«…Изменив свою раннюю манеру…»

В 1821 году в Кишиневе Пушкин задумывает трагедию о Вадиме, возглавившем в 863 году, согласно преданию, восстание новгородцев против Рюрика. Судя по плану из записной книжки Пушкина, трагедия о Вадиме должна была состоять из пяти актов с острейшими драматическими коллизиями: «друг детства» Вадима Громвал оказывается сторонником «узурпатора» Рюрика; к тому же Громвал – жених Рогнеды, «роковая» любовь к которой приводит Вадима к гибели. По плану место действия первого акта – новгородское кладбище, где влюбленный Вадим в «мрачную ночь» встречается с Рогнедой «близ могилы» ее отца Гостомысла, чтобы убедить Рогнеду убить Громвала: «Ты знаешь Громвала – зарежь его». Главным содержанием второго акта является спор (видимо, в княжеском тереме) варяга Рюрика со славянином Громвалом об их отношении к правам и вольностям новгородцев: «Рюрик и Громвал – презрение к народу самовластия – Громвал его защищает». По плану, события в трагедии достигают кульминации в третьем акте, когда Рогнеда выдает заговорщиков во главе с Вадимом: «Вадим в Новгороде на вече. Вестник – толпа – Рюрик! Рогнеда открывает заговор – бунт – бой – Вадим перед Рюриком». Место действия четвертого акта уже темница, где Вадима посещает Громвал: «Вадим и Громвал, свидание, друзья детства…» Содержания последнего, пятого акта задуманной трагедии о Вадиме Пушкин в этом плане не наметил, но о характере трагической развязки можно, пожалуй, догадываться по летописному известию о Вадиме: «Того же лета оскорбишася новгородцы глаголюще яко быти нам рабом и много зла всячески иострадати от Рюрика и от рода его. Того же лета уби Рюрик Вадима храброго и иных много изби новгородцев советников его».

Драматический отрывок трагедии о Вадиме, датируемый в изданиях сочинений Пушкина 1821 – 1822 годами, представляет диалог Вадима с Рогдаем, персонажем, которого в плане нет:

Вадим.

Ты видел Новгород; ты слышал глас народа;

Скажи, Рогдай – жива ль славянская свобода?

Иль князя чуждого покорные рабы

Решились оправдать гонения судьбы?

Рогдай.

Вадим, надежда есть, народ нетерпеливый,

Старинной вольности питомец горделивый,

Досадуя, влачит позорный свой ярем;

Как иноземный гость, неведомый никем,

Являлся я в домах, на стогнах и на вече.

Вражду к правительству я зрел на каждой встрече…

Уныние везде, торговли глас утих,

Встревожены умы, таится пламя в них.

Младые граждане кипят и негодуют –

Вадим, они тебя с надеждой именуют…

Вадим.

Безумные! Давно ль они в глазах моих

Встречали торжеством властителей чужих

И вольные главы под иго преклоняли?

Изгнанью моему давно ль рукоплескали?..

Теперь зовут меня – а завтра может вновь…

Неверна их вражда, неверна их любовь,

Но я не изменю –

К преданию о Вадиме Пушкин обратился, как полагают авторитетные исследователи, в частности Б. Томашевский, под влиянием «первого декабриста» В.