Ремейк как форма борьбы текста за художественное пространство

Разговор о том, как делается современная литература и кто ее делает, в рубрике «Литературное сегодня» ведется давно, постепенно становясь все более предметным и подробным. Заостряется внимание на технике, детальных особенностях художественного мышления современных писателей и поэтов. Наиболее удачным примерам обновления поэтического языка отводится отдельный раздел рубрики — «Язык современной поэзии», однако в данном случае разговор посвящен скорее сомнениям и неудачам: тому, что вместо работы с приемами в современной литературе мы встречаем работу на приемах, причем чаще всего — и это особенно настораживает — вхолостую.

Поскольку метафорой, пусть даже и актуализирующей смысл, сегодня (предшественники постарались) мало кого удивишь, а авторское «я», наслушавшись разговоров о собственной смерти, стушевалось и смазалось, современный писатель в свой привычный и обязательный арсенал включает сильные средства, прежде всего — центон и ремейк. (Где-то на заднем плане маячит бурлеск, но принципы пародийности в любом случае так или иначе задействованы в приемах, названных выше.) Если не компьютерная сборка, значит, игра на понижение, пародия, если не пародия — иная апелляция к классике, предпринятая, кажется, лишь затем, чтобы дать точку опоры своему расшатывающемуся материалу; утяжелить его, убедить себя и читателя, что «это сложный текст, / Даже когда он притворяется простым, / Как сейчас». Другой вопрос — верит ли в это читатель.

Не верит. Отсюда и напряженный, саркастический и местами ернический тон читательских откликов (за дураков принимают!). Не верит, потому что не относится к координаторам «новых смыслов», к «узкому кругу» делающих литературу людей, для которых знание этих приемов априори становится своего рода визитной карточкой, проходным билетом в литературные сферы. И, какова бы ни была в их кругах иерархия, чем, в таком случае, сделанное (в прямом смысле!) в текстах Елены Фанайловой отличается от того, что сделано в текстах Бориса Акунина? Принцип работы с материалом здесь сходный; между тем Фанайлова есть представитель поэтического авангарда, элитарного пространства литературы, тогда как Акунин — типичный «массовый» автор, герой популярной беллетристики. А ведь именно такую литературу критикуют и отвергают в узких кругах борцов за «новейшую» поэзию.

Да, вот такой парадокс. Мастера ремейка в большинстве своем не скрывают, что для них прием и есть путь к популярности: возможность упростить для читателя ситуацию, сделать ее узнаваемой (пресловутое «культурно-литературное эхо»), вызвать отклик если не в индивидуальной читательской памяти, то хотя бы в общекультурной: уж хрестоматийные-то отсылки к Пушкину, Достоевскому и Булгакову в текстах того же Акунина различит самый неискушенный читатель. Мастера центона и концептуального верлибра преследуют обратную, противоположную цель: ситуацию для читателя — усложнить. Превратить чтение поэтического (в данном случае) текста в разгадывание ребуса, путешествие по лабиринту имен, цитат и аллюзий, лабиринту, выход из которого зачастую интересен одному только автору.

Что остается в итоге читателю, собеседнику? — Две стороны приема, две его функции: упрощение и усложнение, афиширование подтекста либо его сознательная кодировка. Игра на затемнение смысла, значения становится самоцелью — эта опасность подмечена в статье Н. Шмелевой, делающей попытку овладеть инструментом анализа, подготовить почву читательскому восприятию:»Содержание ремейков колеблется от чистой манипуляции со смыслами, игры ради игры, до скрывающейся за игрой претензии на переосмысление вечных сюжетов». Чего стоит эта претензия и способна ли она привести к пониманию современной литературы.

Н. ШМЕЛЕВА

РЕМЕЙК КАК ФОРМА БОРЬБЫ ТЕКСТА ЗА ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ПРОСТРАНСТВО

В современном тексте содержание уступило место формальным критериям, форма стала точкой отсчета, определила способ присутствия текста в культурном пространстве. Зачастую современное произведение строится на «выхваченном» сюжете, формальное развитие которого осуществляется по принципу вовлечения, переживания, сопереживания, так как «значение, содержательно вырастая из случая, по поводу которого оно мыслилось, содержит больше, нежели без этого случая»¹.В XX веке формальная категория текста определила переход от «знать что» к «знать как». Вследствие этого на рубеже XX-XXI веков одним из прогрессивных жанров литературы становится ремейк.

РЕМЕЙК И КУЛЬТУРНОЕ МЫШЛЕНИЕ. «ИСКУССТВЕННЫЙ ИНТЕРЕС К КЛАССИКЕ»

Ремейк — изначально голливудский киножанр, связанный с переснятыми версиями фильмов — возникает как фактор развития киноиндустрии и намерения режиссера показать новые возможности съемки, звука, видеоэффектов; постепенно проникает во все виды искусства, а в конце XX века становится одним из актуальных жанров литературы. Сегодня уже говорят не только о ремейке фильма, песни, спектакля или книги, но и о ремейках логотипов и компьютерных игр.

Научное обоснование ремейка имеется в исследованиях кинематографа². Как говорит американский исследователь Томас Лейч, ремейк — это фильм, переснятый на основе другого фильма³, или, по мнению У. Эко, произведение, рассказывающее заново «историю, которая имела успех»⁴. Примерами ремейков в современном кинематографе служат фильмы «Психо» (1998) Гаса Ван Сента (ремейк фильма А. Хичкока «Психо» 1960 года) или «Город ангелов» (1998) — ремейк фильма Вима Вендерса «Небо над Берлином» (1987).

В связи с ремейками фильмов Т. Лейч вводит такое понятие, как «интертекстуальный треугольник», возникающий на основе отношений между ремейком, оригиналом и сценарием. От взаимодействия составляющих «треугольника» возникают разные типы ремейков: повторная экранизация (re-adaptation); введение новых технологий (up-dating); искусственное создание интереса к классическому тексту (hommage); «настоящий ремейк» (true remake), объединяющий первые три вида⁵. Наиболее полное отражение первый вид ремейка нашел в кинематографе, второй — в компьютерных играх⁶, третий — в литературном апгрейде⁷, четвертый — в музыке и литературе. Иллюстративным проявлением ремейка является коллекция инсталляций Екатерины Рождественской, где в образы классических шедевров мировой живописи вписаны известные люди современности. Например, на картине «Екатерина II на прогулке в Царскосельском парке» В. Боровиковского в образе Екатерины II изображена Галина Волчек, в «Даме с горностаем» Леонардо да Винчи — Кристина Орбакайте, в «Любительнице абсента» П. Пикассо — Людмила Гурченко и т. д. Подобного рода художественные инсталляции изменили восприятие великих полотен.

1. Гадамер Х.-Г. Истина и метод: основы философской герменевтики. М. : Прогресс, 1988. С. 192.[↩]
2. См.: Harney Michael. Economy and Aesthetics in American Remakes of French Films // Dead Ringers. The Remake in Theory and Practice/ Ed. by J. Forrest and L.R. Koos. N.Y.: State University of New York Press, 2002; MacDougall D. Films of Memory // Visualising Theory. Selected Essays from V.A.R. 1990-1994 / Ed. by L. Taylor. London: Routledge, 1994; Reddy William M. Against Constructionism. The Historical Ethnography of Emotions // Current Anthropology. Vol. 38. № 3. 1997.[↩]
3. Leitch Thomas. Twice-Told Tales: Disavowal and the Rhetoric of the Remake // Dead Ringers. The Remake in Theory and Practice.[↩]
4. Эко У. Инновация и повторение. Между эстетикой модерна и постмодерна//Философия эпохи постмодерна / Под ред. А. Усмановой. Минск: Красико-принт, 1996. С. 52.[↩]
5. Об этом см.: Leitch Thomas. Op. cit.[↩]
6. Относительно игр, ремейк связан с развитием компьютерных технологий и 3D графики. С различных игровых приставок игру переносят в компьютерную версию. В качестве примера можно назвать популярные игры «Battle City», «Mario», перенесенные с игровой приставки Dendy. Игра «Pakman» претерпела несколько «переделок» для разных операционных систем. Также игру «обновляют» и усложняют за счет развития компьютерных технологий, что позволяет сделать ее более красочной, совершенной, скоростной и т. д.[↩]
7. Апгрейд представляет собой пересказ романа «слово в слово» на основе компьютерного файла с общим сокращением сюжетных поворотов, изменением (минимальным) обстоятельств, заменой имен, профессий, жаргона действующих лиц и уничтожением наиболее ярких примет стиля «оригинала», примером чего служат романы «Анна Каренина» Льва Николаева, «Идиот» Федора Михайлова (см.: Загидулина М. Ремейки, или Экспансия классики //http:/magazines.russ.ru/futhors/z/zagidullina).[↩]