№2, 1966/Советское наследие

«Искатели золотоносных жил»

Доклад З. Кедриной называется «Какая она, правда образа?». И. Золотусский отвечает на него полемической репликой «Правда правды». Я бы тоже начал с разговора о правде. Всякое новое талантливое произведение – это, пусть небольшое, открытие обновленной, изменившейся, ни на что известное и бывшее не похожей жизни. Но читатели (в том числе критики) судят о неизвестном, чаще всего исходя из уже известного, апробированного, привычного. Отсюда разное понимание художественной правды у разных людей.

Можно выяснить причины несогласий и попытаться договориться о точном значении термина. Так поступает З. Кедрина. Можно сказать вслед за И. Золотусским: «Правда – все-таки правда, и нечего над ней мудрить. Что не ложь, то правда…» И. Золотусскому кажется, что он разрубает гордиев узел проблемы одним точным и неотразимым ударом. Если писатель это «не с неба взял», а «списал с действительности», значит, мы имеем дело с правдой.

Заманчиво. Просто. Однако вряд ли помогает решить все споры. Житейская правда, правда фактов, неоднородна. В самой действительности (и от этого никуда не уйдешь) есть главное и второстепенное, важное и незначительное, общеизвестное и малоизвестное и т. п. Но механическое копирование фактов – даже соответственно их значению – еще не дает правды искусства, правды образа. И. Золотусский это знает. И, зная это, говорит о «Конспекте романа» В. Пановой, о «Семерых в одном доме» В. Семина и «Поденке» В. Тендрякова как о произведениях правдивых, но умалчивает, скажем, об «Оливковой ветви» А. Первенцева, потому что, если всерьез принять аргументацию И. Золотусского, с помощью которой он «защищает» В. Семина, В. Тендрякова, М. Рощина и других, то надо признать право на бессмертие и за «Оливковой ветвью». Ведь все, о чем поведал А. Первенцев, говоря словами И. Золотусского, «было на самом деле», и, значит, это «правда», и «она не может устареть». И вообще, «когда нет философских книг, когда нет обобщений, такая книга – наш черный хлеб».

По сути, та концепция правды, которую выдвигает И. Золотусский, игнорирует специфику искусства, стирает грань между натурализмом и реализмом. И вот неожиданный, но вполне закономерный результат: защита с позиций предложенного критиком понимания правды ряда интересных, талантливых произведений превращается фактически в их «уничтожение».

В повести В. Семина, по словам И. Золотусского, «еще нет сгущения», писателю «еще не хватает сил построить из имеющихся у него под рукой материалов дом», но «материалы-то эти – подлинны. Они – правда», М. Рощин своими рассказами как бы говорит: «Вот так живут люди, так течет день… Я не осуждаю этих людей и не славлю. Я их показываю». И это – правда. «В. Тендряков разоблачает приписки», и только. Поэтому «Поденка» кажется критику поденкой. «Но она – правда». И т. д.

Но, позвольте, если у писателя есть только «материалы», но не хватает сил построить из них «дом», то есть художественное произведение, о чем можно говорить? И если литература «не осуждает» и «не славит», а просто «показывает», в чем тогда ее преобразующий смысл и гражданское назначение? Кому нужно произведение, написанное по высмеянному еще Щедриным принципу: вижу забор, говорю – забор, вижу поясницу, говорю – поясница?

Цитировать

Мотяшов, И. «Искатели золотоносных жил» / И. Мотяшов // Вопросы литературы. - 1966 - №2. - C. 25-31
Копировать