Искусство, которое заповедано Богом

Я не против того, чтобы выступить первым из приглашенных. Здесь даже есть определенная традиция: раньше (судя по «Капитанской дочке») на военных советах начинали с младших по чину и по возрасту.

Я хотел бы прежде всего уточнить сам предмет разговора – понятие религиозной литературы. Есть два понимания этого термина: более широкое и более узкое. Последнее предполагает религиозную тематику произведения, первое же – религиозное мировосприятие автора. Сначала я хочу поговорить о религиозной литературе в широком понимании термина.

На проблему «христианство и литература» существуют, кроме всех прочих, две крайние точки зрения. Одна, характерная для эстетической среды, представляет искусство, а вместе с ним и художественную литературу как высшую реальность, черпающую нравственную оценку в самой себе. Другая, характерная для среды церковной, напротив, относится к искусству как к соблазну, отвлекающему человека от Бога. Оба взгляда имеют свою логику. Однако, повторяю, это две крайности, к которым склонно не так уж много людей, принадлежащих, так сказать, к элитарным кругам как в искусстве, так и в религии. В жизни, и особенно в современной жизни, чаще встречаются промежуточные подходы.

Процесс, который Принято именовать «религиозным возрождением», развивался у нас в среде интеллигенции, причем преимущественно интеллигенции гуманитарной. Поэтому проблема «христианство и литература» ощущалась здесь особенно остро. Перед «первопроходцами» религиозного возрождения (я имею в виду поколение Зои Крахмальниковой и Феликса Светова), естественно, вставал вопрос об иерархии ценностей, о соотношении между старыми идеалами (искусство, литература) и новыми (религия, Церковь). Чаще всего этот вопрос решался в пользу идеалов новых. Искусство же и литература отходили на задний план, сохраняя, однако, некоторую значимость, хотя и относительную.

По мере развития процесса религиозного возрождения он в той или иной степени захватил почти всю интеллигенцию. И тогда на смену «первопроходцам» пришел и вскоре стал главенствующим в общественном мнении иной тип. Тип людей, оставшихся прежде всего «жрецами культуры», но вместе с тем признающих если не Бога и Церковь, то по крайней мере существование «чего-то высшего». Но это «высшее» в их сознании все-таки стоит по иерархии ниже обожествляемых ими культуры, искусства, литературы.

Люди этого типа весьма уважительно относятся к религии и к Церкви, могут даже сами посещать, ее, считать себя верующими. При этом, однако, их внутренняя иерархия ценностей никогда не нарушается.

Истинное мировосприятие этого тина высвечивается, как только дело доходит до решения серьезных конкретных вопросов. Таким вопросом, например, является сейчас возвращение награбленного у Церкви имущества. Казалось бы, в этическом плане проблема совершенно ясна: сначала надо отдать украденное, а потом уже разбираться во всем остальном. По-иному рассуждает, однако, значительная часть нашей интеллигенции: она грудью стала на защиту культуры, боясь, что верующие «замусолят губами «Троицу» Рублева» (такое мне самому приходилось слышать). Вот передо мной лежит телеграмма, направленная в адрес Б. Н. Ельцина и подписанная академиками Д. С. Лихачевым, Л. М. Леоновым, И. В. Петряновым-Соколовым, Б. А. Рыбаковым, В. Л. Яниным. Приведу из нее хотя бы одну фразу: «Однако в наши дни возвращение в собственность религиозных объединений культурных ценностей культового происхождения может проводиться только выборочно и с большой осторожностью». В этой фразе дана квинтэссенция сознания того типа интеллигенции, о котором я говорю. Вроде бы защищая культуру, они в глубинном смысле предают эту самую культуру, отрывая ее от корней. Так поступали, например, американские нувориши – ценители искусства, покупая и перевозя в США старинные английские замки. Хотя в случае с религиозной культурой и такая аналогия достаточно поверхностна. Приведу на этот счет цитату из статьи современного поэта и культуролога Владимира Микушевича: «…церковная музыка в концертном зале, икона в музее не обнаруживают всего своего духовного потенциала и своей истинной красоты. Вне Церкви человек поставлен в ложное положение по отношению к церковному искусству. Дело в том, что в концертный зал и в музей допускаются лишь слушатели и зрители… Церковное искусство действенно; оно озадачивает и даже отталкивает пассивного слушателя и зрителя. Оно соборно, и его воспринимает лишь тот, кто сам участвует в его жизни и сотворении».

Попытаюсь подвести некоторые итоги сказанного. Два взгляда на религию и культуру, которые я разбирал сейчас, в отличие от двух первых – крайних – внутренней логики лишены. Они есть порождение современного двоемыслия. Дело в том, что искусство и религия не могут вступать в иерархические отношения, так как и то и другое претендует на Истину, и то и другое требует от человека полной отдачи духовных сил, полного поглощения.