История русской литературы конца ХIХ – начала ХХ века. В 2 тт. / Под ред. В. А. Келдыша

Новый учебник написан на основе фундаментального двухтомного труда «Русская литература рубежа веков (1890-е — начало 1920-х годов)», созданного в Отделе русской литературы конца ХIХ — начала ХХ веков ИМЛИ РАН. Это издание соединило, при отказе от официозно-идеологического балласта, «позитив» советского литературоведения 1960-1970-х годов с новейшими достижениями науки. Поэтому неудивительно, что «академизм» в лучшем смысле слова (как поиск равновесия между традиционным категориальным аппаратом и задачей осмысления литературных феноменов на новом уровне) пронизывает и «дочернее» издание: все его разделы, кроме вводного, имеют «направленческий» аттестат («Реализм», «Неореализм», «Между реализмом и модернизмом», «Символизм», «Постсимволизм»). Внутри разделов статьи проблемно-обзорного характера чередуются с монографическими очерками-портретами крупнейших литераторов эпохи. Хотя внешнее построение вполне типично для вузовского учебника прошлых десятилетий, данное учебное пособие справедливо претендует на новаторство. В чем же оно?

Частично на поставленный вопрос отвечают две статьи концептуально-обобщающего характера во вводном разделе: «Русская литература конца ХIХ — начала ХХ века как сложная целостность» В. Келдыша и «Литература и религиозно-философская мысль Серебряного века» В. Полонского. Выдвигаемый в первой из них постулат «сложной целостности» как снятия традиционного для советских десятилетий противопоставления модернизма (со знаком «минус») и реализма (со знаком «плюс») в культурном поле Серебряного века становится координатой рассмотрения всего громадного спектра литературных явлений исследуемой эпохи. Не менее важна, в соотнесении с упомянутой традицией, и мысль Келдыша о «закономерности» Серебряного века как «полноправного» этапа развития русской литературы, другими словами — отмена приговора о его «упадочности». Тем самым открывается простор объективному анализу и высоким оценкам творчества художников-модернистов. В свою очередь, В. Полонский находит основание для мировоззренческой общности эпохи рубежа ХIХ-ХХ веков, несмотря на веер, казалось бы, несовместимых центробежных идейно-художественных и религиозно-философских интенций, присущих ее участникам. Это стремление литературы выйти за собственные пределы и даже преодолеть границы самой культуры, стать «новой жизнью», одновременно сказавшееся как в символистской «теургии», так и в «богостроительстве» реалиста Горького. Религиозный утопизм художественного сознания подавляющего большинства авторов Серебряного века, представляющих все без исключения литературные направления эпохи, — тот общий мировоззренческий знаменатель, удачно выявленный В. Полонским, который позволяет говорить о Серебряном веке как «целостном» и «закономерном» этапе на пути русской литературы и культуры.

В отличие от традиционно-монографических учебников, рецензируемый создан коллективом авторов, каждый из которых является первоклассным специалистом в своей области. Это придает изданию научный уровень, принципиально недостижимый при единстве авторства всех разнородных по материалу и проблематике разделов учебника. Читатель-студент не просто знакомится с уже признанными выводами науки о литературе, но оказывается на передовых рубежах научного поиска. Проблемность, эвристический характер, отсутствие категоричности утверждений и однозначной оценки художественных явлений, введение читателя в процесс поиска-исследования — вот несомненно новаторские достоинства настоящего учебника. Так, Д. Магомедова в главе об А. Блоке шаг за шагом воспроизводит ход собственной исследовательской мысли при анализе мифопоэтики «Стихов о Прекрасной Даме» и поэмы «Двенадцать»; Н. Богомолов в обзорной главе о постсимволизме вводит читателя в атмосферу научной дискуссии о сути этого художественного феномена, разворачивая спектр различных точек зрения и выдвигая собственную; В. Тюпа в главе об А. Чехове предлагает оригинальный анализ чеховской поэтики в категориях жанровой и коммуникативной стратегий; Н. Тамарченко в главе о позднем Л. Толстом, полемизируя с прежними исследователями, по-новому трактует прозу писателя рубежа ХIХ-ХХ веков на основе анализа жанрово-композиционной и мотивной структуры. Допускаются и продуктивные методологические разногласия: Н. Богомолов в главе о Н. Гумилеве говорит об акмеизме как о поэтической школе, О. Лекманов в обзорной главе об акмеизме не признает его за таковую.

Интеграция российского филологического образования в мировой гуманитарный процесс — веяние современности, отразившееся в новом издании: главу об А. Белом писала венгерская исследовательница Л. Силард, главы о футуризме и В. Хлебникове — американцы Х. Баран и Н. Гурьянова.

Может быть, важнейшим новшеством в ряду вузовских «историй литератур» следует назвать сюжетообразующую роль поэтики и в проблемно-обзорных, и в монографически-портретных главах (кроме, пожалуй, главы Е. Дьяковой об А. Куприне). Логика изложения материала подчиняется выявлению динамики художественных форм в творчестве «героев» глав, что, как правило, подкрепляется жанрово-композиционным, лексико-стилистическим, интонационно-мелодическим и т. п. анализом конкретных произведений.

Творчество представителей Серебряного века представлено здесь в широком культурологическом контексте. Помимо взаимовлияний в пределах исследуемой эпохи, раскрывается их творческий генезис, причем не только в отечественной, но и в зарубежной традиции (последнее особенно важно для Серебряного века с его установкой на универсализм), а также прослеживается значение художественных открытий этой эпохи для ХХ века в целом. Так, например, М. Козьменко говорит о предвосхищении «автоматического письма» французских сюрреалистов А. Ремизовым и о роли драматургии Л. Андреева в становлении поэтики не только русского футуризма, но и немецкого экспрессионизма. Л. Колобаева воздействие оригинальной поэтики И. Анненского распространяет через посредство А. Ахматовой на И. Бродского. Прямое влияние наследия русского футуризма на западноевропейский сюрреализм и театр абсурда, с одной стороны, а также на советскую «громкую» поэзию 1960-х годов и русский концептуализм 1980-х — с другой, прослеживают Х. Баран и Н. Гурьянова.

Думается, выход в свет учебника такого качества — этап в вузовском преподавании истории литературы в России, подъем на новый научный и педагогический уровень. Однако в дальнейшем требуется работа адаптации нового знания к современному учебному процессу. В настоящем виде учебник напоминает лабораторию, в которой испытываются различные способы подачи материала. Так, при сопоставлении глав-персоналий, посвященных поэтам Серебряного века, проявляются две главные тенденции — к «дискретной» и «сплошной» манерам изложения. Первая предполагает сосредоточенность на характерных «точках» творческого пути поэта с обширным цитированием отдельных стихотворений и скрупулезно-подробным разбором их поэтической техники. Достоинства такого подхода — яркость, наглядность, убедительность. Минусы — неизбежная неполнота творческого облика исследуемых авторов. Крайнее выражение этой тенденции — в главах об акмеизме и В. Маяковском, написанных О. Лекмановым. На другом полюсе — статья С. Гиндина о В. Брюсове. Панорамность и полнота охвата брюсовского творчества достигаются здесь во многом за счет почти полного отсутствия поэтических цитат, в результате чего интересные суждения С. Гиндина нередко «повисают в воздухе». Примерами приближения к «золотой середине» между двумя подходами могут служить главы В. Полонского о К. Бальмонте, Д. Магомедовой об А. Блоке, Л. Колобаевой об И. Анненском.

К издержкам исследовательской проблематики стоит отнести не всегда достаточную, на наш взгляд, адаптацию изложения материала к уровню читателя-студента, который со многими терминами, понятиями, литературными явлениями встречается впервые. Кто-то из авторов учебника проводит «разъяснительную работу» в большей (В. Полонский, Д. Магомедова, Н. Тамарченко), кто-то в меньшей (О. Лекманов, А. Бойчук, Н. Солнцева, В. Тюпа) степени. Однако в целом не складывается прозрачной системы основных категорий-концептов, сквозь призму которых возможно увидеть всю «сложную целостность» рассматриваемой культурной эпохи.

Также и отсутствие единого стандарта построения персональных глав, демонстрируя исследовательское богатство возможных подходов, в то же время не способствует усвоению учебного материала — принцип его подачи то колеблется между биографическо-хронологическим (в главе Е. Дьяковой об А. Куприне) и проблемно-тематическим (в главе Н. Тамарченко о Л. Толстом), то целиком подчиняется движению художественных форм (в главах В. Тюпы об А. Чехове, С. Гиндина о В. Брюсове, Е. Глуховой о В. Иванове). Баланса этих принципов удается добиться не всегда. Примеры наибольших композиционных удач — главы Х. Барана и Н. Гурьяновой о В. Хлебникове, С. Бройтмана о Ф. Сологубе.

Некоторая несогласованность в плане содержания проявляется, в частности, при сопоставлении обстоятельной проблемно-аналитической главы В. Катаева «Натурализм и реализм в русской литературе 1890-1900-х годов», где к анализу стилевых особенностей натуралистического повествования активно привлекается раннее творчество М. Горького, с отдельной главой о нем. Ее автор Н. Примочкина воссоздает объемный, разносторонний, в том числе и в аспекте поэтики, облик писателя. Не целесообразней было бы в главе В. Катаева проследить те же закономерности на материале творчества других писателей-«знаньевцев»?

К сожалению, нет возможности в короткой рецензии сказать хотя бы несколько слов о каждой из глав учебника в отдельности. Практически все они вызывают неподдельный интерес не только благодаря своему итогово-обобщающему, но и новаторско-исследовательскому качеству.

О. БОГДАНОВА