Искать глубинный горизонт

Мне кажется, у нас уже определилась общая оценка «Истории». Когда в начале 60-х годов обсуждался ее проспект, единодушно отмечалось, что создание такого многостороннего и целостного исторического исследования поднимет на новую, высшую ступень все наше литературоведение в целом, станет исключительно важной вехой на пути развития нашей науки. Сегодня, после свершения дела, мы высказываемся будничнее, но ведь так бывает нередко – и «даже большие свершения больших ожиданий бедней».

Поставленная цель достигнута, единая «История советской многонациональной литературы» создана, в самом деле она является исторической вехой в нашем литературоведении.

Труд этот, подытоживший коллективный опыт советского литературоведения, важен своим фактическим содержанием. Но еще более важны его методологические уроки, воплощенные в нем принципы, способы анализа и осмысления многонационального литературного процесса.

По фактическому содержанию эти шесть томов могут использоваться нами в качестве своеобразного историко-литературного справочника. Главное же в том, что мы уже сейчас не можем мыслить о нашей литературе, не производя «примерки» своего мышления к уровню анализа и синтеза, достигнутому в этих томах, не развивая дальше заложенные здесь исследовательские идеи.

На Западе сетуют, что нынешние формы и принципы исследования истории литературы – стереотипны, изложения этой истории ведут свое начало со второй половины XVIII века и уже исчерпали свои возможности, они не в состоянии выработать надлежащую современную модель литературного процесса.

Наши историки литературы, создавая обсуждаемый труд, видимо, намного острее чувствовали недостаточность существующих историографических стереотипов и необходимость новых подходов, – ведь сама история советской литературы, сама советская литература как предмет исследования несет в себе куда большую новизну, чем любая другая литература мира.

Как следует оценить избранные авторским коллективом общие принципы построения «Истории»? В частности, – не буду замахиваться на многое, – сочетание глав – портретов отдельных национальных литератур с главами, анализирующими общие проблемы? Думаю, что на данном этапе, в первой попытке синтеза, вряд ли можно было найти и реализовать какой-то более органичный ход.

Не говорю, что в принципе он невозможен, – это покажет дальнейшее развитие нашей историко-литературной мысли. Мне кажется, что его нужно искать. Но сейчас то, что найдено и реализовано в «Истории», представляется мне вполне закономерным.

Итак, единая «История советской многонациональной литературы» создана. Стоя на этой почве, мы теперь можем высказывать и критические замечания по поводу отдельных рыхлых ее участков, о том, что нас уже не удовлетворяет.

Да, нельзя сказать, что все тома, разделы, страницы написаны на «едином дыхании», на одном уровне, – неровностей много, есть просчеты, натыкаешься на слишком поверхностные наблюдения. Да это, наверное, и неизбежно: огромен коллектив авторов, разных по опыту; далеко не одинакова предшествовавшая разработка национальных «Историй» литературы, не одинакова глубина постижений различных тенденций литературного процесса, различных проблем. И хотя многие из недостатков заметны нам именно благодаря тому, что авторы своей работой открыли перед нами более широкие горизонты, – было бы нелепо закрывать на них глаза, даже принимая в расчет объективные обстоятельства.

Я не буду приводить много примеров. Меня занимает сейчас больше всего один вопрос: почему при ознакомлении с этой многотомной «Историей» у меня рождается какое-то пугающее чувство неохватности, необозримости изложенного материала?

Как известно, безбрежное море фактов, их описаний со временем приобретает в науке вид краткой и точной формулы.

Формула – это идеально организованное знание, но прежде, чем появится она, нужно постигнуть закономерности явлений, открыть тот или иной закон.

Формула и есть выражение закона.

Литературоведческие «формулы»-концепции непохожи на математические, но без осознанных закономерностей развития, ясное дело, нам тоже не ступить и шагу.