Концепция и литературный процесс

Э. А.Бальбуров, Поэтика лирической прозы (1960- 1970-е годы), Новосибирск, «Наука», 1985, 132 с.

О лирической прозе написано немало с конца 50-х годов, когда в советской литературе заметно усилилось автобиографическое и лирико-исповедальное начало. Однако проблемы поэтики, жанровая специфика, особенности приемов создания образа, принципы организации композиции и сюжета и ряд других важных вопросов остались изученными все еще достаточно слабо. Их исследованию посвящена новая книга Э. Бальбурова, состоящая из двух глав: «Лирическая проза в литературном процессе 1950 – 1960-х годов» (где автор обращается к рассмотрению истоков лирической прозы, определению ее жанровых особенностей, сравнительно-типологической характеристике жанра) и «Лирическая повесть. Вопросы истории и теории жанра» (где последовательно рассматриваются генезис лирической повести, особенности ее композиции, сюжета, соотношение документальности и художественного обобщения).

Если возможно кратко сформулировать новое в подходе Э. Бальбурова к лирической прозе, то можно сказать, что исследователю удалось аргументированно и последовательно сформулировать основные структурно-типологические особенности жанра, в определении которого по сей день царит удивительная разноголосица. Речь идет, разумеется, не о названиях (хотя лирическую прозу на протяжении почти трех десятилетий ее активного развития называли по-разному), а о том, что может быть отнесено к лирической прозе, а что нет.

Рассматривая отношения между автором и героем (в данном случае – лирическим героем), Э. Бальбуров с достаточной четкостью отграничивает лирическую прозу от психологической (здесь, очевидно, используется термин, предложенный Л. Гинзбург в книгах «О психологической прозе» и «О литературном герое») и от потока мемуаристики. Именно в смешении этих разнородных понятий исследователь справедливо усматривает истоки существующей в критике ситуации, когда «понятие «лирическая проза» расплывается, утрачивая конкретный жанровый смысл» (стр. 8). Полемизируя с В. Новиковым, С. Липиным, В. Богдановым и другими исследователями, расширительно понимающими ее жанровую природу, Э. Бальбуров подробно и глубоко исследует связь между лирической прозой, с одной стороны, и лирикой и эпосом – с другой, подчеркивая при этом двойственность природы лирической прозы, Связь между лирикой и лирической прозой Э. Бальбуров видит в близости отношений между автором и героем, указывая, что «персонажи а герои лирических произведений в отличие от эпических в драматических героев не имеют собственного видения и понимания мира, а значит, и права на собственное слово. Они лишь раскрывают те или иные грани, противоречия, тенденции личности самого поэта, являются его прозрачными масками. Поэт – единственный полноправный субъект лирического высказывания…» (стр. 36). Исследователь проводит грань, которая «делит все субъективные формы художественного высказывания на собственно лирические и формы, используемые как прием в эпических жанрах» (стр. 36).

Особенные трудности связаны здесь с разграничением лирической и эпической, психологической прозы. Трудно не согласиться с автором, когда он полемизирует с теми критиками, которые относят к лирической прозе произведения Ч. Айтматова, А. Битова, Э. Ветемаа, П. Нилина, В. Пановой, М. Слуцкиса и других на том лишь основании, что здесь везде доминирует точка зрения героя, не различая при этом героя эпической прозы, отделенного от автора, и лирического героя, прямо и открыто выражающего авторскую позицию. Такова, например, позиция Арк. Эльяшевича, на давнюю статью которого.(«О лирическом начале в прозе») неоднократно ссылается Э. Бальбуров. Для того чтобы увидеть, насколько этот спор актуален, достаточно обратиться к последней книге Арк. Эльяшевича «Горизонтали и вертикали. Современная проза – от семидесятых к восьмидесятым», вышедшей в самом конце 1984 года и лишь поэтому, надо думать, не ставшей предметом полемики в книге Э. Бальбурова. Здесь Арк. Эльяшевич пошел еще дальше в своем расширительном толковании лиризма. Теперь критик рассматривает как лирический роман «Выбор» Ю. Бондарева, основывая свою трактовку на таких «признаках» лирической прозы, как «особая ритмическая волна», «полетность», «чародейность» лирического слова, а также на том, что «Никитин и Васильев, при всем различии этих характеров, очень «личные» для Ю. Бондарева герои» ¹. Здесь же Арк. Эльяшевич определяет и реализм Ю. Трифонова как «лирический», «поэтический» ². Как видим, полемика Э. Бальбурова с Арк. Эльяшевичем о границах лирической прозы (а Арк. Эльяшевич не одинок в своем расширительном понимании жанра) весьма современна, хотя речь здесь и идет о положениях, высказанных два с половиной десятилетия назад. Нужно сказать, что позиция Э. Бальбурова в этой полемике научно более плодотворна, поскольку дает возможность рассмотреть лирическую прозу в ряду типологически близких ей художественных явлений.

В этой связи возникает и другой вопрос – о месте жанра в современной советской прозе в целом. Следует сказать, что в решении этой проблемы Э. Бальбуров несколько, как нам представляется, преувеличивает роль и значение лирической прозы: «Психологизм и правдивость деревенской прозы Ф. Абрамова, В. Распутина и городской прозы Ю. Трифонова, метафоризм, символика, элементы ассоциативной композиции и публицистическая острота романов Ч. Айтматова и Н. Думбадзе – не проступают ли тут черты, привитые нашей литературе лирической прозой?» (стр. 121). Для Э. Бальбурова это вопрос риторический. Ответ здесь предполагается утвердительный. Между тем нельзя не видеть, что проза Ф. Абрамова, В. Распутина, Ю. Трифонова, Ч. Айтматова, Н. Думбадзе, а также Ю. Бондарева, В. Быкова, В. Шукшина и многих других авторов вырастает на принципиально иной, чем лирическая проза, основе. Ее почва – не субъективность, а доминирующее объективное начало, не открытое авторское слово, а скрытая, опосредованно выраженная авторская позиция.

Для советской прозы 60 – 80-х годов в целом свойственно углубление и развитие объективно-аналитических тенденций. В этом смысле интересно было бы проследить, как соотносятся различные продуктивные тенденции в современной прозе:—объективно-аналитические и субъективно-лирические. Э. Бальбуров считает, что расцвет лирической прозы связан с концом 50-х годов – серединой 70-х, а развитие эпически-аналитического начала связывает со второй половиной 70-х годов: «Во второй половине 1970-х годов маятник литературы вновь качнулся в сторону объективной, сюжетной формы» (стр. 120). С этим вряд ли можно согласиться. Следует думать, что углубление субъективно-лирических тенденций в советской прозе начиная с 60-х годов не предшествовало развитию объективно-аналитической линии, а шло параллельно. Диалектика этого параллельного движения многое проясняет во взаимодействии двух разнонаправленных в своей сущности тенденций и объясняет «взаимопроникновение жанров и родов, образование нетрадиционных синтетических жанровых форм» (стр. 3), а ведь именно к таким формам относится лирическая проза – «жанр, возникший в перекрестии лирики и эпоса» (стр. 3).

Другой момент, требующий дополнительных комментариев, связан с отнесением тех или иных произведений к лирической прозе. С теоретической точки зрения концепция Э. Бальбурова последовательиа и убедительна, но, даже приняв во внимание то, что «жанровый аспект изучения лирической прозы… сужает круг произведений», традиционно сюда относимых (стр. 10) нельзя понять лирическую прозу как «одно из самых мощных жанрово-стилевых течений 1960-х годов» (стр. 120), если само это течение представлено буквально единичными образцами. И в самом деле, часто упоминаются «Дневные звезды» О. Берггольц, «Капля росы» В. Солоухина, реже – новая катаевская проза, еще реже – произведения В. Конецкого, Б. Сергуненкова. Остальные произведения, которые традиционно относятся к лирической прозе, Э. Бальбуров к анализу практически не привлекает. В результате создается впечатление, что в поисках кристальной чистоты жанра исследователь упускает из виду возможность существования жанровых разновидностей, произведений если не чисто лирической прозы, то по крайней мере генетически и структурно близких ей.

Точно и научно аргументированно определив жанровые особенности лирической прозы, автор, как представляется, не учел взаимоперехода, подвижности типологических рядов, он слишком резко прочертил границу, что, вероятно, можно объяснить полемической заостренностью работы. В результате концепция, при всей новизне, оригинальности и убедительности, оказалась искусственно суженной, лишенной способности к движению. Вряд ли нужно говорить о необходимости учета подвижности типологических рядов, тем более когда речь идет о лирической прозе – явлении, возникшем как результат синтеза, как следствие взаимоперехода и связи двух начал – лирики и эпоса.

Недоучет указанных особенностей типологического рассмотрения привел исследователя к более чем сомнительному выводу: «В 70-е годы лиризм и автобиографизм стали убывать во всех жанрах» (стр. 120). С этим согласиться, конечно, трудно. Налицо – диалектически сложный процесс сосуществования, взаимоперехода, пересечения различных тенденций в современной литературе; углубление объективно-аналитических тенденций в прозе с начала 60-х годов – определяющий процесс в ней – неразрывно связано с развитием противоположных течений, в частности с развитием лирического и автобиографического начала. Еще раз подчеркнем- речь идет о сложном параллельном движении, характеризуемом исследователями как многообразие форм и стилей в современной советской прозе. Кстати, и сам Э. Бальбуров пишет, завершая свою работу: «Оживление и развитие лирической прозы в последние годы – закономерное проявление художественно-типологического многообразия советской литера туры» (стр. 125). При этом так и остается невыясненным, о чем же следует говорить: об «убывании лиризма и автобиографизма» в 70-е годы или об «оживлении и развитии лирической прозы в последние годы»? Такая противоречивость отнюдь не случайна. Она – закономерный результат авторского стремления совместить верную, но недостаточно подвижную, динамичную теоретическую систему с непрестанно меняющимся, подвижным, живым и сложным литературным процессом.

Представляется, что типологическое исследование поэтики лирической прозы было бы более плодотворным при рассмотрении ее особенностей на широком фоне тех тенденций в современной прозе, которые связаны с развитием субъективно-лирического начала, и сопоставлении их с объективно-аналитическими тенденциями. Это, думается, способствовало бы более полному раскрытию концепции работы и, возможно, открыло бы путь для более широких типологических обобщений.

Хотя мы остановились на некоторых спорных моментах книги Э. Бальбурова, следует в заключение сказать, что имен но концептуальность работы позволяет спорить по существу. рассматриваемой проблемы. Это также входит в замысел книги, во введении к которой говорится: «Опыт изучения лирической прозы… еще невелик, и большинство стоящих перед исследователями Проблем, являются, дискуссионными. Не претендуя на окончательное, решение поставленных вопросов, предлагаемая работа продолжит их обсуждение и наметит пути дальнейшего изучения проблемы» (стр. 11). С этой своей задачей исследователь, без сомнения, справился. Ведь и достоинства и недостатки книги Э. Бальбурова обладают с этой точки зрения основным качеством – побуждают к проблемному разговору, стимулируют работу исследователей.

г. Одесса

1. А. П.Эльяшевич, Горизонтали и вертикали: Современная проза – от семидесятых к восьмидесятым, Л., 1984, с. 190.[↩]
2. Там же, с. 359.[↩]