Итоги драматургического года

ОТ РЕДАКЦИИ: Начиная с этого номера, мы приступаем к публикации обзоров советской литературы за 1959 год по жанрам.

Было бы неверно, говоря об искусстве, представлять себе дело так, что написанное драматургом сегодня и поставленное театром сейчас непременно лучше, интереснее, важнее того, что было написано и воплощено на сцене вчера. При такой постановке «вопроса, нередко встречающейся в наших обзорных статьях, невольно зачеркиваются и принижаются произведения, еще год назад превозносимые как победы идейности и реализма. На их место ставятся новые кумиры, так же обреченные на забвение в следующих критических работах, объявляющих, что подлинное торжество литературы случилось только в нынешнем, рецензируемом авторами году.

Думается, что прошедший театральный сезон не отделен от сезонов предшествующих глухой, непроходимой стеной. И пьесы, написанные и поставленные в этом сезоне, не обязательно неизмеримо лучше тех, которые мы читали и видели прежде. Идет систематическая творческая работа, и в процессе ее развивается уже накопленное ранее, укрепляются найденные драматургами живые связи с действительностью, оттачивается профессиональное мастерство наших писателей, уже не раз торжествовавших победы на фронте мирового театрального искусства.

В минувшем драматургическом году продолжали развиваться тенденции, которые наметились в нашей литературе за последнее время; шла та же борьба за повышение идейности и художественного мастерства; к сожалению, даже и недостатки во многом оставались теми же, что тревожили и печалили зрителей в прежние, не такие уж далекие дни. И все же особое своеобразие театрального года 1959-го есть, – есть особые его приметы и в новых пьесах, и в общественном о них суждении, и в реакции зрителей. Своеобразие это в первую очередь выразилось в особенно пристальном внимании наших драматургов к темам современности, к образам людей, уже не только мечтающих о коммунистическом далеке, но строящих сегодня своими руками мир коммунизма.

Подавляющее большинство пьес, написанных в минувшем году, – это пьесы о нашем времени, о самых существенных и ярких его приметах, о характерах, рожденных и самим движением революционной эпохи, и сегодняшним конкретным днем ее бытия. Да, без знания жизни, без постижения внутреннего мира человека невозможно написать и пьесу историческую, невозможно правдиво рассказать о прошлом страны и народа. Но для того, чтобы говорить о современности, нужна особая, гораздо более тесная связь с действительностью, такая связь, в которой всегда необходимые для художника наблюдения над жизнью органически сочетались бы с горячим Гражданским пафосом, с глубочайшей личной заинтересованностью в происходящих событиях, с действенной, кровной любовью к своим современникам. Приметы нового в сегодняшнем облике нашего народа естественно отличают и характер советского писателя, который так же, как и его творчество, не являет собой застывшую, неизменяемую категорию. А новые, коммунистические приметы в сознании – это в первую очередь неизмеримо возросшая гражданственность наших литераторов, их все более тесное слияние с народом, все более активное ощущение себя практическими работниками великой общественной стройки. И поэтому всегда близкая им тема современности в истекшем году, как и вообще в последние литературные годы, приобрела в пьесах наших драматургов особое звучание.

Одно из отличий постановки темы современности в наших пьесах истекшего года – стремление писателей обратиться к вопросам морально-этическим, глубже задуматься о нравственности нового человека, о широте интеллектуального его кругозора, о добром и щедром его сердце. Видя коммунистическое не в одном лишь изобилии материальных ценностей, но и в изобилии духовной культуры, в высоте нравственных идеалов, драматурги наши все ближе подходили к тому жизненному трамплину, оттолкнувшись от которого, совершается новый качественный скачок литературы. Этим трамплином и было более глубокое постижение внутреннего мира человека, диалектики его души, желание, чтоб в драме осуждались не» одни лишь черные злодеи, упрямые консерваторы и тупые бюрократы, но и отступления людей хороших от нравственных идеалов народа, когда суд общественный становится для человека страшнее суда уголовного.

С большим успехом прошла по стране пьеса А. Зака и И. Кузнецова «Два цвета», где выявились определенные специфические закономерности нашей драматургии последнего времени, прокладывающей новые пути к сердцу человека, который каждый день обогащает материальную базу коммунизма, но не всегда еще осознает нравственное величие выстроенного им самим светлого мира.

О борьбе с хулиганством, о героических подвигах комсомольцев рассказывает пьеса А. Зака и И. Кузнецова. Тема эта не новая. Но дело в конце концов не только в теме художественного произведения; дело в том, как свежий взгляд современника раскрывает неожиданные грани в привычных жизненных представлениях, обнажает новые пласты действительности.

В центре пьесы – не детективная история о злодеяниях хулиганов, а затем разоблачении их милицией, с поимкой, длинными допросами и прочими подобными коллизиями, как это неоднократно бывало в наших драмах. Авторов интересуют новые приметы жизни, они хотят рассказать о том, как простые люди, обычные труженики, вовсе и не связанные с милицией, берут на себя часть большой государственной работы по искоренению хулиганства в нашей стране, рассказать о том, что ощущение себя гражданами, отвечающими за все, что происходит на их земле, ощущение своей неразрывности с государством все активнее и органичнее проникает в сознание людей.

Авторов занимает таким образом вопрос о новой, коммунистической морали, проблема психологическая, взятая в тесной связи с практикой. Не сразу понимает комсомолец-рабочий Шурик Горяев, что борьба с морально опустившимися людьми – и его кровное дело. Что ему, отличному производственнику, до того, что где-то кто-то обижает, мучает, грабит людей, – этим пусть занимается милиция. Но постепенно от маленькой обывательской философии «моя хата с краю» комсомолец Горяев приходит к активной философии борьбы за новое сознание молодежи. Сначала он просто заступился за девушку, которую преследовала шайка воров. Однако благородная защита одного человека еще ничего не решила в новой судьбе Горяева, – такой случай мог произойти в любую эпоху с любым хорошим, отзывчивым на чужую беду юношей. И все же первый шаг был сделан: Шурик Горяев, лицом «лицу столкнувшись со страшным обликом старого мира, прячущегося в темных, глухих переулках, уж не мог спокойно отойти в сторону. И тогда комсомолец Горяев вступает в бригаду содействия милиции, чтобы от имени государства бороться со злом. Такой поворот жизни уже не может произойти в любую эпоху с любым хорошим, отзывчивым человеком. Это приметы нового, коммунистического сознания, приметы нового в жизни нашего современника.

Но увидев в окружающей действительности современный морально-этический конфликт, драматурги свободно и свежо решали его в привычных формах бытовой драмы. А как только сама идея произведения требовала острой, боевой публицистики, открытого’ гражданского монолога, прямого общения со зрительным залом,, авторы словно чувствовали себя неловко, стремясь поскорее проскочить эти «опасные» места и поскорее вернуться к традиционным комнатам и рабочим клубам.

Мы потому останавливаемся на пьесе А. Зака и И. Кузнецова, что и достоинства ее и просчеты – неумение найти яркие художественные средства для прямого выражения гражданских чувств и политических страстей – представляются нам во многом характерными и для произведений других авторов в минувшем сезоне.

Проблемам новой морали посвящена также пьеса А. Арбузова «Иркутская история». Всегда ищущий непроторенных путей для раскрытия внутреннего мира человека современности, драматург и на этот раз приоткрыл нам в отношениях людей, в их личных и трудовых связях нечто неожиданное, не звучавшее раньше с такой определенностью и выразительностью. Герои этой пьесы – молодые рабочие одной из сегодняшних наших строек трудятся на шагающем экскаваторе. Развивая, обогащая современными наблюдениями тему человека в труде, А. Арбузов выбирает центральный драматический конфликт своей пьесы из личной жизни тружеников, сложившейся под влиянием сложных производственных будней строительства. На подступах к коммунизму драматурга интересует уже не только вопрос, стоявший в нашей литературе и в 20-е, 30-е, 40-е годы, – вопрос об отношении свободного человека к труду как к творчеству, делу всей своей жизни, – его занимает тот этап, когда и любовь, и семья, и взгляды на мир обретают новый, современный характер, потому что прочная база их – коллективная, радостная работа людей…

Сколько помнит себя человечество, любовь двоих всегда была необъяснимой, загадочной тайной, не подвластной рассудку, словно стихийное бедствие настигала она сердца, и ничего не поделаешь – плох ли, хорош ли объект любви. А все, что вносилось в это чувство от разума, считалось унижением, обидой, разочарованием в любимом. Не случайно еще Анна Каренина у Толстого, умная, милая Анна говорила, что уважение выдумано вместо любви. Советский драматург А. Арбузов попытался рассказать о том, что для человека наших дней, своими руками строящего жизнь, а значит и душу, высокая коммунистическая мораль освещает чувство любви, делает его разумным и достойным современных тружеников. Именно уважение сопутствует любви, если люди объединены общим прекрасным делом.

Героиня «Иркутской истории» Валя – девушка с шумной и дурной репутацией; парни со стройки считают, что с ней можно погулять, сходить в кино, поцеловаться в душной темноте последнего сеанса, но жениться на ней – нет, это было бы легкомыслием. Знает об этом и Виктор, именно так, беззаботно и легко, относящийся к Вале как к случайной, веселой подружке. Много говорили Вале о любви, о той самой любви, что возникает вдруг, которой и не надо постижения души человека – было бы смазливенькое личико да не очень строгие жизненные принципы.

Именно такое понимание любви формировало девичий Валин характер, никто не просил ее стать товарищем, другом по жизни, поэтому и думала она, что главное – неотразимые женские чары. Но вот на пути Вали встретился рабочий-экскаваторщик Сергей, сумевший разглядеть за шумной ее внешней бравадой хорошее и простое девичье сердце. Валя еще не любит Сергея, все ее помыслы пока что с разбитным и не очень много от нее требующим Виктором. Сергей предлагает ей уважение – то самое чувство, которого никогда не знала Валя. И дороже всех на свете стал ей не любимый до свадьбы Сергей, он первый открыл ей, что высокая нравственная ценность человека – залог большой и крепкой любви. Так из уважения Вали к Сергею, такому, каков он сейчас, и Сергея к Вале, такой, какой он видит ее в будущем, рождается любовь, рождается дружная, хорошая семья…

Но случайно и как бы даже неподготовленно по ходу действия пьесы погибает Сергей. Валя остается одна. Зачем же автору смерть героя? Ведь А. Арбузов – драматург и опытный, и талантливый, и хорошо знающий, что смерть человека в драме – это не просто необъяснимая житейская случайность, – она, эта смерть, должна быть эстетически осмыслена.

Кстати, отвлекаясь от пьесы А. Арбузова, хотелось бы именно в связи с этим эстетическим положением задать вопрос некоторым нашим драматургам, так легко умерщвляющим своих положительных персонажей, так настойчиво заставляющим их болеть различными смертельными болезнями, ложиться надолго в постель, хвататься за сердце в самые напряженные моменты идейной борьбы: зачем все это, какой смысл видят драматурги в смерти или неизлечимой болезни своего героя? Почему, например, умирает отличный руководитель передового колхоза Иван Буданцев из пьесы В. Лаврентьева «Иван Буданцев»; почему, как только разволнуется, почти теряет сознание и надолго выбывает из строя парторг Большаков из пьесы И. Куприянова «Сын века»?

Современную трагедию не создашь случайной смертью положительного героя. Смерть должна быть в искусстве осмыслена, а если осмыслить ее, то что должна означать, например, в пьесе В. Лаврентьева смерть ее героя во цвете лет – председателя колхоза Буданцева, затравленного разными карьеристами и инакомыслящими? А болезнь хорошего человека в драме? Осмысленная эстетически, она приведет зрителей к единственному желанию, мало плодотворному для борца за наши идеалы, – желанию не, беспокоить, не волновать, не огорчать тяжело больного человека. Какая уж тут идейная борьба, когда ждешь не дождешься, чтобы страдалец лег поскорее в постель и перестал, наконец, говорить и действовать!

Но вернемся к «Иркутской истории». Горячо любимый автором герой пьесы – Сергей – погибает. Мы уже высказали надежду, что опытный драматург А. Арбузов не «погубит» ни за что ни про что человека, несущего основную идейную нагрузку драмы.

Экскаваторщик Сергей – из породы героических натур, для которых свое, личное «я» всегда стоит на втором месте, а главное, самое радостное и нужное – отдать себя людям. Так спасает он Валю, человека, которому слова уважения сейчас не менее важны, чем слова любви. Так он, не задумываясь, спасает тонущих в реке чужих детей, отдавая за них собственную жизнь. Спасая Валю психологически, физически жертвуя жизнью ради спасения доверившихся ему ребят, Сергей вырисовывается для нас как человек особого героического характера, чья героика проявляется не только в дни народных бедствий и трагических испытаний, но и в самые мирные дни, в самой обычной, будничной обстановке. Сергей умер. Но то, что Валя под влиянием целого ряда событий готова пойти в бригаду к его товарищам, занять у экскаватора место мужа, стать надежным работником там, где сегодня труднее всего, – это и есть самое наглядное, самое яркое продолжение жизни Сергея, благородной жизни простого труженика и талантливого воспитателя.

И в этой пьесе А. Арбузова, как и в драме А. Зака и И. Кузнецова, мы видим некоторые специфические закономерности прошедшего театрального года. Наиболее четкая из них, как мы уже отмечали, – стремление драматургов глубже проникнуть во внутренний мир человека, рассказать о нравственной, этической стороне его жизни, неразрывно связанной с трудовыми его делами. Это стремление ясно ощутимо и в историко-революционной драме минувшего года, когда известные события, факты и биографии стали все глубже и глубже рассматриваться нашими драматургами через призму внутренней жизни человека. Наиболее интересна в этом отношении пьеса Н. Погодина «Третья, патетическая», рассказывающая о последних днях жизни Владимира Ильича Ленина.

Не в первый раз наши драматурги – и сам Н. Погодин – обращаются к образу великого вождя революции. Но в чем специфика именно этой пьесы, в чем особый современный ее колорит? Дела, планы, встречи Ленина рассмотрены художником через раздумья вождя, драматург поведал нам самое дорогое и важное сегодня – мысли Ленина о жизни, о людях, о самом себе, о судьбах партии, о роли личности в истории страны и народа. Может ли человек, идущий впереди, не потерять ни одного из человеческих, самых обычных достоинств – доброты, внимания к людям, умения прощать и забывать обиды, или же сердце его должно быть одето непроницаемой броней высшего долга и нет и не может быть простого, доброго Ленина? Вот существо внутренней проблемы пьесы, проблемы живой, волнующей и сегодня наших современников.

Ленин-человек бесконечно добр к людям, ему горько, тяжело оттолкнуть даже заблуждающихся, даже провинившихся, но Ленин-вождь не может быть просто добрым: когда уже нельзя верить, когда ошибка бывшего соратника становится преступлением, тогда нет и «доброго Ленина» в обычном понимании этих слов, тогда есть «добрый Ленин», как понимает его народ, – добрый для народа, а потому карающий за причиненное народу зло. Этот нравственный, этический вывод пьесы расширяет наши представления о революционном гуманизме и о социалистической законности, когда не только холодный разум, но и горячее сердце диктует суровую кару во имя человечности и человечества.

Вопросы новой, коммунистической морали поднимает в своей пьесе «Все остается людям» драматург С.