛЮБОВЬ, ИЛИ ЖИВОТНЫЕ РАДОСТИ

Маяковский и Лиля Брик жили будто бы как кошка с собакой: он – Щен, она – Киска. Поссорившись перед Новым годом, разъехались, по взаимному уговору, на два месяца, исключив даже телефонные звонки…

Поэт выдержал половину срока, ластился и скулил:

Вы и писем не подпускаете близко —

Закатился головки диск.

Это, Киса, не переписка,

Это только всего переПИСК.

 

НА КАКОМ ЯЗЫКЕ

Ласкательная домашняя кличка Щен вгоняла в столбняк телеграфистов, которые запрашивали друг друга по линии:

– Счен – что за имя?

– Сам не знаю. Наверное, не по-нашему…

На манер этих почтовых работников советский классик Федор Иванович Панферов спустя тридцать пять лет докладывал по начальству: «Неизвестно зачем опубликованы письма Маяковского к Лиле Брик. Это весьма слащавые, сентиментальные, сугубо интимные штучки, под которыми Маяковский подписывается так:

Щенок».

 

ОТТЕПЕЛЬ

Когда знаменитый эмигрант прилетел из Америки, ему разрешили побеседовать со студентами. Дама, заведовавшая тогда в МГУ кафедрой английского языка, представила его так:

– Сейчас выступит американский лингвист-профессор Jakobson.

– Вообще-то я родился в Москве. – Профессор потупился. – Зовусь Роман Осипович. Фамилия – Якобсон… Но моя темнокожая кухарка и впрямь окликает меня – Джейкобсон.

 

ШУТКА ЮМОРА

Американская студентка записалась на семинар по Булгакову. Прочитавши в переводе «Белую гвардию», представила курсовую о мистическом аспекте изучаемого произведения.

В романе есть персонаж – отчасти инфернальный, – прототипом которого был Шкловский. Но девушке это неинтересно.

Ни одного русского писателя (кроме Солженицына из школьной программы) не знает. И придумала вот что. Изобразила ФИО персонажа – Шполянский Михаил Семенович – кириллицей, латиницей, по-древнееврейски и древнегречески. Каждую букву заменила ее цифровым значением (порядковым номером), умножила на хитроумный потусторонний коэффициент, и получилось «дьявольское» число – 666.

За свое филологическое открытие скромная девочка удостоилась, говорят, премии – то ли факультетской, то ли университетской, то ли Общества американских славистов…

Правда иль нет, занятную эту байку пересказывал Шкловский, с улыбкою прибавляя;

– Такая теперь наука!

 

УКАТАЛИ СИВКУ

Среди вечных вопросов нашей литературы – что делать? кто виноват? – есть и классическое восклицание Гоголя:

– И какой же русский не любит быстрой езды? Ответ:

– Тот, на котором ездят.

 

УТРОИМ ВДВОЙНЕ!

Так пародировал Набоков советские лозунги и призывы. А в основе, глядишь, – все он, старик Шекспир, в переводе Татьяны Львовны Щепкиной-Куперник:

Порция.

…для вас хотела б

Я в двадцать раз свою утроить цену.

(…yet for you

I would be trebled twenty times myself.)

(«Венецианский купец», акт III, сцена 2)

 

ВОЛЬНАЯ ЦИТАТА

В тридцатые годы – в «период страха и восторга» – Бабель любил огорошить собеседника рискованной шуткой:

– Хорошо прожил тот, кто хорошо спрятался… Ну, чьи слова? – И через паузу, приложивши палец к губам: – Эпикура… А? Проповедник земных утех – и такая предусмотрительность… Коли желаешь наслаждаться, изволь, милый, забиться в темную конуру. А там и гуляй без препон!

 

ЗДРАВИЦА

Он любил ужасно мух,

У которых жирный зад,

И об этом часто вслух

Пел с друзьями наугад.

Эпатажный текст Бурлюка причислял Маяковский к «диким песням нашей Родины», исполняя его (разом с автором и другими футуристами) на имперский мотив:

Многи лета, многи лета,

Православный русский царь!

 

ЛЮБИМЫЙ АНЕКДОТ ВИКТОРА ПЛАТОНОВИЧА НЕКРАСОВА

В артиллерийском полку, на полигоне, – гигантские фанерные буквы:

НАША ЦЕЛЬ – КОММУНИЗМ!

– Я бы дополнил, – сказал Виктор Платонович. – Лозунг – не догма, а руководство к действию… Огонь!

 

ОХРАННАЯ ГРАМОТА

Шкловский был на примете у ГПУ. Когда надоело скрываться, прорвался к Троцкому, требуя защитительную бумажку, чтобы передохнуть…

Троцкий будто бы выдал такой текст: «Податель сего арестован лично мною и никаким арестам более не подлежит».

 

ДИАЛОГ

Лидия Яковлевна Гинзбург спросила у Шкловского:

– Скажите, Виктор Борисович, почему Маяковский ушел из ЛЕФа?