«История одного города» и проблема сатирического гротеска

Щедрина давно уже и по праву называют мастером сатирического гротеска. Беда, однако, в том, что слова эти нередко произносятся как бы по привычке, без ясного понимания того, в чем искусство гротеска конкретно выражается и чему служит.

Проблема осложняется еще и потому, что сам термин «гротеск» порой трактуется чересчур расширительно. Высказывалось мнение, будто гротеск присущ любому сатирическому произведению. На самом деле это не так: гротеск и сатира – явления «перекрещивающиеся», но отнюдь не идентичные. Гротеск бывает не только сатирическим. Сатира может обходиться и без гротеска. Некоторое время назад мне уже довелось писать об этом на страницах «Вопросов литературы» ¹, вот почему я не буду в данном случае останавливаться на теоретическом понимании структуры гротеска. Напомню лишь, что с давних пор гротеск понимался как такой принцип отображения действительности, который предполагает пересечение явлений и предметов, принадлежащих к разным жизненным рядам и в реальной действительности не пересекающихся, сочетание несочетаемого, совмещение несовместимого.

Если под этим углом зрения взглянуть на сочинения Щедрина, то легко убедиться, что среди них есть произведения явно гротесковые, а есть и такие, в которых никакого гротеска нет и в помине. При всем желании невозможно обнаружить гротеск, например, в «Губернских очерках» или в «Господах Головлевых». Зато в «Сказках» или в «Истории одного города» он лежит в основе системы образов, определяет художественную структуру, стилистику: не уяснив гротесковой природы этих произведений, невозможно понять их подлинное идейно-художественное своеобразие, их пафос, их сатирическую глубину.

Давайте же обратимся к «Истории одного города» и посмотрим, в чем конкретно состоит гротесковость этого бессмертного произведения и каков смысл обращения сатирика к гротеску.

За сто лет, прошедших с момента появления этой «странной и замечательной книги» (слова Тургенева), о ней написано немало ценного и поучительного. Работами С. Макашина, Е. Покусаева, Д. Лихачева, В. Кирпотина, Б. Эйхенбаума, А. Бушмина и других советских литературоведов многое сделано для правильного понимания ее «источников», ее громадного обобщающего значения и структурных особенностей. И все же идейно-художественное своеобразие данного произведения до сих пор не раскрыто в полной мере. Особое удивление вызывает тот факт, что все это время оставалась «незамеченной» гротесковая природа книги. Конечно, термин «гротеск» при анализе «Истории одного города» упоминался. Однако разговор, как правило, сводился к фигуре градоначальника Дементия Варламовича Брудастого, нарисованной Щедриным в главе «Органник». В результате создавалось впечатление, будто гротеск проявился в одной лишь этой фигуре «Истории…». Остальное же повествование, дескать, построено по каким-то иным художественным законам. Между тем гротеск – не просто одна из особенностей этой необычной книги, а ключ к ней: он выступает в данном произведении Щедрина в качестве основного принципа сатирического обобщения и проявляется многолико, многопланово.

ГОРОД-ГРОТЕСК

1

Город Глупов впервые появляется у Щедрина еще в начале 60-х годов. Именно тогда писатель публикует целый ряд острых сатирических очерков, составивших так называемый «глуповский» цикл.

В «Истории одного города», создававшейся в 1868 – 1870 годах, перед читателем вновь предстал Глупов. Однако это был уже не совсем тот город, который фигурировал в прежних очерках. Раньше он, при всем своем обобщающем значении, все-таки действительно был городом. Городом вымышленным, но сохраняющим все очертания и признаки города реального, подлинного. Люди, населявшие его, ничем не отличались от обитателей настоящих российских городов. Они сплетничали, клеветали, всячески сопротивлялись общественным новшествам (или же, наоборот, быстренько приспосабливались к ним) и вместе с тем сохраняли вполне реальный облик горожан. И события, которые происходили в этом городе, тоже были вполне реальными и правдоподобными.. Настолько правдоподобными, что жители ряда губернских центров были убеждены, что Щедрин под именем Глупова нарисовал именно их родной город².

Теперь облик Глупова изменился. Город стал каким-то странным, подвижным, изменчивым. В описании его появились явные противоречия. Так, например, на одной из страниц книги сказано: «Прибывши домой, головотяпы немедленно выбрали болотину и, заложив на ней город, назвали Глуповым…»А на другой странице местоположение Глупова выглядит уже иначе: «Родной наш город Глупов, производя обширную торговлю квасом, печенкой и вареными яйцами, имеет три реки и, в согласность древнему Риму, на семи горах построен, на коих в гололедицу великое множество экипажей ломается и столь же бесчисленно лошадей побивается».

Впрочем, противоречия сказываются не только в этом. Даже границы Глупова стали какими-то непонятными, неопределенными.

То перед нами вроде бы предстает небольшой уездный городишко с прилегающим к нему выгоном для скота (рассыльный прибывает в Глупов «из губернии»; новый градоначальник приезжает «из губернии»; «особенная комиссия» тоже едет «из губернии»).

То вдруг выясняется, что это город скорее губернский (в трактате Микаладзе встречаем такие фразы: «В одной из приволжских губерний градоначальник был роста трех аршин с вершком… В другой губернии столь же рослый градоначальник…» и т. д.

1. См. статью «Границы гротеска» («Вопросы литературы», 1968, N 4).[↩]
2. См.: С. Макашин, О типическом, «Огонек», 1956, N 12, стр. 22.[↩]