№4, 1984/Обзоры и рецензии

Исследование и исследователь

А. Дементьев, Статьи о советской литературе, М., «Художественная литература», 1963. 414 с.

Хотя в книге А. Дементьева «Статьи о советской литературе» собраны его работы последних лет, весь ее характер позволяет увидеть творческий облик критика и литературоведа в главных, определяющих чертах.

Первая часть книги – «В. И. Ленин и советская литература» – обобщает многолетнюю работу А. Дементьева в этой неизменно занимавшей его мысль области нашей культуры. Среди бесчисленных работ на эту тему книги и статьи А. Дементьева не затеряются, ибо автор умеет видеть остро и по-новому многие грани темы; его подход отличают не только образцовое знание всех материалов, относящихся к предмету исследования, не только глубокое вживание в литературный процесс тех лет, но и редкое умение органически воспринимать связь литературного процесса с социальными коллизиями и политический опыт, необходимый в таком исследовании.

Рассматривает ли автор исторический контекст, в котором оценивал В. И. Ленин стихотворение Д. Бедного «Слепые», вникает ли в ленинский анализ природы «левого ребячества», истолковывает ли новые грани ленинского отрицания «критики, продиктованной паникой и обывательской оценкой действительности» (стр. 26), или показывает всю справедливость слов Крупской о том, что Ленин «считал вреднейшим оппортунизмом неумение смотреть правде в глаза, как бы горька она ни была» (стр. 21), – перед нами встает в единстве и неразрывности политика, идеология, литература.

Читая статьи А. Дементьева о Ленине, словно погружаешься в живое и страстное движение ленинской мысли – смелой, новаторской, дальновидной.

Осмысливая ленинские суждения по вопросам политики, идеологии и литературы, автор не упускает из виду главное: что все это значит для литературы, ее развития, ее будущего, как в этих суждениях осознаются и прогнозируются новые свойства реализма, как меняется литература, вступая в тесные связи с меняющейся жизнью.

В этих начальных главах книги сразу и сильно выражается главное свойство А. Дементьева – литературоведа и критика. Его книгу отличает то непосредственное чувство литературного процесса, которое дается громадным опытом размышления и участия (при этом А. Дементьев нигде не стремится выступать как мемуарист, оставаясь литературоведом. Но не кабинетным созерцателем тех или иных историко-литературных коллизий, а острым, компетентным интерпретатором живого для него литературного опыта). Внутреннюю цельность книге придает убежденное отстаивание той системы идей, изучению, пропаганде и проведению в жизнь которой была посвящена вся деятельность А. Дементьева – педагога, ученого, редактора, организатора исследований, участника литературных боев на протяжении последних десятилетий.

С этим связан и сложный, своеобразный жанр, в котором написано большинство работ, включенных в книгу, в нем переплетаются исследование и полемика, публикаторский пафос и чувство живого литературного процесса.

Через всю книгу проходит спор с субъективизмом, с разного рода поверхностными, хотя, быть может, и увлекательными, концепциями – и давними, и новоявленными. И для А. Дементьева иначе быть не может: он знаток фактов, академический ученый, владеющий громадной источниковедческой базой; он понимает, какая сложная и богатая жизненная, социальная, политическая, культурная реальность стоит за теми или иными явлениями литературы. Отсюда устойчивость его концепций, можно сказать, их традиционность, непокорность, неподатливость тем или иным скороспелым «оригинальным» идеям. По этой причине А. Дементьев с большой настороженностью относится к скоропалительным, экстравагантным гипотезам, к соблазнам пересмотров и новаций.

Качества эти определяют облик не только «панорамных» историко-литературных работ в рецензируемой книге, но и работ, сосредоточенных на, казалось бы, «локальных» объектах (статьи об издательских начинаниях Горького, о Воронском, о некоторых книгах из серии «ЖЗЛ» и т. п.). И это, как мы увидим, ничуть не отрицает потребность автора в научной самокритике, в пересмотре тех своих суждений, которые отклонила требовательная самопроверка, снова и снова им проводимая (в особенности это относится к работам о Воронском).

Но сначала о Горьком, который является вторым после Ленина центром книги.

Горькому посвящены три статьи, среди которых выделяются новизной вторая – идет речь об издательских начинаниях великого писателя – и третья – о редакторской работе в журнале «Литературная учеба»…

Обе эти статьи возникли на материале переписки Горького, еще совершенно недостаточно освоенной нашей историко-литературной мыслью. Вот где видишь богатство реальной литературной жизни, сложность и напряженность процесса – в его противоречиях, в сверкании острых граней, в живой диалектике! Механизм издательской деятельности приобретает идеологический, политический характер, становится средством формирования и литературы, и общественной идеологии, всей Культуры. Тут и проблемы «рынка», и параллели между отечественной и западной литературой в чтении советского массового читателя, и сопоставление разных систем ценностей в этом чтении…

Своеобразие деятельности Горького-издателя А. Дементьев видит в ее системности, обусловленной желанием обеспечить многогранный прогресс социалистической культуры. Социально-идеологический смысл этой работы Горького им превосходно осмыслен и подчеркнут. Несомненно, эта сторона деятельности Горького по-особому близка автору статьи. Читая слова А. Дементьева, восхищающегося тем, что Горький «был полон оригинальными и плодотворными замыслами и начинаниями», что «излюбленная им «разбивка по отдельным сериям» привела к созданию таких известных серий, как «Жизнь замечательных людей»… «Библиотека поэта»… и др.», вспоминаешь о том, что в лице самого А. Дементьева связаны воедино «теория» и «практика». И он в своей работе, как известно, делал ставку на фундаментальные серии – вспомним дважды издававшуюся многотомную «Историю русской советской литературы», двухтомные «Очерки истории русской советской журналистики», тома «Архива А. М. Горького» и другие издания, в осуществлении которых А. Дементьев играл подчас решающую роль. И хотя об этом, понятно, в рецензируемом издании нет ни слова, связь эту нельзя не замечать.

Статья «Литературная учеба» и РАПП» еще раз, и на специфическом, совершенно нетронутом материале, показывает, как настойчиво боролся Горький за единство советской литературы, против рапповского сектантства. И это, заметим, в условиях, когда РАПП казалась всемогущей, а рапповцы считались хозяевами советской литературы, – в 1929 – 1931 годах. Поистине советская литература в муках выстрадала свое единство, выработав свои принципы в преодолении многих иллюзий и заблуждений. «Свои журналы, – пишет исследователь, – Горький создавал как массовые, а не групповые. Он ставил перед ними задачи не кружковые, а общенародные, государственные и принимал все меры к тому, чтобы в них не проникла «зараза «групповщины» (стр. 179).

Так от статьи к статье раскрывается в книге А. Дементьева процесс становления советской литературы как литературы общенародной; литература социалистического реализма возникает не на почве схоластических и сектантских умствований о диалектико-материалистическом методе, а как литература, исходящая из всего опыта народной жизни и революционного процесса и обращенная к этой жизни, влияющая на этот процесс. Так развивается, обретая убедительную историческую плоть, идея горьковской школы в литературе, школа социалистического реализма.

Статьи о Воронском имеют в творческой биографии А. Дементьева особое значение. Здесь он заботится о восстановлении в правах забытого, проходя сложный путь к «объекту», совершенствуя на этом пути инструмент исследования. Здесь отчетливо выражено «самодвижение» исследователя, преодолевающего дурную традицию поверхностных, привычно-схематических определений (скажу к слову, далеко еще не изжитых у современных историков литературы 20-х годов). За этим встает у А. Дементьева во многом уточненная, а то и пересмотренная прежняя «шкала ценностей», та расстановка сил в литературе, на которую ему пришлось взглянуть со вниманием и по-новому. Так обстоит дело с его статьями о литераторах 20-х годов – Воронском, Полонском, о «Литературных записях» Фурманова.

Сначала, еще в 1963 году, им (совместно с Г. А. Воронской) был подготовлен сборник статей А. Веронского, сборник этот был, так сказать, заявкой на возвращение выдающегося критика в литературу. И на много лет деятельность А. Дементьева стала борьбой за его полное возвращение.

О чем бы ни писал А. Дементьев, духовным, идейным центром его статей, точкой отсчета является ленинская литературная и культурная позиция. Этим измеряет исследователь социально-культурную эффективность сделанного Горьким, с этим мерилом подходит он и к Воронскому – литератору ленинской, горьковской школы, одному из крупнейших организаторов молодой советской литературы, редактору «Красной нови» – журнала, в создании и деятельности которого большое значение имели ленинские установки. Статью о Воронском можно было бы назвать не «А. К. Воронский-критик», а «Воронский и советская литература», настолько в полезрения исследователя вместе с Воронским неизбежно попадают и главные процессы самоопределения советской литературы в один из наиболее творческих моментов ее судеб. Воронский был в центре тех споров, в огне которых рождалось социальное и эстетическое самосознание советской литературы. Его линия была связана с требованием наибольшей эффективности этой литературы, с обеспечением тех условий, при которых она могла бы наиболее полно решать свои социально-культурные задачи. Поэтому Воронский так непримиримо воевал с напостовским и рапповским сектантством, групповщиной.

И здесь, мне кажется, возникает один полемический мотив. До сих пор не доведен до конца спор об отношении Воронского к так называемой «пролетарской литературе». А. Дементьев пишет: «…Здесь – в осмыслении ленинских выступлений по вопросам советской культуры – Воронский допустил серьезную ошибку: он усмотрел в этих выступлениях отрицание самой возможности пролетарской культуры (и литературы) в переходный от капитализма к социализму период…» (стр. 203).

Думается, что такой ошибки Воронский не допускал.

Ленинские положительные суждения о «пролетарском искусстве», «пролетарской культуре», как известно, относились отнюдь не к пролеткультовщине и напостовству, а скорее к тому, что было им противопоставлено.

Сегодня мы можем сказать, что выражения «пролетарская культура» и «пролетарская литература» в широком методологическом смысле были правомерны лишь до того времени, как появились термины «социалистическая культура», «искусство и литература социалистического реализма». Этими терминами прежние, переходные определения были сняты.

Ведь несомненно же, что творчество таких писателей 20-х годов, как Леонов, Федин, Тихонов, Маяковский, Есенин, Толстой и многие другие, кого считали «попутчиками» (и резко противопоставляли «пролетарским»), и творчество «пролетарских» писателей – Фадеева, Гладкова, Серафимовича, Д. Бедного и других – равно впадало в русло социалистического реализма. Сегодня для нас типологически нет никаких серьезных оснований для их противопоставления. С самого начала на этом пути возникла единая советская литература. Сегодня это должно быть понятно всем, в те годы это видели очень немногие.

Среди этих немногих был и Воронский, проницательно и принципиально решавший вопрос о единстве послеоктябрьской литературы на путях ее социалистического будущего (и настоящего).

А настаивать на обособленном и привилегированном существовании внутри этой литературы какой-то особой, «пролетарской» литературы, противостоящей «попутчикам» (то есть все тем же Маяковскому, Есенину, Толстому, Платонову, Федину, Тихонову и т. д. И Горькому, кстати сказать!), не было и нет никакого смысла, кроме сектантски-комчванского.

С этими-то сектантскими притязаниями и боролся Воронский – и был прав в своей борьбе, прав стратегически.

Интересно и глубоко пишет А. Дементьев о Воронском-прозаике, авторе замечательных романов-мемуаров, высокоталантливо воспроизводящих сложный путь русского человека в революции.

В статье о Вячеславе Полонском А. Дементьев снова выступает в своей главной силе. Чего стоит великолепный портрет этого человека: и публициста, и организатора, и историка, и критика, и как все эти качества слились в его деятельности редактора! «Он обладал всеми данными, необходимыми для редактора журнала: широкой и многообразной эрудицией, кипучей энергией и организаторскими способностями, умением работать с авторами, боевым темпераментом и смелостью, пониманием запросов, читателей и знанием «секрета», как сделать книжку журнала интересной» (стр. 255).

Это определение Полонского-редактора, верное применительно к тому, чей портрет пишет А. Дементьев, приобретает и расширительное, символическое значение. Это отличный собирательный портрет тех крупных, выдающихся людей, которые обеспечивали «коммуникации» нашей литературы, создавали советскую литературную журналистику, – от Воронского до Твардовского. Это они – организаторы, теоретики, критики, писатели одновременно. Люди широкого антигруппового литературного кругозора. Здесь у А. Дементьева снова «задействованы» не только его историко-литературное знание, его исследовательская интуиция, но и его собственный опыт, а особенно память человека, многие годы работавшего рука об руку с. Твардовским в «Новом мире» – журнале, первым руководителем которого был Полонский.

Понятно, что литератор, обратившийся к такому острому и сложному материалу, какой выбрал А. Дементьев, не может не быть вовлеченным в давние и ближние споры. Полемизм книги ощутим на каждом шагу: и в отдельных персональных несогласиях, и в оспаривании концепций, и в пересмотре тех или иных старых или новых заблуждений (например, легенды об «интуитивизме» Воронского, понимании взглядов Полонского на «социальный заказ» и т. п. вплоть до новейших идей И. Золотусского, Ю. Лощица и М. Лобанова).

Пожалуй, всего интереснее тут полемический сюжет с «Литературными записями» Дмитрия Фурманова (когда писателю упорно приписывались суждения, ему не принадлежавшие).

На какой почве возникла эта конфузная, но и поучительная история? В ней отразилось многое: и неизученность, трудная доступность материалов литературы тех лет, и неразвитость навыков серьезного источниковедения, и застарелая привычка к догматизму, из-за которого живые и – как все живое – противоречивые участники литературной жизни превращались в фетиши. А. Дементьев верно пишет: «Статьи и книги эти были основательно позабыты, не переиздавались, представления о некоторых из авторов приняли полуфантастический характер» (стр. 280).

История эта свидетельствует и о том, что цепная реакция неверных толкований и атрибуций приводила (и приводит) ко все более распространяющемуся отрицательному эффекту: волна за волной идут ложные «сигналы», умножается дезинформация, происходит загрязнение научной «среды», углубляется некомпетентность. «Так до наших дней, – заключает А. Дементьев, – и продолжаются злоключения с «Литературными записями» Фурманова» (стр. 287).

Таким образом, и эта статья затрагивает многие вопросы изучения литературы – и собственно научные, и социальные, и этические.

Несколько статей в книге посвящено литературным современникам, в том числе и тому, кого А. Дементьев знал так близко, как мало кто другой, – Твардовскому. На характере этих статей отразилось многолетнее сотрудничество, глубина понимания, сходство литературных взглядов и оценок, да и просто близость жизненного пути и опыта. Это делает едва заметный свидетельский, мемуарный оттенок статей о Твардовском особо достоверным и укрепляющим их главную мысль.

Автора привлекают не «переменные величины» суждений Твардовского, а устойчивое, коренное (см. стр. 342 – 343). Прекрасные слова поэта из «советов молодым» приводит он: «…С самых начальных этапов творчества приобретать читателя, предполагать читателя, которому нет дела до наших литературных мелких секретов ремесла и которому есть дело только до того существенного, что мы хотим ему сказать» (стр. 345 – 346).

Об этом главном и существенном пишет А. Дементьев и в статье «Живые заветы» – о литературном облике М. Исаковского, о его литературных суждениях и принципах.

Несколько необычна для манеры автора статья о поэзии А. Прокофьева: не столько исследование «системы», сколько «заметки», эмоционально написанные. Следовательно, умеет А. Дементьев быть лириком и эссеистом, нескрываемо и от души восхищаться талантом, артистизмом, душевным размахом поэта…

«Статьи о советской литературе» А. Дементьева – книга серьезная и глубокая, живая и полемическая, к ней еще не раз обратятся читатели – и профессионалы, и любители советской литературы.

г. Ленинград

Цитировать

Акимов, В. Исследование и исследователь / В. Акимов // Вопросы литературы. - 1984 - №4. - C. 211-217
Копировать